В то время в Константинополе жила одна особа, посредственная во всех отношениях, кроме злости. Ее звали мадемуазель Гютен. Ей было двадцать девять лет, она не была замужем. Выходя из себя при виде того, что приближается четвертый десяток, а мужьями обзаводятся молодые, она утешалась тем, что подсматривала за другими женщинами и была счастлива, если ей удавалось поймать их на каких-нибудь шашнях.
Окно ее дома выходило на Босфор. Целые часы простаивала она перед ним, зоркая, как паук в своей паутине, и эти часы летели незаметно, если хоть раз в день ей удавалось поймать в поле зрения своего бинокля каик, в котором пара любовников считала себя скрытой от всех посторонних взглядов.
Скоро мадемуазель Гютен установила, что госпожа де Ромэн выходит очень рано из своей виллы, уезжает одна в каике и возвращается домой очень поздно.
"Гм, гм!" -- подумала мадемуазель Гютен.
Бинокля оказалось достаточно для того, чтобы уследить за этими таинственными прогулками; мадемуазель Гютен заменила его густой вуалью, зонтиком и четырехвесельным каиком, гребцам которого были даны инструкции следовать на некотором расстоянии за каиком госпожи де Ромэн.
По дороге мадемуазель Гютен заметила издали каик Пьера Вилье, по-видимому, направлявшийся параллельным путем.
"Гм, гм!" -- подумала мадемуазель Гютен.
Едва успев вернуться домой, мадемуазель Гютен занялась устройством маленького, совсем маленького пикника: она предполагала пригласить всего четырех подруг с их четырьмя поклонниками.
Себе самой она, в качестве устроительницы, выбрала солидного кавалера, вполне достойного быть предводителем этой компании, -- пятидесятилетнего господина де Ромэна.
-- Главное, никому ни слова! -- предупреждала она. -- Вы понимаете, слишком многим захотелось бы участвовать. Мы будем веселиться, как сумасшедшие.
-- Куда же мы поедем? -- спросил кто-то.
-- К принцу Персинэ и принцессе Грации.