Потом... Но я не знаю, что было потом...
Я ничего не знаю больше...
Опять утро, дождливое, мрачное утро... Бледный свет проникает в комнату сквозь закрытое решеткой окно... Я лежу на постели. Придя в себя, я пробую подняться, опираясь на локоть, чтобы оглядеться вокруг. Напрасно! Я не могу, я слишком слаб для этого...
Правда, я вижу нечто, но не здесь, в другом месте, другими глазами...
Быстро течет вода... кругом водоросли, мох... Сбоку поднимается ввысь отвесная стена утеса... и на белых, гладких камнях, словно обточенных стремительными волнами потока, лежит труп... Мой труп!..
Я лежу неподвижно. Несколько раз пытался я пошевелиться. Но нет, я не могу, решительно не могу. Через решетчатое окно до меня доносился смолистый запах деревьев, намокших от дождя. Я один. Сначала они были тут оба -- граф Франсуа и виконт Антуан. Они смотрели на меня, щупали мне пульс, трогали все мои члены, затылок. Но скоро они ушли. Я опять остался совсем один.
Я смотрю на труп, на свой собственный труп. Кажется, он уже начинает разлагаться, мухи так и жужжат и толпятся над ним... А вода все течет и течет, все бросает мертвеца из стороны в сторону, бьет его об камни, уродует его... Право, уж это далеко не свежий труп -- надо торопиться подобрать его.
И я сам, я тоже уже стал стар...
Разве вчера еще я не был молод?.. Или уже прошло так много времени?.. Может быть, несколько лет?.. Что я могу сказать?..
Но я старею, я чувствую, что я старею... И, кажется, с минуты на минуту, с каждым следующим мгновением, я становлюсь бесконечно старше...
Я дотрагиваюсь до своего подбородка. Он покрывается бородою, жесткою седою бородой... Я провожу рукой по лицу и чувствую, что оно изборождено морщинами...
Уже три раза приоткрывалась дверь, и оба старика осторожно заглядывали в комнату. Я хорошо заметил, что они были, видимо, удивлены, -- смущены зрелищем мой дряхлости, этой внезапно наступившей старости.
Который теперь час? Какое число? Какой год? Моя борода уже стала совсем белою. Я вижу ее -- она сделалась густой и длинной. Так быстро растут волосы только у мертвецов... Руки мои похудели: под морщинистою кожею ясно прощупываются ссохшиеся кости...
Кажется, заходит солнце... Да, да, это наступает ночь. Снова мои хозяева вошли в мою комнату: отец и сын. Маркиза нет, я так и не видел его больше. Опять они подходят к кровати и с серьезным выражением лица внимательно осматривают меня. Потом уходят, все так же, в полном молчании. Теперь в большом подсвечнике зажжены три свечи, три пламенеющих острия сверкают на концах трех копий... А там, на дне бездны, сгущается мрак, и вода становится совсем черной...
-- О! о! Но что это?.. Зачем внесли в комнату факелы? Что значат эти крики, этот шум?.. Но нет, ведь, это не здесь, а там... Наверху, над пропастью. Я вижу, как опускаются вниз факелы, как люди заглядывают вниз, ко мне... Я различаю группу солдат, их мундиры, синие с красным... Вот и носилки... Ах, да! Я понимаю: эти люди ищут меня...
Они что-то кричат. Слышны ругательства. Потом кто-то один приказывает молчать. Теперь до моего слуха ясно доносятся отдельные слова:
-- Вот он, говорю вам! Он лежит на дне. Надо спуститься!
-- Осторожнее! Смотри, не сорвись!..
-- Ничего! Не первый раз!.. О! ла, ла!.. И несет же от него! Чтоб его черти взяли!..
-- Тише, не ори так громко!
-- Да его и не узнаешь теперь, сержант!.. Он совсем сгнил...
-- Что такое? Совсем сгнил? Что ты несешь? Он и умер-то всего не больше суток!
-- А я почем знаю?.. Может, и не больше суток, а что он разваливается -- так это верно! Должно быть, от того, что лежал в воде!.. Ну, все равно! Опускайте холст и веревки... Я завяжу его со всех сторон...
-- Слушай!.. Может, это другой кто-нибудь? Не ошибиться бы тут! Пошарь-ка у него в карманах!..
-- Попробую... Да нет, понятно -- это он! Вот и удостоверение при нем, и карточки, и всякая всячина... Нечего и говорить, что он... Ну, холст спускаете?
-- Ну, раз, два, три!.. Тяните молодца! О, ла, ла! Вот так раз!..
-- Ну, чего еще там?
-- Да в нем никакого и весу нет!
-- Постой тогда! Раз он так прогнил, посмотри сперва кругом, не осталось ли там руки или ноги, пожалуй?
-- Нет, сержант, все цело, и с головой даже!.. Конец веревки держите наверху?
-- Да. Готово.
-- Ну, так тяните!..
-- Вот хорошо! Теперь живей назад...
-- Носилки не трясите.
-- Ну, не все ли ему теперь равно, на тряских он поедет дрогах или нет...
Саван, скрученный вокруг моего тела, давит мне голову, жмет мои члены... Носилки подвигаются вперед, раскачиваясь из стороны в сторону... А я вижу все, все хорошо вижу...
Пламя факелов и свет трех свечей в канделябре теперь нераздельно сливаются в моих глазах...
А вокруг черная ночь...
Саван закрывает мне глаза. Саван -- там, а здесь смыкает их сон. Сон -- это та же смерть...