-- Изабелла! Изабелла! Готова ли ты? Мы умираем с голоду!
Мадам Эннебон в веселом оживлении вошла в комнату своей дочери.
-- Я уже давно готова, -- ответила с улыбкой мадам де Ла Боалль.
Хотя мадам Эннебон и умирала с голоду, это не помешало ей удобно расположиться в кресле.
-- Давно? -- повторила она с удивлением.
И посмотрела на свои браслетные часы. -- Да, верно. Уже очень поздно. Зато какая у нас была прогулка с Полем! Я тебе все подробно расскажу... А знаешь, дорогая, тебе очень к лицу это платьице! Оно от Ладакса?
-- Но, мама. Ты ведь хорошо знаешь это платье!
-- Ах, да!.. Оно сшито еще до свадьбы!..
-- Конечно, -- сказала мадам де Ла Боалль. -- У меня еще совсем не было времени с тех пор заняться своим...
-- Да, да, верно! Я совсем без головы! Сколько прошло времени, как ты замужем? Дней пятнадцать или три недели?
-- Завтра в полдень минет девять дней, -- ответила Изабелла.
-- О, Боже! -- воскликнула мадам Эннебон. -- Как время летит.
Затем, без всякого перехода, она продолжала:
-- Это безразлично. Во всяком случае, ты очень мила в этом платьице... Впрочем, я знала, что найду тебя уже одетой. Что касается меня, то я слишком устала, чтобы переодеваться. Однако... Послушай, у меня блестящая идея: не будем обедать здесь, а отправимся все трое куда-нибудь в кабаре.
-- О! -- воскликнула Изабелла. -- Снова выходить? Зачем? Здесь в гостинице великолепно кормят... И после того, как я целый день слонялась по городу...
-- Я гуляла не меньше твоего... Да, это правда, что здесь хорошо кормят. Но там веселее... Видишь ли, моя девочка, ты совсем не умеешь пользоваться жизнью! Знаешь что? Спросим Поля!..
Она вскочила с кресла и выбежала в коридор.
-- Поль, Поль! -- слышала Изабелла ее голос.
Месье де Ла Боалль, хотя вернулся с мадам Эннебон, успел уже надеть смокинг... Он одевался всегда с быстротой заправского спортсмена. Изабелла искренне удивилась, тотчас же увидав его на пороге своей комнаты. Мадам Эннебон совсем не пришлось стучаться к нему в комнату.
Он остановился перед дверью со скромной улыбкой на губах, словно не решаясь войти...
-- Скажите, Поль, -- воскликнула мадам Эннебон, -- не правда ли, лучше пообедать где-нибудь в другом месте, а не здесь в гостинице?
-- Где-нибудь в другом месте? -- повторил он и посмотрел на Изабеллу.
-- Ну да! -- настаивала мадам Эннебон. -- Еще вчера вы рассказывали мне о том любопытном ресторане... да, святого Хризотона.
-- Знаю, знаю... Пастарелларо, за Тибром.
-- Ну, так как же значит?.. Что же. Можно туда как-нибудь отправиться -- сегодня, либо в другой вечер...
Он продолжал смотреть на Изабеллу, ожидая какого-нибудь знака одобрения. Но одобрения не последовало. Мадам Эннебон вдруг рассердилась.
-- Послушайте, Поль. Я надеюсь, вы знаете, что Изабелла никогда ни на что не ответит определенно "да" или "нет". Я не желаю обедать здесь в гостинице, особенно рядом с Изабеллой в таком платье. Значит...
-- Значит, сделаем так, как вы хотите...
Он уже склонил перед нею свое знамя... Было мало людей, которые решались противоречить причудам госпожи Эннебон... И Поль де Ла Боалль не принадлежал к числу этих редких исключений. Успокоенная быстрой покорностью своего зятя, мадам Эннебон снизошла до дружеского увещевания по адресу дочери:
-- В самом деле, Изабелла, ты ведь уже так устала! Тебе не будет трудно отправиться в автомобиле по ту сторону Тибра... Ты же любишь прогулки по Риму... Итак, ты решилась, дорогая? Как это мило с твоей стороны!
Изабелла молча надевала шляпу...
Они проехали весь город от "Паласа Альберто" до Тибра. Перед мостом Гарибальди мадам Эннебон вдруг потребовала, чтобы шофер свернул на набережную Ченчи в сторону Палатинского холма: ей хотелось полюбоваться смутными очертаниями Тибрского островка во мраке ночи.
-- Но ведь мы же должны обедать как раз у моста Гарибальди! -- попробовал возражать ей месье де Ла Боалль и показал пальцем на Торре-дельи-Ангвиллара, возвышавшуюся на правом берегу реки.
-- Что же из этого? -- упрямо ответила мадам Эннебон. -- Назад мы поедем по другому берегу. Таким образом мы увидим островок на Тибре с обеих сторон. Ваш ресторан от нас не убежит!
-- Так-то так, но может быть там уже больше не окажется спиголы, если мы приедем слишком поздно. А вы ведь так любите спиголу?
-- Что за глупости! Уж одна-то спигола для меня найдется, я в этом уверена! Вы всегда предвидите какие-нибудь ужасы!
Спигола по праву считается самой замечательной рыбой, какая водится в Тирренском море. Мадам Эннебон не скрывала своих гурманских наклонностей.
Действительно, когда получасом позже они сели за стол в маленьком ресторанчике, обставленном по-деревенски, с фресками на стенах, им была подана великолепная спигола. Сам хозяин сервировал ее с той обходительной сердечностью, которая свойственна владельцам римских гостиниц, ресторанов и кабачков.
Обед был очень веселый -- точнее, мадам Эннебон, в восторге от обстановки, от рыбы и от фраскатского вина, которое было не хуже, чем в самом Фраскати, беспрерывно смеялась от радости, а де Ла Боалль, заражаясь ее весельем, с живостью ей отвечал. Изабелла де Ла Боалль была сдержанна, как всегда, и смеялась только тогда, когда это было совершенно необходимо. Однако она вовсе не была грустна. Никто при виде ее не мог бы назвать ее грустной.
Мадам Эннебон обращалась то к дочери, то к зятю. Ответов она почти не требовала, так что надо было только слушать ее.
-- Послушай, -- говорила она дочери, -- мне жаль тебя с твоей колонной Траяна и кошками. Конечно, у каждого свой вкус. Но, право, не стоит ездить в Рим, чтоб изо дня в день проводить послеобеденные часы на маленькой четырехугольной площади перед мертвыми развалинами. Ты всю свою жизнь будешь жалеть о напрасно потерянных красивых часах. Например, представляешь ли ты себе, что такое собор Св. Петра? Поль и я вернулись в восхищении. О! Эта колоннада!.. Эта швейцарская гвардия! Одеты, как бубновые короли!..
-- Ты знаешь ведь, -- возразила мадам де Ла Боалль, -- я не люблю итальянских церквей.
-- Да, в известном смысле я тебя понимаю, -- согласилась мадам Эннебон. -- Готические соборы, действительно, больше говорят сердцу! О, если бы ты знала собор в Толедо! Всякий раз, как я вспоминаю о нем, я снова становлюсь испанкой. И все же собор Святого Петра-- единственный в своем роде. Неправда ли, Поль?
-- Да, действительно, единственный в своем роде, -- подтвердил месье де Ла Боалль.
Он совсем не был глуп, но в разговоре старался нравиться своим собеседникам и потому постоянно поддакивал им. Впрочем, он привык разговаривать только с женщинами.
-- Ты исповедовалась? -- спросила мадам де Ла Боалль.
-- Нет, -- ответила мадам Эннебон, -- отца Ронкетти сегодня там не было. Я происповедуюсь в следующий четверг. Так будет лучше: я еще успею тут много нагрешить, и все сойдет вместе... О, как жаль, что здесь нет моего парижского духовника, дорогого и милого аббата Мюра.
Она смеялась, и смех ее был одновременно обворожителен и фриволен. В такие моменты ее можно было принять даже не за старшую, а за младшую сестру своей дочери.
Предупредительный хозяин подошел к их столику.
-- Не прикажете ли еще чего-нибудь, кроме спиголы, мадам?
-- О, -- ответила мадам Эннебон, -- мне хочется тех маленьких кусочков жареного мяса, которые у вас в Риме так вкусно готовят.
-- Знаю, знаю. Мадам будет довольна... Спагетти, не правда ли? Наших римских спагетти!
Владелец Пастарелларо говорил по-французски прекрасно, почти без акцента -- как персонал "Паласа Альберто". Мадам Эннебон сделала ему комплимент. Хозяин просиял:
-- О, мадам. Так и надо. В Риме обязательно надо владеть французским языком. Подумайте только: ведь Франция -- сестра Италии... более величественная, прекрасная, богатая... Потому мы ее так любим...
Изабелла, услышав красивую фразу, невольно подумала, что бедняки не всегда любят своих более счастливых родственников. Но она оценила тонкую вежливость римлянина.
-- Поль... -- вдруг обратилась мадам Эннебон к зятю. -- Поль, у меня новая идея: завтра утром -- в Зоологический сад!.. Это будет нашей утренней прогулкой. Утром никогда не хватает времени. Я каждый день собираюсь ложиться с курами, потому что в Риме нет ночной жизни. Но я не хочу вставать с петухами... Изабелла, пойдешь с нами?
Мадам де Ла Боалль колебалась:
-- Я с удовольствием пошла бы с вами... Но будешь ли ты готова к десяти часам?
-- Конечно, нет. К десяти часам... Зачем так рано? Ведь Зоологический сад в двух шагах.
-- Да, но самая лучшая часть дня -- до десяти часов. Нет, определенно не рассчитывайте на меня завтра утром... То есть, я хочу сказать, не ждите меня: я хочу в восемь или в половине девятого быть на Палатине. Если я вовремя вернусь, то, конечно, я с удовольствием...
-- Какое безумие!.. -- перебила ее мадам Эннебон. -- Жертвовать утром ради беготни по пыльному городу в поисках каких-то старых камней. Поль, дорогой мой, вам придется когда-нибудь пустить немножко свинца в эту упрямую голову.
Поль де Ла Боалль улыбался не без смущения. Конечно, смущение его имело некоторое основание. Как-то не принято советовать молодому супругу пустить свинца в голову жены, обрученной с ним девять дней тому назад. Но мадам Эннебон не слушалась нисколько. Вкусы ее дочери не столько удивляли, сколько раздражали ее. Она никак не могла успокоиться.
-- Изабелла, неужели ты это говоришь всерьез? Может быть, ты только смеешься надо мной, уверяя, будто пойдешь на рассвете на Палатинский холм? Ведь это же совершенная нелепость. Нет, нет, не возражай, я и слушать тебя не хочу... А главное -- с историей можно ознакомиться по книгам. С какой стати сверять все на месте... Тем более, что я не знаю ничего более ужасного, чем толстый слой современной пыли на скверных древних камнях. Да, да, на скверных древних камнях -- ужасно безобразных. Значит, к чему терять время? Особенно здесь, в Риме, где имеется столько чудных вещей для зрения, для слуха, для всех наших чувств. Ты не любишь итальянских церквей -- пусть будет так. Но нигде на свете католические церемонии не отличаются такой красотой, как здесь. Видеть папу в соборе Св. Петра, слушать музыку, вдыхать благовония, видеть все это многообразие красок, обилие золота! Во всем столько света, жизни!..
Немного спустя, они возвращались в гостиницу: сначала они ехали по набережной Тибра мимо маленького островка, затем свернули на виа дель Черки, между Авентином и Палатином, а после влево на виа ди Санто Грегорио, которая заканчивается Колизеем. Слабая луна сияла на небе среди бесчисленных звезд итальянского небосвода. И громадный каменный цилиндр, своими размерами превышающий все семь окрестных холмов, возвышался величественно, испещренный полосами света и тени, заслоняя собой половину горизонта.
Мадам де Ла Боалль, сидевшая в глубине экипажа рядом с матерью, приподнялась немного, чтобы лучше видеть. Госпожа Эннебон тоже приподнялась и сказала:
-- Да, в данном случае я тебя понимаю. Колизей прекрасен... Особенно ночью, при свете луны, как теперь... Но уверяю тебя, мне он был бы милее раньше -- в те времена, когда в нем кипела жизнь, когда дрались гладиаторы, и дикие звери пожирали друг друга, когда по всему амфитеатру разливался волной народ римский. О, какая это была жизнь, красочная, яркая -- жизнь юного Колизея!