ОЧЕНЬ ГОЛУБАЯ ВИЛЛА
Ворота голубой виллы были открыты. По аллее, огибавшей группу прекрасных пальм, Доре и Селия направились к дому, чей светлый фасад виднелся за морскими соснами.
-- Как красиво! -- восхищалась Селия.
-- Вот вы увидите, какой вид открывается сверху, -- пообещала маркиза.
Сад был расположен уступами, которые упирались в небольшие кирпичные барьерчики, по итальянской моде.
-- Жить на склоне горы, -- объяснила Доре, -- удобно оттого, что мошкара не добирается до виллы. Вы понимаете, мошкаре не нравится такой крутой подъем. И Жанник может спокойно спать без кисейного полога.
Дом был теперь совсем близко. Доре понизила голос:
-- Без кисейного полога, -- повторила она. -- На свежем воздухе всегда легче дышать, и бедняжка, быть может, проживет лишний месяц.
-- Здравствуйте! -- крикнул слабый голосок.
Со своего кресла, которое стояло на верхней террасе в благоуханной тени сосен, Жанник заметила гостей.
Они нежно поцеловались: все те, которые не были в смертельной вражде друг с другом, могли быть здесь только страстными друзьями. Потом маркиза Доре поднесла соответствующий случаю комплимент:
-- Милочка! Я даже не спрашиваю вас, как вы себя чувствуете: у вас такой вид!..
-- Не правда ли? -- сказала Жанник в шутку и сохраняя притом самый серьезный вид. -- Я уже воспользовалась этим, я сообщила гробовщику, чтоб он не торопился выполнять заказ раньше будущей недели.
Жанник явно злоупотребляла такими шутками, казалось, что она наслаждается ими, и она была для этого достаточно умна и достаточно отважна. Но это было с ее стороны не столько бравадой и показной смелостью, сколько расчетом, раздирающим душу и жалким; оттого что в глубине души она вовсе не была уверена, что действительно умирает. И она сомневалась, и надеялась, и желала, и хотела выздороветь. И в страхе, в неуверенности, снедаемая ужасным желанием знать правду, она отважно говорила о близкой смерти, чтобы пытливым взглядом следить за позами, взглядами и тайными помыслами тех, кто слушал ее.
К счастью, маркиза Доре хорошо знала эту жуткую игру.
-- О да! -- сразу отвечала она невозмутимо. -- Но если заказ еще не выполнен, закажите непременно побольше размером, оттого что никогда нельзя знать, кто в доме умрет первый. В большом ящике может поместиться кто угодно.
-- Например, я, -- сказал Л'Эстисак.
Он тоже был здесь и сидел на земле, прислонившись спиной к стволу дерева.
Маркиза Доре поспешила к нему:
-- Я не заметила вас. Как поживаете?
-- Превосходно. Так же хорошо, как детка.
Он перебирал образцы материй. Заинтересовавшись, Селия подошла поближе:
-- Вы забавляетесь?
-- Да, сударыня, я забавляюсь тем, что сочиняю для Жанник костюм к будущему Сифилитическому балу.
-- Сифилитическому?..
Она так разинула рот, что герцог, несмотря на всю свою серьезность, расхохотался:
-- Неужели вы так недавно в Тулоне, что не знаете даже этого?
Жанник прервала его:
-- Разумеется, не знает. Она не знает еще ничего и никого. Но я сама объясню ей: сифилитические балы, дорогая... Не беспокойтесь! В этом нет ничего скандального!.. Сифилитические балы в Тулоне -- это попросту те балы, которые офицеры дают дамам полусвета.
Л'Эстисак дополнил объяснение:
-- И мы называем их этим точным именем из протеста против столь модного теперь ханжества. Мы, моряки, вовсе не собираемся подражать скромнику Брие: мы говорим по-французски и там, где надо сказать "кошка", мы так и говорим: кошка.
-- Но отчего же именно это название, а не какое-либо другое?
-- Из вежливости и сочувствия к тем несчастным мужского и женского пола, которые, раньше чем надеть домино, подверглись болезненному подкожному впрыскиванию.
-- Понимаете, -- сказала Жанник задорно, -- в этот вечер они могут воображать, что все такие же, как они. И это их утешает.
Маркиза повернулась к Селии.
-- В самом деле! Мы не подумали об этом бале. Вам нужно будет придумать костюм, детка.
-- Оденьтесь совсем голой женщиной, -- посоветовала Жанник. -- Костюм будет как раз по вас, а это можно сказать далеко не про всех. Вы смеетесь! Знаете, это почти не шутка. На наших сифилитических балах бывают основательные декольте. Уже в прошлом году Уродец появилась в ночной рубашке.
-- В этом году будет еще того лучше, -- сказал герцог.
-- Во всяком случае, в этом году вы рано беретесь за дело -- уже в декабре месяце!
-- Вследствие предполагаемого ухода эскадры на Восток.
Он аккуратно сложил свои образчики в коробку. И подошел к Жанник:
-- Время вам есть котлетку, девочка. Можно мне сказать это Сильвии?
-- Пожалуйста. И заодно велите подать чай. Чай для тех, у кого еще не куплено в собственность место на кладбище.
-- Придется вас отшлепать, если вы будете говорить слишком много глупостей.
Он вошел в дом.
-- Ну вот! -- сказала Жанник, поворачиваясь к гостям. -- Доре и вы, сударыня... Как вам нравится мой сад?
Она с гордостью протянула обе руки по направлению к свежеостриженной лужайке. Луч солнца играл на ее совсем прозрачных руках.
За морскими соснами, за лужайками и за купой пальм лежал Малый Рейд, так забавно обрамленный горами, что его можно было принять за озеро. И в это озеро вдавался полуостров Балагие со своими кипарисами и пиниями, вдавался совсем так, как вдаются полуострова на японских деревянных гравюрах. Воздух был так чист и солнце было так ярко, что даль нисколько не была туманна. И казалось, что весь пейзаж находится в одном плане, без обычной перспективы.
-- Ради одного того, чтоб увидеть этот пейзаж, -- сказала маркиза, -- стоит ежедневно совершать путешествия из Мурильона в Тамарис.
-- Так совершайте это путешествие!
-- Не то чтобы мне не хотелось. Но вы сами знаете: каждый вечер встаешь между четырьмя и пятью и едва успеешь привести себя в порядок.
-- И эта красивая дама... -- теперь Жанник смотрела на Селию, -- она тоже встает между четырьмя и пятью?
Ответила Доре:
-- Этой красивой даме вам следовало бы прочесть нотацию! Она влюблена, как кошка.
-- Боже милостивый!.. В кого?
-- В одного гардемарина, чрезвычайно легкомысленное существо!..
Селия покраснела, как мак, и пыталась сделать протестующий жест слабой рукой. Но Жанник развела руками в знак полного бессилия что-либо сделать:
-- Какую к черту нотацию могу я ей прочесть? С моей стороны было бы чрезвычайно дерзко бранить эту девочку за ее гардемарина, оттого что в течение всей моей жизни я только и делала, что влюблялась во всякого встречного.
Но маркиза не унывала:
-- Послушайте, Жанник! Разве вам не кажется, что малютка могла бы найти в Тулоне что-либо получше для начала? Я не стала бы бранить ее за прихоть!.. Всякий волен совершать глупости время от времени. Все мы, конечно, не из дерева. Но я не допускаю таких глупостей! Она не спит, не ест, не живет, только и мечтает о своем мидшипе! И так как она только его одного видит, она, разумеется, ни за что не согласится взять другого друга, кого-нибудь, кто мог бы отсчитать денежки.
-- Ба! -- сказала Жанник беззаботно. -- Глупости проходят. И никогда не бывает поздно взять богатого друга. Не следует быть слишком практичной. Кроме того...
Она склонила голову набок, как бы желая лучше видеть синее море за зелеными лужайками...
-- Кроме того, Доре, это зависит от человека. Мы все разные. И не всем удается быть практичными.
Та удивилась:
-- Прекрасно!.. Что вы хотите этим сказать?
Жанник закашлялась и долгое время не в состоянии была отвечать. Когда ей это удалось, голос ее, по-прежнему слабый, походил на надтреснутый хрусталь, готовый сломаться.
-- Я ничего не хочу сказать. И уверяю вас, я права. Подумайте только, и вы согласитесь со мной. Нас, дам полусвета, всех валят в одну кучу и полагают, что нас всех отливают в одной и той же форме. Будто мы думаем одинаково, желаем одинаково, действуем одинаково. Нет, и еще раз нет! Пальцем в небо!.. Мы еще меньше похожи друг на друга, чем другие женщины. Да, черт возьми!.. Дамой полусвета становятся не вследствие воспитания или вследствие призвания к этому... Нет, это всегда результат несчастного случая. И такой несчастный случай может приключиться с какой угодно девушкой. Поэтому-то мы и представляем собой такую странную смесь. Вот вы, Доре, вы рассказывали мне вашу историю. Я уже не помню, в какой такой необычайной стране вы родились. И ваша мамаша была знаменитейшей наездницей, любовниками которой были принцы и короли. Вполне естественно, что в вас живет страсть к приключениям и что вы очень горды. И вы тысячу раз правы, что твердо правите вашей ладьей и рассчитываете все, чтобы в свой черед стать знаменитой, прославленной, богатой, как ваша матушка. Поэтому будьте расчетливы: вам есть из-за чего быть расчетливой и вы добьетесь своего. Но другие? Я, например? Я бедная маленькая Брезунек!.. Мой отец был рабочим в арсенале, в Бресте. Моя мать была прачкой. И они дрались всякий раз, как бывали пьяны: в субботу вечером, по воскресеньям и по понедельникам. Мы гнездились все -- их двое, три мои сестры, четыре брата и я -- в ужасной комнатушке, клейкой и заплесневевшей. Можете вообразить, что там я не мечтала о принцах из волшебных сказок. Моей мечтой было стать дамой вроде тех, чье белье моя мать стирала, красивой дамой с кружевными сорочками и панталонами из настоящего мадаполама! Первый же мидшип, с которым я пошла, сразу купил мне еще более роскошные вещи. Вы сами видите, что мне ни к чему было быть расчетливой. Я никогда не огорчалась, никогда ничего не предвидела, никогда ничего не комбинировала и всегда имела все, чего мне хотелось, раньше даже, чем я высказывала свое желание. А я так мало желала!.. И среди нас много женщин, которые желают не многим больше моего.
При последних словах хрусталь голоса надломился. Новый приступ кашля, сухого, обессиливающего, жалобного, потряс все хилое тело, распростертое в кресле. И Доре которая, быть может, имела что возразить, промолчала.
Л'Эстисак возвратился в сопровождении Сильвии -- горничной, которая шла медленно, балансируя большим чайным подносом. Сам герцог нес чашку и заботливо помешивал ложечкой ее содержимое.
-- Котлета, которую вы изволили заказать, -- провозгласил он тоном дворецкого.
Жанник с чашкой в руке надула губы.
-- Ну что же? Вы не пьете?
Она еще больше вытянула губы:
-- Бедный мой Л'Эстисак!.. Я вовсе не хочу критиковать ваши кулинарные таланты. Но оно очень аппетитно, это мясо, которого вы наскребли немножечко и положили в бульон.
Он пошутил, как шутят с больными детьми, желая заставить их принять горькое лекарство:
-- Прикажете попробовать, чтоб я мог доказать вам, что это вкусно?
Она улыбнулась и выпила залпом, чтобы доставить ему удовольствие.
Селия с восхищением смотрела на серебряный поднос, на японский сервиз, на старинное кружево салфетки, на вышитый передник Сильвии... Но, главное, -- на саму Жанник: так хорошо сейчас она все это сказала... Так верно сказала о том, ради чего еще стоит жить!
Л'Эстисак снова уселся на землю и привалился спиной к тому же самому стволу.
-- Я слышал из дому, -- сказал он, -- как вы спорили о чем-то, маленькая болтунья.
-- Да, -- сказала Жанник, -- я рассказывала Доре, что мой первый любовник подарил мне три сорочки с розовыми ленточками и две пары таких же панталон.
-- Он был человек щедрый.
-- Он был прелестным маленьким гардемарином, который свое жалованье делил на две части: большую часть он отдавал прачке, а меньшую мне.
-- В таком случае, -- заявил герцог, -- он был больше чем щедрым человеком: он был честным человеком. Что с ним случилось?
Молодая женщина грустно указала пальцем на землю:
-- Сайгон, -- сказала она коротко. -- Акклиматизационный сад...
Доре взглянула на Селию и пояснила:
-- Кладбище.
Но хозяйка "Голубой виллы" опять ухватила нить своих воспоминаний:
-- Мне было четырнадцать лет. Чтобы быть битой как можно меньше, я как можно меньше бывала дома. А чтоб зарабатывать гроши, я придумала продавать фиалки в казино. Тогда в Бресте было настоящее казино. Итак, как-то вечером я продавала мои букетики фиалок. Вот я замечаю хорошенького гардемарина, хорошенького-хорошенького. Вы никогда не видели такого хорошенького гардемарина. Кожа у него была нежнее моей!.. А его ногти блестели. Я первым делом отложила восемь су из моей выручки, чтоб купить себе щеточку для полирования ногтей.
-- Глупость! -- сказал мрачный Л'Эстисак.
-- Черт возьми! Конечно... Но на следующий же день я сотворила другую глупость, большую. Ночью я целых четыре часа полировала мои ногти. Это придало мне смелости. Вечером в казино я подошла прямо к моему мидшипу и -- бац! -- объяснилась ему в любви. Он остолбенел. Но послушайте самое интересное!.. "Тебе шестнадцать лет? -- сказал он мне... (Вы понимаете, я прибавила себе лет, чтоб он не отнесся ко мне как к маленькой девочке!) -- Тебе шестнадцать лет? И у тебя еще не было любовника? Послушай, дочь моя! И ты думаешь, что я соглашусь быть первым! Ну нет! Отчаливай! Пусть твоя мать раньше выпорет тебя еще разок!" Он даже не захотел поцеловать меня.
-- Жестоко!
-- Да, жестоко!.. В жизни моей я столько не плакала. Но спустя четыре дня я снова закинула удочку, решившись на все: "Вот я! Вы не захотели быть первым... Так вот! Вы будете вторым!.. Вчера я попросила моего двоюродного брата... И теперь дело сделано!.." Разумеется, во всей этой истории не было ни слова правды. Но гардемарин сделал вид, будто поверил. Мы пошли искать комнату. Мы не нашли комнаты. И так как стояла хорошая погода, мы отправились в сторону Ажо, под цикламены, и садовник, наверное, здорово сердился на следующий день. А!.. Здравствуйте. Вы как раз вовремя: в чайнике есть чай и наш юный друг Селия возьмет на себя роль девушки, разливающей чай.
Между сосен появилась группа новых гостей. Селия узнала Фаригулетту и Крошку БПТ с двумя дамами и несколькими офицерами, которых она уже видала в разных местах.
-- Жанник, -- заявил один из новоприбывших, когда были окончены канонические поцелуи. -- Жанник! Я пришел к вам не затем, чтобы пить чай, съесть ваше пирожное и даже не поблагодарить вас, как, без сомнения, сделают все те обжоры, которые приехали со мной! Нет! Я явился к вам, Жанник, чтоб постучать у врат вашей мудрости и укрыться под кровом вашего разума.
Это был разбитной малый с маленькими усиками и живыми, блестящими глазами.
-- Дайте мне совет, о Жанник!.. Вы знаете меня: когда-то давно мы вместе провели пять или шесть сладостных ночей...
Она весело расхохоталась:
-- Замолчите!.. Разве о таких вещах говорят вслух?
-- Отчего же нет? В этом нет ничего позорного. Напротив того: милостивая государыня и друг, я очень горжусь тем, что ваш выбор пал на меня.
Она смеялась и цитировала классиков:
-- "Смеетесь, сударь, вы! Горда должна быть я!.." Но... Дальше что?
-- А дальше вот что: возможно, что через три месяца я буду женатым человеком. Что вы об этом думаете? Будет ли это хорошо? Или дурно? Что вы мне посоветуете?
-- Я? Ровно ничего!..
Она энергично потрясла своей лукавой головкой:
-- Ровнехонько ничего! Пор-Кро, голубчик, вы совершеннолетний, не правда ли? И вы не нуждаетесь ни в чьем разрешении, кроме разрешения вашего министра, а он никогда не откажет вам в разрешении на всякую глупость, какая только взбредет вам в голову, будь то глупость вступить в брак! А потому делайте как знаете.
Он посмотрел ей в глаза, потом подошел к ней и фамильярно присел на ее кресло:
-- Совсем не так! -- сказал он, сделавшись внезапно серьезен. -- У меня нет ни отца, ни матери, с кем я мог бы посоветоваться, хотя бы проформы ради. И вот потому-то я и пришел к вам, чтобы поговорить с вами по душам. Теперь я больше не смеюсь. Жанник, голубка моя, вы слишком добрый и слишком испытанный друг, чтоб отказать мне в том совете, которого я добиваюсь. И вы слишком опытный врач, чтоб ваш совет мог оказаться дурным!
Тронутая этими словами, она протянула ему руку:
-- Вы чрезвычайно мило сказали все это.
Он поцеловал тонкую и худенькую лапку и снова заговорил шутливо:
-- Вот видите! Вам никак не удается увильнуть, милостивая государыня и друг. Право же, оставить в неведении, нерешительности, неуверенности и прочих неприятностях старого любовника -- будет недостойно вас. Ваш долг ясен: говорите! Разрешите мои сомнения.
Она забавно пожала худенькими плечиками:
-- Вот сумасшедший! Ах! Маленькая Селия! Если только ваш мидшип похож на этого, жалею вас от всей души! И такие люди воображают, будто могут составить счастье дамы, эти желторотые? И все же, он вежливенько просил меня и я дам ему совет. Пор-Кро, голубчик, кто такая эта барышня? Скажите мне потихоньку ее имя. На ушко... Ведь вы знаете, я никогда не выдаю тайн!
-- Знаю, -- сказал жених. -- Вы вполне честный человек.
Он наклонился к ней, сообщил ей имя и ловко поцеловал ее в ухо.
-- О! -- воскликнула Жанник. -- Скверный мальчишка! Вот вы и растрепали меня. Противное существо! И он еще спрашивает советов!.. Вот вам первый совет: никогда не целуйте женщину без всякого повода, в особенности когда она причесана.
Привычной рукой она поправила волосы:
-- Вот!.. А теперь к делу. Барышня... Назовем ее барышня Икс, превосходно! Ей двадцать четыре года.
-- Как вы можете знать, сколько ей лет?
-- Пор-Кро, послушайте! Не дурите!.. Как будто бы в Тулоне дама полусвета может не знать возраста светской девушки! С луны, что ли, вы свалились, друг мой?.. Итак, ей двадцать четыре, а вам двадцать шесть... Родня, приданое, деньги, характеры... Хорошо! Я знаю все, что мне нужно, дайте мне подумать. Я скажу вам мое мнение после захода солнца. А теперь... Селия, голубушка, ведь вы позволите мне называть вас Селией, не так ли?.. Пожалуйста, Селия, накормите и напоите всех этих господ. Они заслужили хлеб и соль. Печенье и чай. Тем, что совершили путешествие из Тулона в Тамарис, чтоб посмотреть, жива ли еще Жанник... А пока вы будете заняты делом, мы с Фаригулеттой будем рассказывать разные гадости. В ее годы это можно. А остальные дамы послушают.
Вокруг кресла все остальные дамы уже собрались в кружок. Но раньше чем Фаригулетта успела приняться за обещанные гадости, между Л'Эстисаком и одним из вновь прибывших офицеров завязался технический спор. Разговор шел о "Бевезье" -- крейсере, который за год до того разбился у Агуапских скал. И все дамы сочли за честь для себя принять участие в этом разговоре.
С большой враждебностью говорили о командире "Бевезье", виновном в том, что темной ночью он держался слишком близко от берега, на котором не было маяка и близ которого погибло уже несколько судов.
-- Мне казалось всегда, -- заметила скромно и рассудительно хозяйка дома, -- мне всегда казалось, что в подобных случаях вы можете измерять глубину с помощью лота?
Л'Эстисак поклонился:
-- Сударыня, ничто не может быть справедливее ваших слов, и вы делаете честь вашим преподавателям практической навигации. Если бы командир "Бевезье" поступил так, как вы советуете, он бы спас свой корабль. Но по чрезвычайно показательной забывчивости ни этот человек, ни военный совет, которому было поручено это дело, не вспомнили, что на борту каждого из принадлежащих Республике судов имеются лоты! Одной из этих девочек следовало бы провести ночь накануне суда в постели одного из судей: и забывчивость, о которой идет речь, была бы исправлена, хочу сказать -- наказана.
Жанник засмеялась и пожала плечами.
-- Смею вас уверить, что это так! -- настаивал на своем герцог. -- Ведь вы знаете, что истина имеет обыкновение глаголить устами младенца. И по этому поводу следует даже поцеловать означенные уста с должным почтением.
И он поцеловал уста Жанник.
С сахарницей в одной руке и с чашкой в другой Селия подошла к Пор-Кро, жениху:
-- Два куска сахара, сударь?
-- Один, прошу вас.
Она подала ему чашку, он поблагодарил ее:
-- Не девица, а совершенство! Дьявол! Мне хочется послать к вам мою суженую: вы поучили бы ее. Вообразите, позавчера она самым скромным образом оросила колени одной почтенной дамы двумя литрами оранжа со льдом!..
Селия засмеялась:
-- Господин Пор-Кро, мне хочется сказать вам сразу: ваша суженая, не совсем верю в ее существование!..
-- Отчего же?
-- Вы слишком много распространяетесь о ней.
-- Та-та-та!.. Это очень забавно!..
Он взял сахарницу из ее рук и сам поставил ее на стол. Он поставил на стол также и свою чашку, позабыв выпить ее, и возвратился к Селии:
-- Дайте мне вашу руку, -- сказал он, -- я хочу погадать по ней. Вы провинциалка, дитя мое: это написано здесь. Провинциалка из Парижа, говорите вы?.. Пусть так. Париж не меньше провинция, чем Лион, Марсель или Бордо. Итак, вы провинциалка и вы еще не освоились с нравами нашей тулонской столицы. Но утешьтесь, это пройдет со временем.
Он прижался губами к влажной ладони и сказал:
-- Поэтому вам, как провинциалке, кажется необычайным, что человек, который собирается жениться, спрашивает совета и мнения у дамы полусвета, которая была некогда его любовницей. Вам этот человек кажется смешным с головы до пят и, что много хуже, -- неприличным от пят до головы: я даже готов держать пари, что вас страшно шокировало то обстоятельство, что в этом обществе "дурных женщин" вам пришлось услыхать имя чрезвычайно чистой девушки!.. Не пожимайте плечами: все это совершенно очевидно!.. Но не думайте, девочка, что я потешаюсь над вами. Совсем напротив, ваше возмущение прелестно, трогательно. Но только вы не правы, а прав я. Вы сказали себе: "Вот гадкий человек, который сегодня вечером будет ухаживать за невинной девочкой, а за чаем он смеялся над ней у "потаскушки"!" Это неверно, дорогая моя! Я всего меньше насмехаюсь над моей невестой. И исключительно ради нее -- да, ради этой бедной невинной девочки -- я самым серьезным образом спрашивал мнения Жанник насчет того, каковы наши шансы быть счастливыми или стать несчастными, мнения Жанник, оттого что Жанник, что бы ни думали о ней все парижане, лондонцы, марсельцы и прочие варвары, вовсе не "потаскуха". Мы люди воспитанные, и мы совсем иначе относимся к нашим маленьким подружкам. А она, -- он мигнул на хозяйку дома, -- а Жанник, без сомнения, очаровательная женщина и нисколько не ниже моей невесты ни по уму, ни по сердцу. И клянусь вам, что я не больше испытываю угрызения совести, называя сегодня Жанник имя, чем буду испытывать завтра, называя ей имя Жанник. Кто может лучше знать меня и лучше оценить мои качества будущего мужа, чем умная и проницательная подруга, чьим любовником я был не больше полугода назад?
Селия глядела на офицера, широко раскрыв глаза.
-- Quod erat demonstrandum!18 -- закончил он, еще раз целуя ее руку, которую он не выпускал все это время.
-- Три такие лекции, и вы будете тулонкой до мозга костей.
Голос Фаригулетты, голос вырвавшейся на свободу школьницы, тоненькая струйка уксуса, прозрачного и терпкого вместе, звенел, сопровождаемый возгласами:
-- Не знаю, который был час, девять или десять, наверно, не было еще полудня. Я спала, как камень, одна: мой мичман удрал рано утром, чтоб захватить шлюпку. Вдруг тук-тук-тук!.. Целый град ударов ногой в мою дверь!.. Я выскакиваю из постели, почти нагишом. Бегу отворять. Я подумала: верно, пожар или землетрясение... И что же!.. На моем пороге я вижу двоих "отметчиков": "Вы Мария Мурен"? Я чуть не упала!.. Вы понимаете: Мария Мурен мое настоящее имя. И ни одна душа не знает его здесь. Я не из Тулона, из недалекого отсюда самого Бандола... Самый пакостный из "отметчиков" кладет мне на плечо свою лапу: "Ходу! Идем в участок, и не брыкаться!" Я сразу же поглупела, как целое стадо индеек, и, вместо того чтобы протестовать, звать на помощь, как-нибудь отбояриться, а закон был на моей стороне, это ясно как день, я ударилась в слезы и только всего и прошу, чтобы мне позволили надеть юбку и захватить с собой Буль де Сюиф, моего терьера. И вот мы на улице. Можете вообразить, как мне было стыдно: я не одета, не причесана, и два "отметчика" держат меня за руки, как воровку. Слава Богу, идти было недалеко. Мы приходим в участок. Там был комиссар. Владыка небесный! Мне показалось, что я возвратилась к моим родителям, где из четырех слов три были грубые!.. Знаете ли вы, что первым делом крикнул мне этот "комиссар"? "Наконец-то попалась мне одна из них! И они еще смеют иметь собак, эти собаки!" И пошел!.. Чего только я не услыхала... Короче говоря, он наконец зовет нравственных и приказывает отвести меня -- отгадайте куда? В особый квартал. Чтобы меня подвергли осмотру вместе с тамошними женщинами. Я думала, что уже все кончено и что мне дадут билет. К счастью, в последнее мгновение мне пришла в голову блестящая мысль. "Простите, -- говорю я комиссару, -- простите! Я спала тогда и не все поняла. У ваших людей был ордер, чтоб войти ко мне?" Он снова начинает ругаться: "Ордер, чтоб войти к такой твари, как ты? Вот еще!.." Но я помнила, что мой мичман как-то говорил мне. "У них не было ордера? Хорошо! Это доставит большое удовольствие моему другу, когда я расскажу ему это... Да, моему другу господину Тенвилю, редактору "Маленького тулонца"... Это было почти правда -- то, что я говорила: мы с ним обыкновенно проводили две ночи каждые две недели, и Тенвиль был так мил, что обещал помочь мне, если у меня будут какие-нибудь неприятности. Ну, дети мои! Едва услышав это имя, имя Тенвиля, комиссар побледнел. И сразу же предложил мне сесть!.. Четверть часа спустя все было в порядке. Вместо того чтоб тащить меня на "осмотр", послали агента за справками в редакцию "Маленького тулонца". Тенвиль черкнул пару слов. И меня сейчас же отпустили! Ну не счастливо ли я отделалась, а?!
Женщины заволновались. Л'Эстисак прервал их:
-- Самое замечательное, -- сказал он холодно, -- это то, что в тысяча семьсот восемьдесят девятом году банда фанатиков взяла приступом Бастилию из протеста против произвольных арестов, которые, как всякий знает, были позором старого строя...
Женщины все вместе покачали головами. Да, это было замечательно, и Л'Эстисак был прав. Но у них не хватило смелости шутить по этому поводу. И Жанник выразила общее их мнение:
-- И все-таки, -- прошептала она, -- трудно жить так, вечно преследуемой, загнанной, травимой, как дикий зверь, как волк!..
Она задумалась. Потом внезапно сказала:
-- Пор-Кро! Пор-Кро! Женитесь.
Тот даже привскочил:
-- Тут же? -- спросил он. -- Немедленно? Без разговоров? Уж не история ли Фаригулетты внушила вам этот вердикт?
-- Черт возьми! Да!..
Он удивился:
-- Объясните?
-- О! -- сказала она. -- Я никогда не умела давать объяснений! Но я вполне убеждена в том, что говорю: женитесь! Так будет лучше.
Он спросил ее:
-- Так, значит, вы полагаете, что я буду счастлив? Что мы будем счастливы, эта девица и я?
Она поджала губы...
-- Да, -- сказала она, -- да! История с Фаригулеттой -- хороший урок для нас всех. Видите ли, голубчик Пор-Кро, хорошо живется только женатым людям. Варенье достается им, а черствый хлеб -- холостякам!.. Не оставайтесь же холостяком, если можете стать "замужним человеком"! И хватайтесь за первый же случай. Ваша жена как раз по вас, друг мой. Она мила, спать с ней вовсе не будет неприятно, для вас в особенности, оттого что вы умеете спать с женщиной не грубо: ведь мы научили вас этому, мы, собаки, твари, как называл нас Фаригулеттин комиссар. Она пожнет плоды наших уроков. Когда у нее будут какие-либо прихоти, вы вспомните о наших прихотях, о прихотях собак и тварей. Вы не будете жестоки и эгоистичны. И вы как-нибудь проживете вдвоем. Женитесь, Пор-Кро!
-- Дьявол! Нечего сказать, хорошо вы ободряете человека... Но вот что меня занимает: если брак, какой бы то ни было брак, представляется вам столь желательным, отчего вы сами, Жанник, не пытались выйти замуж?
-- Я?..
-- Вы! У вас не раз был к тому случай, это мы все прекрасно знаем. Три или четыре раза дело было только за вами: вам стоило только захотеть. И вы не захотели.
Она всплеснула своими прозрачными руками и снова уронила их на креп своего кимоно.
-- Дело было только за мной... Быть может! Но ведь существует пословица: где козу привязали, там ей и травку щипать. А меня, друг мой, привязали вместе с другими холостяками.
Л'Эстисак оставил свое кресло зеленой травы и спинку из коры дерева. Он подошел к креслу Жанник, наклонился над ней и коснулся губами бледного лба девушки. Большая ассирийская борода эбенового дерева с инкрустацией из меди хотела, казалось, перелить немного своей силы в это хрупкое, слабое, бессильно распростертое тело.
-- Щиплите травку, козочка!.. Так мило, мило, что вы не бросили нас, людей черствого хлеба.
Она запустила пальцы в длинные пряди, иссиня-черные и рыжие:
-- Нет!.. Не мило, а благоразумно. Разве может выйти замуж та, кто родилась в грязной конуре в Рекуврансе от прачки и от портового рабочего, которые постоянно бывали пьяны три дня в неделю? Не может, не смеет!.. Конечно, если только она не захочет взять портового рабочего, сама стать прачкой, напиваться три дня в неделю, жить в грязи, среди драк и побоев -- совсем так, как моя мать. Какова мать, такова дочь! Но видите ли! У меня не было призвания к этому: мне не нравились ни пинки ногой, ни град ударов веревкой, сложенной вчетверо. И я любила мыть лицо почти каждый день. Очевидно, я не была создана, чтобы стать порядочной женщиной. Я плохо кончила: у меня были любовники -- офицеры, моряки, и они научили меня быть чистой, быть воздержанной, быть ласковой, не ругаться, читать, думать, всем порокам, не так ли!.. А что касается того, чтоб выйти замуж за одного из этих любовников и в благодарность за его уроки наградить его теми тестем и тещей, про которых я вам рассказала... Нет!.. Это было бы не слишком честно.
Последние лучи солнца окрасили пурпуром красноватые стволы похожих на зонтики сосен. Ночь стремительно надвигалась на весь рейд, гоня перед собою лиловые и зеленоватые сумерки. В усиливающейся тьме внезапно подул декабрьский ветер. Л'Эстисак властно поднял на руки больную и унес ее с лужайки в дом.
Было много поцелуев, потом все вместе ушли. Герцог один остался, оттого что он поселился на Голубой вилле, "экономии ради", как он говорил без тени улыбки. Кроме того, он уверял, что болен, и прописал себе режим -- режим Жанник...
И Жанник, которую покорила эта трогательная нежность, решилась, ради здоровья своего друга, следовать предписаниям врачей.
Маленький пароходик с желтой трубой спешил при свете звезд. Эскадренные броненосцы, сверкая разноцветными огнями -- белыми, красными, зелеными, -- казались архипелагом из драгоценных камней.
Селия, полусклонившись, сидела подле трапа, опираясь на борт, и смотрела в темноту.
-- О чем вы думаете? -- спросила маркиза Доре, которая не любила тишины.
Но Селия иногда любила тишину...
-- Ни о чем, -- сказала она.
И все всматривалась в ночь, вслушивалась...