Поль де Ла Боалль выходил из комнаты 217 вспять. Осторожно закрыв дверь, он обернулся -- и увидал Изабеллу. Она стояла неподвижно и в оцепенении смотрела на него. Глаза ее были широко раскрыты, лицо -- без кровинки, даже дыхание остановилось -- она была близка к обмороку.
-- О! -- воскликнул он испуганно.
И, с усилием переведя дух, добавил:
-- Это вы?..
Изабелла отступила на шаг и прислонилась к стене.
-- Это ты? -- задыхаясь, задала она тот же вопрос.
Никогда еще она не говорила ему "ты". Несмотря на крайнее свое замешательство, он заметил это обращение на "ты" и испугался его. Тем не менее он попытался выйти из тупика:
-- Представьте себе, -- сказал он с усилием, -- представьте себе... вашей матери стало дурно...
-- А?!. -- воскликнула Изабелла, мигом преодолевая свое полуобморочное состояние. -- Маме плохо?
-- Нет, нет! -- сказал он с живостью -- и преградил ей дорогу.
Она посмотрела на него глазами, полными ужаса. Как далеки они были от своего обычного выражения кротости и мягкости!
-- Значит? -- сказала она. -- Значит...
Он провел рукой по лбу, словно для того, чтобы собраться с мыслями. Потом вдруг заговорил решительно:
-- Значит, -- сказал он, разводя руками, -- значит, мне остается только извиниться перед вами... Мне следовало быть осторожнее, вы не должны были видеть... Но ведь вы же все равно знали, в чем дело, не правда ли?..
Она вся дрожала.
-- Я знала? Что я знала?..
-- Ну, да это!
Кивком головы он указал на дверь, которую только что затворил за собой.
Это было откровенное признание, без искусственных прикрас и отговорок. Она его поняла -- поняла отлично... И все-таки еще недостаточно. Обеими руками она держалась за стену:
-- Я знала?.. Я знала это?.. Я?..
Теперь уже он в свою очередь посмотрел на нее с искренним изумлением.
-- Как? -- сказал он. -- Я ничего не понимаю!.. Ведь ваша мать сообщила вам свою волю!.. И, наконец, за восемь дней... за девять дней... Даже, если вы сразу и не поняли... У вас было достаточно времени...
-- Достаточно времени... -- повторила она машинально.
Теперь только она начала сознавать положение. Открытие, сделанное ею только что, было так ужасно, что она почувствовала себя на краю пропасти. У ее ног зияла бездна, в которую свалилось все, что до тех пор составляло содержание и смысл ее жизни, -- ее детская привязанность к ее матери, вера, мечты и надежды... В душе ее не осталось ничего.
На десять или двадцать секунд Изабелла потеряла способность видеть что-либо вокруг себя. Она ощущала только пустоту...
Потом медленно и беспорядочно предметы стали снова всплывать на поверхность сознания: лампочки на потолке... голые стены коридора, перерезанные дверями в равных промежутках... И этот человек, неподвижно стоявший перед ней...
Вдруг стены зашатались, ковер ускользнул из-под ее ног, электрические лампочки стали яркими, как солнце. Изабелле показалось, что она умирает... Она почувствовала, что сейчас упадет -- упадет лицом вперед, со скрещенными руками.
Поль де Ла Боалль, с трудом подавляя готовый вырваться у него крик, бросился, чтобы поддержать ее. Но лишь только он протянул к ней руки, она отпрянула в сторону и закричала:
-- Не трогай меня! Не прикасайся ко мне!
И она собралась с силами, чтоб дотащиться до двери. Шатаясь, она вошла в свою комнату и захлопнула за собой дверь.
Поль де Ла Боалль, который все еще стоял на том же месте, парализованный неожиданностью и страхом, услыхал сначала скрипение ключа в замке и шум задвигаемой задвижки, а затем глухой звук падающего на пол тела.