Глазам было больно от огненного круга. Круг сверкающих точек вертелся, как огненное колесо, — медленно, потом скорее, скорее… потом движение замедлялось и ускорялось снова с болезненным колотьем в глазах… В непрерывающейся, бесконечной последовательности. Точки вырастали и превращались в шары, раскаленные изнутри огненным жаром. Точно цепь, все снова возобновлявшаяся… Они вырастали и сверкали огненными цифрами и буквами. Больно было читать пляшущие слова. Мо-ле-ку-ла… молекула — гласили буквы. Слово раздувалось, точно блестящий пузырь. Потом оно лопнуло и распалось на бесчисленные точки. Они снова стали разрастаться в кровавые капли. Снова появились буквы, причинявшие такую боль… А-т-о-м… Снова раздулось и лопнуло слово атом… Ослепительно сверкали ионы и корпускулы и в секунду превращались в шары. И снова атомы и красные молекулы вертелись… вертелись… Огненная точка вдруг превращалась в шар, в палящее солнце, в море пламени…
— Ах! — тихо застонал он.
Вальтер Верндт открыл глаза. С трудом, с болью, медленно приходя в себя. Взгляд его упал на грязную плоскость над головой, на обломки серых камней. Он, очевидно, лежал на полу низкого подвала.
Он принужден был надолго закрыть глаза, так больно ему было от света. Но он все же заставил себя поднять свинцовые веки. Ему казалось, что его сетчатую оболочку режут раскаленными осколками стекла… Он медленно собирался с мыслями. Прежде всего, он стал соображать, где он может находиться. Но это утомляло его. Он снова погрузился в дремоту…
Он, должно быть, уже давно смотрел на потолок над головой!… Кружение огненных точек и горение глаз прекратилось. Но мысли его все еще были под каким-то гнетом. Где он? Как попал он сюда? Он хотел встать, но руки его оказались крепко связанными за спиной. Ему не удавалось освободить их, несмотря на все усилия. Вдруг он понял: он связан. Он теперь ясно ощущал боль от веревок. Связан? Как это произошло? Воспоминание все еще не хотело приходить на помощь. Тотчас же снова начала болезненно ныть голова. Кого спросить? Неужели он один? Ему, наконец, удалось медленно, медленно повернуться на бок. Ему стало дурно, но он овладел собой.
— Эй! — пробормотал он заплетающимся языком. И еще раз: — Эй!
Звук его слов больно ударил ему в виски. С другого конца помещения послышалось радостное восклицание:
— Учитель!
Мгновение все было тихо. Что это такое?… Голос ему казался знакомым.
— Учитель! — раздалось громче, настойчиво и встревоженно.
— Да! — ответил он. — Кто говорит со мной?
— Вы живы! Вы живы! — в голосе было ликование. — Это я, Вернер Нагель, — как вы себя чувствуете, милый, дорогой учитель?
Волна радости залила мозг Верндта. На мгновение мысли его замерли. Потом он испытал чувство, будто перед ним разрывались туманные завесы.
— Мне понемногу становится лучше, — ответил Верндт. Он болезненно напряг всю силу воли, чтобы проснуться. — Где мы? Как мы попали в эту комнату?
Нагель перекатился к нему, точно круглый тюк.
— Мы были в нашей лаборатории и поймали человека, которого вы, повидимому, знали…
— Постойте! — произнес Верндт. — Теперь я припоминаю. Я думал, что это был сон, от которого я только что проснулся. Это был профессор Кахин, не правда ли?
— Вы его так назвали.
— Но дальше я ничего не помню…
— Нас сшибли с ног. Очевидно, сначала меня, потом вас. Или обоих одновременно. Иначе я бы. увидел, а я ничего не знаю.
— Я припоминаю. Кахин стоял, как окаменелый, черты его лица исказились… Потом я почувствовал удар. Очевидно, был еще один человек, которого мы не заметили…
— Да, настоящий великан. Черноволосый, атлетического сложения. Я видел его только в течение одного мгновения. Потом комната уж заплясала вокруг меня…
— Значит враги, преступники!.. — Мы находимся сейчас в городе Верндта?
— Нет. Нас куда-то увезли. Меня ударили, должно быть, не так сильно, как вас. Я очнулся от толчка и услышал голоса. К моему счастью, я мог только слегка приоткрыть глаза. Меня выносили из аэроплана. Я притворился мертвым и только старался замечать все из под опущенных век. Аэроплан, привезший нас, стоял на холме, над городом, который я, в своем положении, мог разглядеть только отчасти. Я увидел виллы среди кокосовых пальм и манговых деревьев. Дальше стояла мечеть и вокруг нее жалкие деревянные хижины индусов, а когда меня подняли, я увидел море. Нас несли через роскошный парк. Я заметил дерево, гигантские ветви которого свисали почти до земли. Под ним стояла каменная скамейка, на которой были вырезаны солнце, луна и корова…
— Знаки парсов. Солнце, луна, вода, огонь и священная корова. Эти знаки и море говорят, что мы в Бомбее. Что же было дальше?
— Нас понесли по ровному месту. Мне пришлось на время закрыть глаза. Мне казалось, что за мной наблюдают. Когда я снова осторожно приоткрыл веки, мы оказались на каменном мосту. Перед нами поднимались не особенно высокие, но закругленные, как бы в гигантском цирке, белоснежные стены. Я не заметил ни одного окна. Нас пронесли в низкую дверь. Потом мне, к сожалению, накинули на голову платок. Я почувствовал отвратительную вонь, но ничего не мог видеть. Когда же с меня сняли платок, мы оба уже лежали в этом подвале.
Верндт подумал мгновение.
— Вы не узнали строения, в которое нас внесли?
— Мне казалось, что я уже где-то должен был его видеть. В действительности или на картинке.
— Да, это жуткое место, куда нас привезли…
— Как? Вы знаете, где мы находимся?
— Я, по крайней мере, думаю, что знаю. Ваше описание указывает на сооружение парсов, в котором погребают их мертвецов.
Он вдруг замолчал. За дверью послышался шум. Со скрипом повернулся тяжелый ключ. Дверь подалась. На пороге стояла стройная фигура женщины редкой красоты. За ней следовал мужчина ужасающей наружности. На длинной волосатой шее сидела тощая голова с диким лицом. Горбатый нос выступал, как клюв. Лохматые брови торчали над колючими, горящими глазами. Это было лицо коршуна, нацелившегося на добычу.
Женщина остановилась на мгновение. Потом быстро подошла к лежащим. Она встретилась взглядом с инженером.
— Ах! — удивленно вырвалось у нее. Жестокая усмешка скользнула по ее лицу. Она посмотрела на Верндта с жадностью и с любопытством, точно желая запомнить его черты. Ее спутник осмотрел веревки, связывавшие жертв. Она равнодушно следила за ним. Потом вдруг вся вспыхнула.
— Я просила однажды великого исследователя и могучего ученого отдать мне свое могущество, чтобы делить со мной мое. Он был слишком горд, этот саиб, и предпочел лечь у моих ног, как пленник.
Она ждала ответа, но Верндт гордо молчал. Ее лицо слегка покраснело от возмущения.
— Он мог бы жить, как бог. Теперь же, не успев достигнуть цели, он сойдет в вечное молчание. И другие докончат его дело и будут всем обладать.
Она снова подождала ответа, но на губах Верндта была насмешливая улыбка.
— Говори! — топнула она ногой.
Глаза Верндта вдруг стали жестки, как сталь.
— Если ты хочешь, чтобы я говорил, развяжи сначала наши веревки. Или ты побоишься тогда разговаривать с нами?
Она думала недолго.
— Оссун! — резко приказала она своему желтолицому спутнику. В каждой руке у нее блеснул револьвер.
— Слуга коршунов развяжет ваши веревки. Но не мечтайте ни о каком бегстве. При малейшем подозрительном движении в вас попадет пуля.
— Ах, я вижу, что ты женщина! Ты не жалеешь слов.
— Молчи! — крикнула она.
Человек с головой коршуна развязал ученым руки и ноги. Вальтер Верндт встал и потер себе тело. Кровообращение медленно восстановлялось. Индуска смотрела на профессора с молчаливым интересом. Ее удивительные, сверкающие глаза скользили по бронзовому лицу и атлетической фигуре врага. Инженер так старательно занимался массажем, точно загадочной повелительницы Индии здесь и не было вовсе.
— Саиб, почему ты противишься своему счастью? — послышалось почти сердечным, просительным тоном.
Он взглянул на нее. С удивлением и вопросом.
— Почему ты не хочешь поделиться со мной своими познаниями и приобрести власть над людьми? — спросила она еще раз.
Он выпрямился и стал выше ее на голову.
— Наши взгляды разделяет пропасть, — медленно сказал он. — Для тебя знание только средство к власти, к порабощению тебе подобных. Я — изучаю науку, чтобы дарить людям новые открытия. Я иду к цели, как друг человечества, ты же — как враг. Я служу науке жизнью и моими исследованиями. Ты же хочешь, чтобы наука служила тебе. Разве мы можем понять друг друга?
Она жестко рассмеялась.
— Служить человечеству? Я должна служить человечеству? Что такое это человечество? Стадо баранов, дураков и негодяев. Их жизнь не имела бы оправдания, если бы эти отбросы не были бы нам рабами, не служили бы нам и не умирали бы для нас. Человечество!
— А ты разве не человек?
Она гордо выпрямилась.
— Есть избранные, вновь рожденные, которым Брама назначил носить человеческое тело, как одежду. Я — избранная, ты — тоже! Я изучала твою карму, вопрошала много ночей. Твоя судьба скрещивается с моей. У тебя могущественная звезда. Я должна буду служить тебе, если ты не захочешь служить мне. Я должна тебя уничтожить, иначе ты уничтожишь меня. Ты должен меня любить, или я должна молиться на тебя. Такова наша судьба. Освобождение возможно для нас только в союзе. Наши звезды рассыпятся в прах, если мы расстанемся.
На ее прекрасном лице было мягкое, почти нежное выражение.
— Ты великий йог, Вальтер Верндт, ты избранник Брамы. Повелительница Индии никогда еще ни о чем не просила. Сегодня она просит тебя. Служи мне, чтобы я тебе служила. Раздели со мной мое могущество, чтобы я разделила с тобой твое. Взгляни, я сложила оружие и протягиваю тебе руки молящей женщины.
— Госпожа! — в ужасе остановил ее коршун. Но она не слушала его. Она почти умоляюще схватила руки Верндта и ее прекрасное лицо осветилось каким-то внутренним огнем. Инженер сочувственно посмотрел на нее.
— Ты блуждаешь на ложном пути, женщина! Я служу и тебе, служа человечеству. Через несколько недель, быть может, — дней, ты вместе со всем человечеством узнаешь разгадку тайны.
Она оттолкнула его руки сильным движением и смотрела на него, точно не понимая его слов.
— Ты никому не откроешь тайны! Повелительница Индии просила тебя… предлагала тебе свою любовь… и ты дерзаешь преступить приказание Брамы и враждебно расстаться со мной?
— Преступлением было бы исполнить твое желание. Метеор принадлежит всему миру, а не мне или тебе.
— Так он будет принадлежать только мне!
— Я через несколько недель сообщу человечеству разгадку…
— Через несколько часов твои кости будут белеть на песке!
Она снова схватила револьверы.
— Оссун, — коротко приказала она. Ее лицо исказилось от ненависти. — Стражу!
Он подошел к двери и сделал знак. Шесть индусов гигантского роста вбежали и бросились на землю перед своей госпожой.
— Связать руки! — приказала она. Трое индусов бросились на Нагеля и Верндта и связали им руки. Те не сопротивлялись.
— Наверх! — указала женщина.
Их повели бесконечным коридором, постепенно поднимавшимся кверху. Наконец они дошли до двери, выходившей на веранду, заделанную решетками. Отсюда открывался вид на широкую арену. Три большие террасы из белоснежного камня, сверкавшего на солнце, спускались кругами, как в цирке. Каждый из внутренних кругов был меньше предыдущего. Во многих местах каждой из трех арен видны были продолговатые углубления — и больше ничего. На голом камне сидели, нахохлившись, фантастические птицы… гигантские птицы, с отвратительными, длинными шеями.
По знаку стража удалилась.
Нагель с интересом смотрел на эту безнадежную, наводящую ужас, картину. Точно город мертвых, где исчезла всякая жизнь.
— Ты знаешь, где вы находитесь? — спросила индуска Верндта.
Он спокойно смотрел на нее.
— Да, Малабар Хиль. В Башнях Молчания.
— Ах! — удивленно вырвалось у нее.
Нагель щелкнул языком, точно отгадал, наконец, загадку.
— Так вот, что это было! А я никак не мог вспомнить, где это я видел этот старый каменный ящик. Я, ведь, должен был видеть его в альбоме Бомбея.
Повелительница индусов злобно спросила его.
— Так ты, значит, знаешь, что вас ждет?
Нагель приветливо улыбнулся ей.
— Конечно, прекрасная женщина. Ты, прежде всего, снимешь с нас эти грязные веревки, потом хорошенько накормишь нас, потому что я страшно хочу есть. А потом ты привезешь нас обратно в Бенарес на аэроплане…
Лицо ее изменилось, точно от удара хлыста, рука сжала револьвер. Но она тотчас же овладела собой.
— Ты хочешь меня раздразнить, чтобы скорее умереть. Ты знаешь, где ты сейчас, но ты никогда не видел внутренности этого здания. Оно называется Башнями Молчания. Парсы приносят сюда своих мертвецов и отдают их голодным коршунам, чтобы трупы не оскверняли священные стихии — землю, воду, огонь и воздух…
— Славные птицы! — спокойно кивнул Нагель в сторону арены. Человек с головой коршуна злобно посмотрел на него.
Индуска проговорила:
— Они ждут вас!
У стены, под ними, заскрипел песок. Железная дверь с шумом захлопнулась. Два смуглых человека несли длинные носилки. Их сопровождали еще два индуса в перчатках и с длинными баграми в руках. По знаку, носильщики опустили ношу на песок. Одним движением откинули они с носилок холст, закрывавший их. На носилках лежало белое, безжизненное тело мужчины. Верндт невольно вздрогнул. Он узнал покойника.
— Думаску! — удивленно воскликнул Нагель, — Думаску умер?
Индуска злобно кивнула головой.
— Да, Думаску! Какая-то неизвестная сила освободила его от моей власти. Сумасшедший явился в Бенарес, чтобы убить меня. Пусть несет наказание за это!
— Он не умер?
— Нет. Только одурманен…
Нагель стал серьезен.
— И ты хочешь..?
Она молча отвернулась. Лицо ее точно окаменело. Носильщики снова подняли носилки и несли их по песку к противоположной стене. Они остановились перед одним из углублений. Сопровождавшие их подняли багры, неприятно блеснувшие на солнце. Быстрым движением опустились они на Думаску. Его белое тело поднялось на воздух, потом неподвижно легло в продолговатой открытой могиле. Люди торопливо ушли, не оглядываясь.
— Сатана! — заскрипел зубами Верндт. — Ты не сделаешь этого!
Она не отвечала… С тамариндовых деревьев медленно поднялись, шурша крыльями, птицы. Тяжело хлопали крылья, отбрасывая широкие тени, длинные шеи были вытянуты вперед, отвратительные головы склонялись к земле…
— Славные птицы! — насмешливо повторила индуска, взглянув на коршунов.
В Нагеле закипела кровь. Он, как сумасшедший, стал разрывать свои веревки. Они только разрезали его тело до крови. Человек с головой коршуна, как в тисках, сжимал руки Верндта.
Страшные птицы описывали круги по цирку, с каждой спиралью приближаясь к жертве. Медленно, медленно опускались они на белеющее тело. 15 метров… 10… 5… 3… 2… 1… И вдруг с резкими криками по отвесной линии упали они на свою добычу.
Страшные птицы собирались к своей добыче…
В черном клубке отвратительных птиц долгие минуты продолжалась борьба. Взмахивали крылья, высоко поднимались тучи пыли…
Взгляды всех впились в открытую могилу на арене… и вдруг Верндт закрыл глаза… Душу раздирающий крик резко прозвучал в воздухе… Предсмертный крик человека… жуткий, ужасный крик, потрясающий нервы… Потом последовал ответ на него: пронзительное каркание, звуки чего-то разрывающегося, ломающегося, захлебывающееся чавканье…
Нагель в ужасе закрыл глаза. Верндт стоял бледный и неподвижный, узкое лицо его было точно отлито из бронзы. Человек с головой коршуна крепко держал сзади его руки. Коршуны все еще боролись на песке… все еще, без конца… Жуть становилась почти невыносимой. Минуты казались пленникам вечностью.
Наконец, над могилой поднялись большие тени, — сначала один, за ним другие, покачиваясь на огромных крыльях, медленно стали улетать коршуны.
— …б …7 …8 …10… — считал Нагель. Он недоверчиво раскрыл глаза. Точно просыпаясь от сна.
Какая-то страшная сила приковывала его глаза к арене. Все новые и новые коршуны, насытившись, слетали на стены. Жгучий песок вокруг одинокой могилы сверкал, разрытый в борьбе… Тела Думаску нигде не было видно. Кое-где вокруг могилы лежали белые, лишенные мяса, блестевшие на солнце, кости. Вокруг них вились вороны…
Индуска прислонилась к решетке. Она наблюдала, прищурив глаза, за впечатлением, произведенным всей этой сценой на пленников. По ее знаку, Оссун выпустил руки Верндта. Он не удостоил ее ни одним взглядом. Только мускулы его лица нервно двигались. Нагель едва сдерживал злобу, на висках его надулись жилы.
Индуска одним движением очутилась лицом к лицу с ними.
— Вы видели, что вас ожидает? Я предлагаю тебе еще раз выбор, Вальтер Верндт. Служи мне и открой мне одной тайну, или же разделите участь этого сумасшедшего, осмелившегося ослушаться меня. Ваша жизнь теперь в моих руках.
Верндт снова высоко поднял голову. Его орлиный взгляд заставил женщину побледнеть и опустить глаза.
— Наша жизнь не зависит от низких убийц. Если бы целью моей жизни была судьба, которую ты мне предлагаешь, то задача моя не стоила бы ни одного моего вздоха.
Она бросилась на него, как разъяренный зверь.
— Сумасшедший! Теперь… теперь… ты еще упрямишься! Гляди на этих коршунов! Они ждут вас. Один мой знак — и вас уведут в подвал, откуда вы выйдете только для смерти.
Он с молчаливым презрением повернулся к ней спиной. Такой ответ вывел ее окончательно из себя.
— Вон! — закричала она в бешенстве. — К коршунам его!
Ее слова кончились криком. Вдруг Нагель, наклонив вперед голову, бросился на Оссуна. Парс отлетел назад, точно мячик. Его волосатые руки в ужасе старались ухватиться за что нибудь. Потом, перевернувшись в воздухе, он слетел вниз, в цирк, и лежал там без движения.
Нагель так рвал свои веревки, что жилы на его руках надулись.
— Животное! Теперь тебя…! — дико хрипел он, — теперь тебя… только освобожу руку!…
Но больше ему ничего не удалось сделать. Четверо чернокожих ворвались в дверь и оттолкнули его из всех сил вниз. Верндт спокойно вошел в подвал. Нагель прислонился к стене, тяжело дыша.
С нечеловеческим усилием вытащил он окровавленную руку из разрезывавших ее веревок. Он прыгнул на индуску, как кошка. Быстрым движением вырвал он у нее из-за пояса кинжал. Чернокожий слуга бросился между ними. Сталь вонзилась ему глубоко в грудь. Когда Нагель поднял взгляд, он увидел оба револьвера индуски, угрожающе поднятые на него. Резким движением головы приказала она чернокожим отступить. Они встали у выхода, с кинжалами в руках.
— Так! Так, молодой лев! — насмешливо произнесла она. — Защищайся, не то коршуны, славные птицы, заживо выклюют тебе глаза. Парсы отдают коршунам своих мертвецов, чтобы не осквернять землю, воздух, воду и огонь. Вы, христианские собаки, недостойны такого погребения. От ваших мертвых тел будет тошнить коршунов. Они разорвут вас заживо. Вы будете в полном сознании, но от ужаса вам будет делаться дурно. А, молодой сорви-голова, ты думаешь теперь как бы убежать отсюда. Но, ведь, вы же герои и радуетесь смерти. И вы насладитесь ею в полном сознании. Через пять минут вы услышите легкое шипение. Оно будет выходить из труб и из тех отверстий в стене. Вы, увидите, как медленно, но неотступно от стен будет отделяться и наполнять ваш подвал белый газ… одурманивающий газ… Он будет душить вас, парализовать биение вашего сердца, члены ваши отяжелеют… только мозг будет еще работать… Вас вынесут отсюда и оставят на арене… Коршуны начнут летать над вами, вы увидите, как они опускаются… медленно, медленно… Глаза ваши остынут от ужаса… Вы видите шеи коршунов, их раскрывающиеся клювы… готовые вонзиться вам в глаза… Вспомните тогда Повелительницу Индии и ее месть! Начинаешь ли ты бояться моей любви, великий исследователь? Ведь, ты такой умный… так сумей же спастись от наказания женщины, которую ты так презираешь!…
Верндт смотрел на нее не двигаясь.
— Мне не нужно спасаться, потому что ты не посмеешь этого сделать. Со мною умрет и разгадка тайны. Цель твоя, — не моя смерть, а разгадка.
Злобная улыбка исказила ее лицо.
— Ты так думаешь, мудрец? А что, если я без тебя найду эту разгадку? Что, если ты доверил свою тайну женщине, которая выдала ее мне?
Нагель широко открытыми глазами смотрел на Верндта, сердце его перестало биться. Сам Верндт тоже был испуган.
— Такой женщины, которая выдала бы мою тайну, — нет, — твердо произнес он, преодолевая волнение.
— Даже под гипнозом? Если женщину похищают и выспрашивают во сне?
Она снова подняла револьвер. Нагель приготовился к прыжку. Комната закружилась перед ним, он с трудом переводил дыхание. Она с усмешкой взглянула на свои часы.
— Через пять минут… Ты отверг мою любовь и презрел волю Брамы. Теперь вас уже ничто не спасет. Вспомни обо мне, когда увидишь над собой коршунов!
Железная дверь со звоном захлопнулась. Раздалось эхо… продолжительное, жуткое…
Одним взмахом кинжала разрезал Нагель веревку на левой руке, потом упали на землю и веревки Верндта. Инженер стоял без движений. Все его мысли были направлены к выходу из трудного положения. Нагель ударил по стене.
— Вы думаете, что она исполнит свою угрозу?
— Надеюсь, что нет. Ее цель — метеор, а не я. Она ограбит себя, если убьет меня, даже, если ей известны предыдущие опыты. Она, конечно, все еще надеется, что я ей покорюсь и поэтому…
Он замолчал и прислушался. Через стену прорвалось журчание и послышался легкий треск. Из отверстий в стене, близко от пола, стали появляться и подниматься кверху маленькие струйки. Потом струи стали гуще и быстро начали наполнять помещение…
— Газ… газ!… — испуганно воскликнул Нагель. — Животное! Взгляните!…
Верндт подскочил к стене. Быстрым движением скинул он лабораторный халат, который все еще был на нем, и, разрывая его на полосы, стал затыкать ими дыры. Нагель торопливо помогал ему. На мгновение приток газа остановился. Потом еще сильнее стал вырываться из других отверстий. Толстые белые полосы тянулись по подвалу. Верндт с ужасом смотрел на них. Он работал молча, с отчаянием… Вопрос шел о жизни… теперь он знал это наверно. Этот газ был ему знаком. Еще несколько минут — и подвал будет заполнен им. Приторный запах быстро распространялся. Уже половина халата была использована, руки лихорадочно действовали. Десятки отверстий были заткнуты, а приток газа не прекращался. Но вот он стал слабее… слабее. Верндт сразу заткнул три, четыре отверстия, и огляделся…
— Помогает! Помогает! — торжествовал Нагель.
И вдруг сильнее прежнего зашипело и затрещало. Десять, пятнадцать комков, сделанных из халата, вылетели с шумом из стен как пробки из бутылок с шампанским… за ними другие… много…
Верндт в отчаянии обернулся. Густые, белые клубы врывались из стен и с потолка. Со всех четырех сторон струился светящийся белый газ. У Нагеля слегка закружилась голова. У него сделался приступ кашля.
— Мы погибли, — задыхался он и стал снова инстинктивно разрывать халат. Но руки его опустились… спасения больше не было. Клубы газа начинали душить его. В диком отчаянии тряхнул Нагель халатом.
— Учитель! Не может быть… что настал конец…
Припадок кашля прервал его. Он уронил на пол халат. Из кармана его выпала узкая трубочка и звякнула, покатившись по полу… Верндт быстро схватил ее.
— Реактивное стекло… метеор… — сказал он вдруг с железным спокойствием. — Ужасное вещество в первой стадии, в чистом виде…
Он мучительно напряг мысли. Они мчались в мозгу, как в огне, чуя спасение… и должны были найти это спасение… должны были…
— Насмешка! Насмешка! — застонал Нагель. В такую минуту это стекло… это дьявольское вещество… так близко у цели и такой конец…
Верндт прижал к вискам кулаки.
— Одну минуту, великий боже, одну минуту, одну только минуту, чтобы я сообразил… одну минуту!
Слова его звучали, как крик отчаяния. Кашель прервал их и Верндт покачнулся.
— Нагель, — застонал он, борясь с клубами газа. — Подержите минутку стекло!.. Пока я соображу… пока я соображу… я уже начинаю понимать…
Нагель почти не слышал его. Кровь, стуча, прилила к его вискам. Сердце билось громко и болезненно. Его трясло в бурном порыве злобы и отчаяния.
— Проклятое вещество! — воскликнул он… — к чорту тебя…
И вдруг с противоположного конца комнаты, из клубов дыма, послышалось радостное восклицание:
— Спасены! Открыть стекло!.. Направить его!.. Ради бога, только открыть…
Нагель уже не понимал слов Верндта. Не владея собой, не сознавая своих поступков, побрел он, покачиваясь, через комнату. Он держал стекло в правой руке и серебристая трубочка безучастно поблескивала. Нагель злобно сорвал платиновый чехол. Он стукнулся об стену.
Собрав последние силы, Нагель вытащил резиновую пробку, потом сделал дикий, звериный прыжок…
Препарат в стекле засиял, как огненная горошина, и от него стали исходить яркие лучи. Трубочка невыносимо накалилась, на пальцах Нагеля вскочили от ожога большие волдыри. С криком боли выпустил он стеклянную трубочку… Она упала на грязные камни, разлетаясь на бесчисленные обломки. Крошечные шарики ртути покатились к стенам, оставляя на полу сверкающие полоски. Быстро поднялся и расползся зеленоватый, флуоресцирующий туман… Точно рука, проник он в белые клубы газа. И эта рука стала тянуть к полу узкие полосы газа, крутившиеся и сталкивавшиеся, — тянула их, точно к магниту, к втягивавшему их насосу… Все яснее образовывались ленты газа, похожие на пляшущие лучи. Они постоянно меняли окраску, из белых превращаясь в темные, потом начинали пламенеть и неожиданно вспыхивали зеленым огнем…
Нагель прижал руку к губам. Боль ожогов постепенно утихала. Он теперь заметил странные зеленые звезды исчезавшего газа. Он вопросительно взглянул на Верндта.
Инженер стоял посреди комнаты с выражением радости в глазах, прижав руку к сердцу.
— Это эврика — нигилий… вещество в себе! — произнес он.
— Это спасение? — нерешительно спросил Нагель.
Верндт крепко пожал ему руку.
— Спасение и отгадка! Я нашел ее сейчас!
Он указал на пол, на сверкавшие шарики. Они всасывали в себя газ, точно вампиры, превращались в капли, в сборные молекулы, как хорошенькие мячики, притягивали к земле ядовитые нити газа. Фигуры мужчин поднимались теперь над легкими белыми облаками. Все быстрее и быстрее опускалась книзу завеса. Точно в водомере, сразу, на сантиметры, спадая вниз… Облака опускались от головы к плечам, к бедрам, и ниже — к коленям, к щиколотке.
С невыразимым наслаждением вдохнули пленники свежий воздух, удивительно освежавший легкие. Газ поднимался над землей не выше, чем на сантиметр, и, наконец, распался, как угасающая пыль…
— Сверкание прекратилось, — сказал Верндт.
— Как от выстрела рассеивается порох. Загадкам метеора нет конца.
— Загадок больше нет! Теперь все ясно. Звенья цепи соединены. Я все вижу теперь… я вижу конец…
Нагель ожил.
— Так пусть же приходят теперь эти убийцы и коршуны! Мы должны освободиться во что бы то ни стало!
От стен потянуло свежим воздухом.
— А! — произнес Верндт. — Дело идет к развязке.
— Каким образом?
— Разве вы не чувствуете это дуновение? К нам впускают свежий воздух. Все великолепно устроено. Думают, что мы одурманены и очищают помещение от ядовитого газа. Внизу действует, очевидно, какая-то система насосов. Смотрите, теперь ясно видно, как наверху вливается свежий воздух. Очевидно, к нам скоро войдут… чтобы унести отсюда…
— Пусть войдут! — заскрипел зубами Нагель. — Теперь наши руки свободны и у меня есть кинжал.
Инженер с сомнением покачал головой.
— Опасность слишком велика. Нас или поборят или захлопнут дверь и оставят умирать с голоду.
— Чорт возьми! — заворчал Нагель. — Но что же делать? Нам нужно выбраться во что бы ни стало!
— Надо лечь, притвориться одурманенными, дать себя вынести и, когда я крикну «готово», вскочить и быстрее бежать, пока носильщикам не придут на помощь.
С быстротой молнии бросились оба на пол. Они сделали это как раз во время. За дверью зазвенел засов. Потом дверь открылась. Торопливо вошла повелительница индусов. Она была одна. Закрыв за собой дверь, она прошла к лежавшим на земле и склонилась над Верндтом. Что-то в нем привело ее в замешательство.
— Он дышит! — удивленно воскликнула она. Быстрым движением разорвала она у него на груди платье, склонила ухо… и вдруг испуганно привскочила. Руки Верндта охватили ее, как железным кольцом, и тянули книзу. Мгновения она боролась, точно пантера, в этих мучительных объятьях, потом упала перед Верндтом с прерывисто дышащей грудью и закрытыми глазами.
— Что делать с этим животным? — серьезно спросил Нагель. Перед его глазами встала отвратительная картина смерти Думаску. — Эта змея не должна жить и губить людей.
Верндт не отвечал.
Индуска вдруг широко открыла глаза. Взгляд жгучей ненависти встретился со взглядом инженера.
— Убей меня! — зашипела она. — Ты в союзе с шайтаном, если еще жив!
Он отвернулся.
— Этот демон останется жив? — вырвалось у Нагеля. Он в первый раз не понимал учителя.
Верндт поднял оружие лежавшей индуски и быстро пошел к выходу.
— Наше время придет еще, Нагель! Идемте.
Точно под ударом хлыста, вскочила индуска.
— Еще минутку, мудрый человек, — резким голосом вскричала она. — Твое высокомерие мне обиднее твоей ненависти. Но оно уже теперь лишнее. Ты все же проиграл, несмотря на всю свою мудрость. Ты думаешь, что вернешься, как ни в чем не бывало, в свой город Верндта, в лабораторию, к твоему последнему обломку метеора? Так беги же, торопись! Внизу у Малабар Хиль стоят автомобили, на вокзале ждет скорый поезд. Если тебе посчастливится, ты достанешь и аэроплан. Теперь десять часов. Ты можешь через шесть часов домчаться до Бенареса на самом быстром аэроплане. А через четыре часа, в 2 часа 15 минут, профессор Кахин нажмет в твоей лаборатории на кнопку, управляющую твоими электрическими токами. В 2 часа 15 минут он начнет тот решающий опыт, который ты подготовил до того, как был похищен. Так же точно, как при твоем последнем опыте…
— Вон отсюда! — вырвалось у него. — Вон… пока не поздно!.. Это не должно случиться…
Он с невероятной силой толкнул дверь и выбежал из подвала. Нагель следовала за ним по пятам.
Как гончая, мчался Верндт по лабиринту темных коридоров. Точно инстинкт гнал его по верному пути. Нагель едва поспевал за ним с кинжалом в руке. Дорога вела через просторные подвалы и перед беглецами неожиданно оказались две лестницы. Верндт не долго медлил и большими скачками стал подниматься по правой. Она упиралась в железную дверь. Он толкнул ее и в то же мгновение навстречу ему бросились с криком трое, четверо, пять индусов. Нагель уже увидел их и вонзил свой кинжал в сердце первого из индусов. Он с глухим стоном упал на землю. Верндт быстро выпустил все пули из револьвера индуски и отбросил его в сторону. Он схватил двух темнокожих за горло, точно детей. С невероятной силой, которой Нагель в нем и не подозревал, душил он обоих, как собак. Лица их посинели, глаза выскакивали из орбит. Он ударил их кулаками в виски. Они лежали, как мертвые. Нагель схватил последнего. Тот умолял его о помиловании. Удар отбросил его назад. Нагель окинул комнату быстрым взглядом. Это, вероятно, было помещение для стражи. Люди играли в кости. На столе лежала пригоршня денег и открытый кошелек. Он схватил кошелек. Это был его собственный, выкраденный у него. Потом Нагель опять помчался вслед за Верндтом. Он уже был далеко за дверями и бежал по мосту. Чернокожий великан преградил ему путь, широко расставив руки. Верндт помедлил только мгновение и побежал на человека, точно тот был тенью. Со всего размаха, как бык, он ударил его головой в живот. Великан закричал, покачнулся и упал с моста в воду. Тремя прыжками Нагель догнал Верндта. Лицо инженера было искажено волнением. Ассистент никогда еще не видел его в таком состоянии. Дикий огонь горел в его глазах. Как сумасшедший, мчался он через парк к городу. На углу стоял пустой автомобиль.
— К аэропланному парку! — коротко крикнул Верндт, прыгая в автомобиль. Он едва дождался Нагеля.
Автомобиль летел полным ходом к гавани. На плацу парка стоял еще английский аэроплан. Верндт на ходу выскочил из автомобиля и подбежал к нему. Воздушный возница стоял, точно столб, у аэроплана и равнодушно слушал крик Верндта.
— Бенарес? Бенарес?
— Невозможно. Я должен в два часа снова быть здесь. У меня есть другие поездки.
— Берите и двигайтесь живее! — в отчаянии крикнул Нагель, протягивая ему кошелек. Но человек отмахнулся и пошел к гавани.
— Раньше четырех не могу. Ни за какие деньги!
Верндт, казалось, готов был задушить его. Не успел человек опомниться, как инженер уже очутился на аэроплане. Мотор зашумел.
— Стой! — закричал пилот и побежал за аэропланом.
Но было поздно. Узкая доска, брошенная Нагелем, ударила его по ногам, за ней последовал кошелек. Человек упал с криком, а Нагель вскочил, как кошка, на уже отделявшийся от земли аэроплан. И они помчались над крышами Бомбея.
Верндт сидел у руля, вытянув вперед шею. Он был весь напряжение, железное спокойствие. Только в глазах его застыл крик ужаса…
Аэроплан был новейшего типа и мчался с исключительной быстротой. И все же он был колодой по сравнению с «Соколом» Верндта, сыном того аэроплана, на котором он и его спутники в течение недель ожидали страшного падения метеора. Измеритель скорости пожирал метры. Верндт считал минуты и все ускорял темп.
— 11 часов 2 минуты, — сказал он, немного спустя. Это было первое слово, произнесенное им. Он заметил вопросительный взгляд друга.
— Будет ужасно, если нам не удастся. Надо сделать все возможное…
Нагель думал, что понимает чувства Верндта и старался найти утешительные слова. На карту была поставлена вся слава решительного опыта. Все было подготовлено, жатва созрела и другие теперь хотели хищнически собрать плоды.
— Кахин не справится с этим, — успокоительно сказал он. — У Верндта не могут так легко похитить славу! Весь мир узнает, что вас обокрали и что разгадку нашли вы.
Верндт поднял бледное лицо. Он смотрел на Нагеля непонимающим взглядом.
— Слава? Разгадка? 59 грамм радия, тория и полония будут напрасно уничтожены. Миллиарды киловатт электрической энергии — к его услугам. Весь последний, самый большой осколок метеора — в его распоряжении. Кахин будет действовать по последнему способу, который узнали во сне от фрау Мабель. Он будет нагревать камень, концентрировать на нем мои токи. Всеми этими силами метеор будет заряжен до последней степени. Сильнейшие эманации радиоактивных элементов повысят страшным образом действие на метеор. Радий, торий, полоний приведут к превращению, к уничтожению. Свет потухнет, жара усилится — его бледное лицо вдруг загорелось, — но на этот раз все не будет происходить так медленно, целые минуты и секунды..! Сила токов, излучение огромного количества радиоактивных веществ дадут такие результаты, что все прежние покажутся детской игрой. Уничтожение — есть разгадка тайны создания. Только тогда удастся из смерти материи вызвать новую жизнь, — в такую же десятитысячную часть секунды — только тогда удастся последнее: созидание. Чтобы добиться этого, надо было на этот раз поступить обратно тому, как мы действовали до сих пор. Вентилятор в куполе надо закрыть, а не открыть. Жара должна дойти до такой степени, чтобы человек не мог бы переносить ее даже в скафандре и стальном шкафу. Весь опыт должен был производиться не в самой лаборатории, а в расстоянии километров от нее, посредством электрических кабелей. Я как раз хотел вам объяснить принцип измененного метода, когда на нас напали. Повторение прежнего способа немыслимо при целом камне и с этим множеством радиоактивных веществ: опыту не хватает самого важного: слияния уничтожения и рождения, соединения актов превращения в одном и том же мгновении…
Глаза Нагеля становились все серьезнее и в них отразился ужас. Страшное предчувствие заставило его сердце безумно забиться.
— А если Кахин всего этого не знает и начнет опыт по старому способу? Тогда…
Инженер склонился над рулем. Он отчеканил, стиснув зубы:
— Тогда «Нигилий», как я его назвал, в десятитысячную часть секунды, когда Кахин нажмет рычаг, управляющий токами, — впитает в себя радиосилы многих миллиардов вольт и разнесет на миллиарды тел метеор, лабораторию и все, что в ней есть живого и мертвого. Все наши надежды распылятся в мировом пространстве…