Весь длинный летний вечер тело Караччиоли не снимали с веревки, к общему негодованию не только его сограждан, но и иностранцев. Затем тело положили в шлюпку, привязав к ногам тяжесть, отвезли на добрую милю дальше и бросили в море.
Что касается Джиты, то она незаметно исчезла — Рауль удалил ее от такого тяжелого для нее зрелища, пока внимание Вито-Вити и его товарищей было отвлечено совершавшеюся казнью. Затем Куф отправился на свой фрегат, который полчаса спустя на всех парусах вышел из Неаполитанского залива.
Выйдя за пределы тесно стоявших судов и лодок, Рауль направил свой ялик к садам Портичи, достаточно удаленным от обычных мест стоянки судов, и в то же время не настолько, чтобы к ним нельзя было доехать в час. По мере того как легкий ялик подвигался вперед, Джита начала успокаиваться; она осушила глаза и огляделась, как бы спрашивая, куда ее везут.
— Я не спрашиваю у вас, Рауль, как вы очутились здесь в настоящую минуту, но я хотела бы знать, куда вы нас теперь везете. Наш дом в настоящее время в Санта-Агата, по ту сторону залива; мы ежегодно проводим там месяц у сестры моей покойной матери, имеющей все права на привязанность с нашей стороны.
— Если бы мне не было уже все это известно, Джита, меня бы здесь не было. Я был сегодня утром у вашей тети, а оттуда последовал за вами в Неаполь, где узнал о суде и приговоре над вашим дедом; я видел, как вы вошли на корабль английского адмирала и, ловко спровадив лодочника, поджидал вас. Все это произошло так же естественно, как непосредственно самое чувство, побудившее меня еще раз сунуть свою голову в пасть льву.
— Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сложить, Рауль, — заметила Джита с упреком, не заглушившим, однако, преобладавшего оттенка нежности в ее голосе.
— Вам все известно, Джита. На мою глубокую и горячую любовь вы холодно отвечаете положительным отказом выйти за меня замуж; вы бежите от моих преследований в Порто-Феррайо, рассчитывая на весь риск для меня в посещениях этого враждебного французам острова; наконец, вы здесь, среди англичан и других врагов Франции, и что же? Вы видите, чего вы этим достигли: сам адмирал английского флота, Нельсон, не в состоянии помешать Раулю Ивару последовать за той, которую он любит.
Рауль положил весла. Вокруг стояла такая тишина, что, казалось, сама природа затаила дыхание; присутствие старика дяди, вечно погруженного в размышления и не замечавшего ничего происходившего перед ним, не могло помешать объяснению влюбленных.
— Я могу только повторить то, что я уже вам говорила, — отвечала Джита, — я не покину своей родной земли, а вы не откажетесь от вашей славной республики, которою вы так гордитесь. Наконец, что всего важнее, вы пропитаны новыми идеями вашей нации. Неужели всего этого не достаточно, чтобы развести нас, хотя бы мы чувствовали взаимное расположение?
— О, Джита, любовь преодолевает все преграды! — с горечью воскликнул Рауль. — Но оставим этот разговор до другого раза. Теперь я должен прежде всего позаботиться о том, чтобы доставить вас в дом вашей тети, если вы не пожелаете вернуться в ваши башни на «Блуждающей Искре».
— Разве здесь «Блуждающая Искра»? О, Рауль! Какая неосторожность! Наконец, ваш экипаж возмутится против вас за то, что вы так часто подвергаете его серьезной опасности ради удовлетворения вашей прихоти.
— Мой экипаж в меня — он любит риск и приключения. Кроме того, я пришел к убеждению, что нет лучшего способа скрыться, как замешаться в толпу — здесь, среди этого множества самых разнообразных судов, мой люгер пройдет незамеченным. Однако, вот и рыбак, который нас сейчас примет.
Лодочка Рауля подходила в эту минуту к речке, на которой спокойно стоял привязанный к берегу ялик, и рыбак, до тех пор сосредоточенно следивший за своей удочкой, поднял голову, пытливо вгляделся в подъезжавших и, узнав Рауля, вытащил лесу из воды, убрал рыболовные принадлежности и двинулся им навстречу. Внимательно всмотревшись в переодетого рыбаком человека, Джита узнала в нем Итуэля Больта. Когда ялики стали борт о борт, Рауль и его пассажиры перешли в лодку Итуэля, а свою лодочку Рауль привязал к берегу, рассчитывая, что ее владелец, чьей собственностью он воспользовался без разрешения, найдет ее в какой-нибудь счастливый день. Затем, взяв каждый по веслу, переодетые гребцы сильными взмахами быстро направились к противоположной стороне залива.
Лодки, разбегающиеся по всем направлениям Неаполитанского залива, не обращают на себя ничьего внимания, настолько это привычное здесь явление, а потому в море на своей легкой шлюпке, взятой с люгера, Рауль и Итуэль чувствовали себя в полной безопасности.
Солнце уже низко стояло над горизонтом, но еще можно было различать предметы. «Прозерпина», продвигавшаяся в том же направлении, пользуясь благоприятным ветром, летела на всех парусах и скоро почти поровнялась с лодкой Рауля. Чувствовалось что-то преднамеренное в атом настойчивом приближении, и наши гребцы не могли этого не заметить; а когда судно круто повернулось к ним, то и Джита испугалась.
— Ничего не бойтесь! — закричал Гриффин по-итальянски. — Мы хотим только взять вас на буксир. Ловите веревку, вот!
Веревку бросили, и так как она попала на голову Итуэлю, то ему ничего не оставалось другого, как схватить ее. При всей своей ненависти к англичанам, и этому судну в особенности, Итуэль обладал склонностью, общей его соотечественникам, по возможности беречь себя от излишнего утомления; к тому же ему показалось даже забавным заставить английский фрегат тащить лодку французского корсара. Рауль продолжал грести, наблюдая, чтобы лодка не наехала на фрегат.
Все это случилось так внезапно и неожиданно, что Джита не могла удержаться и шопотом высказала Раулю свое опасение, как бы с фрегата не открыли переодетых перевозчиков.
— Не тревожьтесь, дорогая Джита, — отвечал ей так же тихо Рауль, — они далеки от мысли, что мы можем быть здесь. Во всяком случае «Блуждающей Искре» нечего опасаться их в настоящую минуту.
— Вы судовщики с Капри? — спросил Гриффин, стоявший на палубе рядом с капитаном Куфом и двумя итальянцами.
— Да, синьор, — отвечал Рауль простонародным говором и насколько возможно более изменяя свой голос. — Мы судовщики с Капри и возили вино в Неаполь. Да вот запоздали, хотели посмотреть на то, что происходило на «Минерве». Ну, уж и знать же наша! Они, кажется, меньше беспокоятся о жизни князя, чем мы у себя о каких-нибудь жалких перепелах. Простите, Джита, надо им отвести глаза!
— Не знаете ли вы, какое судно прошло мимо вашего острова сутки тому назад?
— Там много судов проходит, синьор, — турецкие, русские, английские.
— Это все ваши союзники, а я говорю о враждебном судне. Не заметили ли у вас французского люгера день или два назад?
— Как же, как же… Я понимаю теперь, о чем вы говорите, синьор. Именно такое судно и прошло совсем подле нас, — это верно, я видел своими глазами. Это было вчера вечером, а по свирепому виду экипажа надо полагать, что то были французы.
— Рауль, — остановила его Джита, испуганная его неосторожностью.
— Они заподозрили бы нас, Джита, если бы мы стали отрицать то, что им уже известно. Да, синьор, судя по оснастке и матросам, это — французское судно.
— Не пристанете ли вы к нам и не подниметесь ли на борт, приятель? — продолжал Гриффин. — Тут у меня имеется дукат, который, вероятно, придется вам по карману.
— Берегитесь, Рауль! — удерживала его Джита. — Я вижу там вице-губернатора и градоначальника, они узнают вас, и тогда все пропало.
— Напротив того, малейшее колебание может нас погубить; доверьтесь моей находчивости, Джита, — ответил он шопотом, а потом сказал громко: — Когда же и где видано, чтобы нищий отказывался от дуката, синьор!
Рауль шепнул два слова Итуэлю и затем ловко поднялся на борт «Прозерпины». Никто не мог заподозрить его, да и к тому же свет падал от одной луны, а чиновники Порто-Феррайо далеко не отличались догадливостью. Рауля, как отчаянного храбреца, даже забавляло это новое приключение.
— Подойдите сюда, приятель, — не без важности начал Вито-Вити, — и говорите нам только одну правду. Да обдумайте хорошенько свои ответы, от них многое зависит.
— Слушаюсь, синьор, и постараюсь отвечать вам очень обдуманно.
— Что у вас там, на острове все говорят так, как вы?
— У меня несколько французский акцент, синьор, потому что моя мать была француженкой, а нам всегда хоть что-нибудь да передается от матери.
— Это совершенно верно. Ну, а теперь скажите мне, где и когда видели вы французский люгер?
— Я так полагаю, синьор, что я должен вам сказать сначала, где я его видел, а потом — когда?
— Вот именно, сообщите нам сначала, где вы его видели?
— Вот видите ли… как вам это сказать?.. он направлялся к Искии, куда должен притти ночью, потому что с суши дул хороший ветер с вечера и до рассвета.
— Это прямо противоречит сообщению, сделанному нам тамошним епископом, — заметил Гриффин. — Он нам указал как раз противоположное направление: по его словам, люгер огибал мыс, чтобы войти в залив Салерно.
Рауль внутренне содрогнулся, так как сообщение епископа было совершенно верным. Однако, он не потерялся.
— Если вы имеете сведения от нашего епископа, ваша светлость, то я не удивляюсь ошибочности его показания — он почти слеп. При всем нашем уважении к нему, мы совершенно не полагаемся на его указание там, где наши глаза могут нам служить; но что касается евангельских истин, то мы верим каждому его слову, потому что он изучил их, когда еще обладал хорошим зрением.
— Можно ли положиться на показания этого чудака? — заметил капитан Куф. — С другой стороны, если он не лжет, то мы совершенно понапрасну прогуляемся в Салерно. Нелегко гоняться за «Блуждающей Искрой» на одном фрегате; нам надо бы иметь в своем распоряжении два судна. Он слишком подвижен и слишком смел.
— Я удивляюсь, почему не дал вам Нельсон другого судна в подспорье, — ведь дело не в битве, а в поимке, и, конечно небольшой французский люгер подвижнее огромного английского фрегата.
Рауль не мог не проворчать сквозь зубы проклятия; но заметил это один только вице-губернатор, который стоял к нему ближе других.
— Раз этот корсар встанет между Искиею и Прочидой, нам будет труднее его выгнать оттуда, чем выманить лисицу из ее норы. Что же касается атаки на лодках, то, я полагаю, с вас пока слишком достаточно того, что уже было.
— Я того же мнения, капитан. Наши матросы все еще под впечатлением неудачи и, пожалуй, утратили некоторую долю самоуверенности, — подтвердил Гриффин с откровенностью действительно храброго человека. — Надо дать им время оправиться.
— Так! — пробормотал Рауль, забывая, что его могут услышать.
— А все-таки мы должны его захватить, Гриффин, во что бы то ни стало!
Разговор на английском языке двух офицеров был совершенно непонятен ни Андреа Баррофальди, ни градоначальнику, и первый сначала безучастно присутствовал при допросе мнимого судовщика, пока два его восклицания не обратили на себя его внимания и не возбудили смутного неопределенного подозрения.
Глубоко оскорбленный за тот обман, который позволил себе проделать над ним знаменитый французский корсар, желая прежде всего бежать от насмешек своих горожан, вице-губернатор со своим другом ухватились за сделанное им Куфом предложение как за единственный выход из их неприятного положения. Им были предложены две койки в каюте капитана и общий с ним стол, и представители власти города Порто-Феррайо надеялись оказать англичанам содействие в поимке корсара и затем с честью вернуться домой. Но уже сутки, проведенные на корабле в непривычных для них условиях, повергли вице-губернатора в некоторое уныние и совершенно убедили в полной бесполезности их для желанного дела. Тревожные мысли не давали покоя несчастному Баррофальди и в силу лихорадочного возбуждения изощрили до некоторой степени его обычную простоту и доверчивость.
Присутствие Джиты и ее дяди при казни Караччиоли уже тогда показалось ему странным; и вот теперь он вторично различает их в этой взятой на буксир лодке. Самое одновременное исчезновение этих трех лиц из Порто-Феррайо, не обратившее на себя до сих пор его внимания, хотя о нем и поговаривали в городе, показалось ему теперь подозрительным. Теперь же Рауль выдал себя своими восклицаниями.
В ту минуту, когда Куф высказал свое непременное намерение захватить люгер, Андреа подошел к Гриффину и шепнул ему что-то на ухо.
— Чорт возьми! — воскликнул Гриффин. — Если вице-губернатор не ошибается, то наше дело наполовину сделано, капитан.
— Вице-губернатор пороху не выдумает, но он все же хороший человек, — сказал Куф. — Ну, что он вам такое сообщил, Гриффин?
Гриффин отвел его в сторону, и после короткого между ними разговора отданы были надлежащие распоряжения, и они оба быстро сошли с палубы.