Наконец собравшиеся встали из-за стола и перешли в гостиную. Все чувствовали себя несколько стесненно. Миссис Пейсон отправилась на кухню, чтобы дать инструкцию Гульде. Бедная Гульда редко имела возможность спокойно пообедать. Между ней и миссис Пейсон шла нескончаемая война из-за кофе. После завтрака, обеда и ужина хозяйка дома неизменно являлась на кухню, снимала кофейник с газовой печки и пытливо всматривалась в его черный провал.
-- Боже праведный, Гульда, вы наварили кофе на целый полк! Это сущее мотовство. Придется половину вылить.
-- Ничего, я выпью!
-- Да что вы, милая! Вы заболеете. И так вы пьете чересчур много кофе. От кофе вы делаетесь нервной, желтеете...
Гульда звучно жевала ломоть хлеба, бережно обхватив крупной рукой дымящуюся чашку своего излюбленного напитка.
-- Нет, миссис Пейсон. Мой дедушка, так он на день по двадцать чашек пивал.
-- Хорошо, а чем он кончил? Он мог бы жить до сего дня, если бы...
-- Да он и сегодня жив. Девяносто лет ему, а щеки красные, что яблоки.
В гостиной Лотти опять принялась за свое вязанье. В зале не зажигали свет, однако Чарли направилась туда и села за рояль. Играла она слабо, да и голоса особого у нее тоже не было. Лотти с вязаньем в руках вошла в большую полутемную комнату и подсела к Чарли. Та не повернула головы.
-- Это ты, Лотти? -- спросила она, продолжая играть.
-- Да, дорогая.
Короткое молчание.
-- Теперь смотри держись!
-- О да!
В гостиной Генри Кемп наклонился к жене и поцеловал ее. Потянувшись, он достал сигару, любовно поглядел на нее и с наслаждением закурил. Затем посмотрел на часы. О Боже, только без десяти восемь! Тетя Шарлотта сидела у двери залы и прислушивалась к музыке. Генри подошел к ней и ласково погладил ее по плечу.
-- Твоя сигара хорошо пахнет, Генри!
-- Это хорошая сигара, тетя Шарлотта!
Тетя Шарлотта слегка качала головой и барабанила пальцами по ручке кресла в такт музыке.
-- Приятно, когда в доме пахнет мужчиной.
-- Ах вы, старая греховодница! -- расхохотался Генри.
Он возвратился к Белле. Та в самом блаженном настроении праздно сидела в самом удобном кресле.
-- Послушай, Белла, неужели нам придется сегодня сидеть до позднего вечера? Я совсем разбит. Работал сегодня как лошадь.
Не успела Белла ответить, как из соседней комнаты донесся голосок Чарли:
-- Имей в виду, мама, что за мной должны заехать.
-- Кто -- твой поэт? -- спросила Белла.
-- Да.
-- На "фордишке"? -- вставил отец.
-- Да. Смейся же, глупый мой старичок! Ну, не несчастная ли я девочка? Иметь отца, считающего, что поэты и "форды" -- отличные мишени для насмешек. Если бы тебе пришлось иметь дело с теми или другими, ты убедился бы, что в них нет ничего смешного.
-- Положим, есть, -- не сдавался Генри. -- Каждый из них в отдельности потешен. А видя одновременно поэта и "форд", просто с ума сойти можно от смеха. Этакий современный... уф, как эта лошадь называется, ну, та, на которой обычно поэты скачут?
Жена пришла ему на помощь:
-- Пегас.
-- Вот, вот, Пегас! -- прокричал он Чарли.
-- Ты, папа, занимайся-ка лучше своим импортом, -- отпарировала веселая дочка, -- книжную премудрость предоставь маме и мне.
Генри вдруг стал серьезен и осторожно приблизился к жене.
-- А не можем мы, того, около девяти часов?.. А, Белла? -- вполголоса спросил он.
-- Не раньше половины десятого. Ты ведь знаешь, как мама относится к этому.
Генри вздохнул, покорился судьбе и устроился с газетой в буйволовом кресле. Это кресло напоминало собой уродливое чудище, ноги, спинка и ручки которого состояли из замысловато переплетенных рогов буйвола. К счастью, их острые концы были направлены в сторону от сидящего. Кресло было преподнесено Айзику Трифту какой-то организацией по застройке городских участков. Дамы в него никогда не садились и предостерегали от подобной ошибки всех посетительниц женского пола. От его рогов частенько доставалось оборкам, воланам, кружевам и рюшам. Но раз рискнув опуститься в это почтенное кресло, вы находили его неожиданно уютным и удобным. Здесь часто сиживал Генри Кемп. Покуривая и поглядывая поверх газеты, сквозь мирный дымок сигары, на это женское царство, обо многом передумал Генри этими вечерами в кругу семьи. Но говорил очень мало.
Общая беседа носила интимный, откровенный, часто бесцеремонный характер, как обычно бывает в семьях, члены которых встречаются слишком часто и знают друг друга слишком хорошо. Например, Белла обращается к Лотти:
-- Почему ты не сошьешь себе что-нибудь другого цвета? Ты десять лет ходишь в синем.
-- Практичный цвет и всегда выглядит прилично.
-- Так для разнообразия хоть раз будь непрактичной. Теперь в моде песочный цвет, -- кажется, так его называют... Что удалось сделать миссис Хайнс с тем платьем, которое она тебе перешивала?
-- Неудачная переделка: спереди что-то тянет и проймы тесные, приходится не поднимать рук. Хочешь посмотреть?
-- Надень-ка его.
-- Лень возиться.
-- Предпочитаешь ходить неряхой? Ну ладно. Уж эти мне доморощенные портнихи!
Сегодня Белла сидит, положив ногу на ногу, и болтает в воздухе туфелькой, свесившейся на носке. Это ее любимая привычка, от которой Генри Кемп приходил в полный восторг, когда они только что поженились. Теперь, двадцать лет спустя, он уже не приходил в такой восторг. Иногда туфелька падала с ноги -- совсем нечаянно. "Генри, милый, подними" В конце концов даже принц запротестовал бы, вздумай Золушка систематически ронять туфлю. Двадцать лет!
Покачивая туфелькой, как маятником, Белла крикнула Лотти в зал:
-- Приятно провела время, Лот?
-- Да, ничего.
-- Кто там был?
-- Наши девицы. Ты же знаешь.
-- Хорошенькая квартирка? А какое было угощение?
-- Великолепное: куриный салат, горячие пирожки, оливки, торты.
-- Не может быть!
-- Да, прямо званый вечер.
-- А счастлива она со своим Орвилем после десяти лет ожидания?
-- Да, конечно... По крайней мере была счастлива до этого дня.
-- До этого дня!.. О Лотти, поди сюда, не могу же я так надрываться!
Не переставая на ходу вязать, Лотти вернулась в гостиную. Через минуту за ней последовала Чарли. Она подошла к отцу, взгромоздилась на скользкую ручку старого кресла и прислонилась плечом к плечу Генри.
Лотти стоя продолжала вязать. Она слегка улыбнулась.
-- Бекки Шефер опять с цепи сорвалась. Довела Силию своими приставаниями до слез.
-- С чем же она к ней приставала? Хорошая гостья, нечего сказать!
-- Да все насчет брака. Брак и счастье... она утверждала, что всякая незамужняя женщина -- банкрот.
-- Ну, это-то Силию не должно было тревожить. Она, слава Богу, вышла замуж.
-- Бекки намекала, что Орвиля не стоило дожидаться десять лет.
-- Большинство мужчин этого не стоят, -- отозвалась тетя Шарлотта из своего угла, -- но жены узнают об этом только после десятилетнего супружества, когда уже слишком поздно. У Силии было достаточно времени убедиться в этом, и все-таки она за него вышла. Так лучше. И она будет счастлива с ним.
-- Шарлотта Трифт! -- закричала Чарли среди общего смеха. -- Мне сдается, что ваша мудрость -- не только плод отвлеченных размышлений. Вы, девчонки в кринолинах, вовсе не были такими тихонями. У вас, я уверена, было прошлое!
-- Как ты полагаешь: могла бы я жить на свете все эти долгие годы без прошлого? -- отразила атаку тетя Шарлотта.
-- Твоя Шефер что-то очень уж бойкая. -- Генри Кемп выпустил целую серию колец дыма. -- В один прекрасный день она удерет с каким-нибудь мальчишкой-рассыльным!
-- С рассыльным? Кто это удрал с рассыльным? -- Миссис Пейсон в этот неудачный момент вошла в комнату, закончив кухонное совещание.
-- Бекки Шефер, -- объяснила зловредная Чарли.
Если бы вы только видели полный ужаса взгляд, брошенный миссис Пейсон на Лотти! Можно было подумать, что именно Лотти поддалась соблазну.
-- Бекки! Нет, не может быть! Бекки Шефер!..
-- Нет, нет, мама, успокойся! Бекки ни с кем не думала удирать. Генри только решил, что она убежит -- со временем.
Миссис Пейсон зажгла верхнюю люстру -- до сих пор они сидели в ласковом полумраке настольной лампы, -- знаком попросила Чарли подать ей вечернюю газету, валявшуюся у кресла Генри, и уселась в старинную качалку. Миссис Пейсон легонько покачивалась, качалка скрипела. Яркое освещение, шелест бумаги, скрип качалки... Тихий уют комнаты был нарушен.
-- Интересно знать: откуда взялась такая мысль? -- спросила миссис Пейсон, пробегая биржевую страницу. -- Хорошая семья. Приличное состояние. И Бекки хорошенькая девочка.
Одна и та же мысль промелькнула у всех. Все взглянули на Лотти, но не высказали этой мысли вслух. Тогда сама Лотти выразила ее словами:
-- Она не девочка, мама. Ей тридцать пять лет.
-- Что же, прекрасный возраст! -- Миссис Пейсон шумно перевернула страницу и углубилась в сообщения о продаже недвижимости. -- Если так будет продолжаться, не знаю, как смогут люди строиться. Цены на материалы совершенно недоступны. -- Снова шуршание бумаги и скрип кресла. -- У Бекки Шефер есть мать, которая о ней позаботится.
-- Вот именно поэтому, -- вдруг сказала тетя Шарлотта.
Лотти взглянула на нее. На секунду спицы приостановились.
-- Что поэтому? -- спросила миссис Пейсон. Тетя Шарлотта промолчала.
-- Ты даже не знаешь, о чем мы говорим. Сидишь в своем углу и почти спишь.
-- Это ты спишь, -- выпалила тетя Шарлотта, -- спишь с открытыми глазами!
Тут очень кстати раздался звонок. Все то ли облегченно, то ли разочарованно вздохнули.
-- Я пойду, -- сказала Лотти, и вышло так, что именно она впустила Бена Гарца.
Послышался его голос:
-- Здравствуйте, Лотти. Ну как вы поживаете?.. Вот это хорошо! Вы, право, отлично выглядите.
Бен Гарц вошел в гостиную, потирая руки и весело улыбаясь. Веселый и приветливый человек этот Бен, и все-таки его веселье не согревает. Он какой-то слишком озабоченный, беспокойный и не совсем свежий. Ему смело можно дать его сорок девять лет. Круглые бесцветные глаза на румяной физиономии. Реденькие волосы тщательно зачесаны через макушку, чтобы скрыть растущую лысину. В общем, из тех людей, что при встрече с вами, едва успев поздороваться, предлагают сигару. Он и ему подобные немножко побаиваются женского пола, но Лотти ему, бесспорно, нравится.
Бен Гарц -- примерный сын. Его мать в каждой незамужней женщине видела возможную соперницу. Хотя она постоянно повторяла: "Бену нужно жениться, я хотела бы увидеть его у тихой пристани", однако на самом деле она боялась этого больше всего на свете. После ее смерти вся Саус-Сайд говорила ему в один голос:
-- Вам, Бен, конечно, не в чем упрекать себя. Вы были удивительным сыном.
Однажды даже миссис Пейсон сказала о нем:
-- Хороший малый!
Тетя Шарлотта повела бровью:
-- Он достаточно неинтересен для того, чтобы быть хорошим. Но мне почему-то кажется, что он только ждет случая сделаться плохим.
Она разглядела в лице Бена Гарца какую-то неуверенность в себе и настороженность, которую ее многоопытная сестрица приняла за добродушие.
Генри просиял, увидев Гарца, что было вполне естественно для мужчины, оказавшегося в комнате, полной женщин.
-- Рад вас видеть, Бен! Милости просим в наш гарем.
Бен пожал руки миссис Пейсон, тете Шарлотте, Белле и Чарли.
-- Ну посмотрите на этого ребенка! Стала совсем барышней! Берегитесь, мисс Лотти, -- как бы племянница вас не обогнала.
Он пожал руку Генри Кемпу и предложил ему сигару.
-- Нет, нет, -- запротестовал Генри, -- вы должны отведать моих.
Они обменялись сигарами, осмотрели их, засунули в жилетные карманы и закурили свои, согласно торжественному и комичному ритуалу, общепринятому между мужчинами. Бен Гарц удобно устроился в кресле, положив одну толстую ногу на другую.
-- Должен вам сказать, мне у вас замечательно приятно бывать. Живу я, старый холостяк, в гостинице, и вдруг -- такой семейный уют! Замечательно приятно!
Он бросил взгляд на Лотти. Он испытывал перед Лотти благоговение, смешанное со страхом, и вероятно поэтому держал себя с ней несколько развязно и как-то неестественно. Иногда ему смутно казалось, что она смеется над ним. Но она не смеялась. Ей было жаль его. Она понимала его так же ясно, как мать -- ребенка.
-- Вы могли бы прийти к обеду, -- любезно сказала Лотти, -- если бы я раньше знала. Кемпы обедали у нас.
-- О нет! -- запротестовал Бен, словно его действительно пригласили. -- Помилуйте, затруднять вас!.. Страшно мило с вашей стороны все-таки, что вы вспомнили обо мне. Может быть, в другой раз...
Миссис Пейсон хранила молчание. Не в ее привычке было швыряться приглашениями к обеду направо и налево. Впрочем, неудовольствия она тоже не обнаружила.
-- Итак, как идут дела?
Тетя Шарлотта издала языком какой-то странный звук, похожий на кудахтанье, и приготовилась исчезнуть из комнаты. Она замечательно умела исчезать -- можно сказать, вдруг испаряться. Вы не успевали оглянуться, как ее уже не было в комнате.
На улице раздалось пронзительное блеяние автомобильного рожка. Два коротких отрывистых гудка, затем один продолжительный -- явно сигнал.
-- Твой поэт, Чарли, -- сказал Генри и рассмеялся громким добрым смехом.
-- Попроси его войти, -- сказала миссис Пейсон. -- Ты не хочешь позвать сюда своего приятеля?
-- Для чего? -- отозвалась Чарли, собиравшаяся исчезнуть.
-- Чтобы познакомить его с нами. Понятно -- если ты его не стыдишься. Когда я была молодой...
Тетя Шарлотта возвратилась на свое место.
-- Хорошо, -- сказала Чарли. -- Только он этого терпеть не может. -- Улыбаясь, она пересекла комнату, открыла дверь и прокричала в темноту; -- Войдите!
-- Зачем?
-- Познакомиться с нашими.
-- О, послушайте...
В передней послышался разговор и приглушенный смех. Затем эти два молодых существа, прекрасная юная пара, вошли в гостиную и сразу все сидевшие в комнате почувствовали себя стариками -- старыми, неуклюжими, ненужными, кончеными людьми. Те двое остановились на секунду в дверях. В самой их коже, в блеске их буйных волос, во влажной ясности глаз, в позе их стройных тел -- во всем сквозила юность.
Чарли была высокого роста, но он был выше. Волосы теплого оттенка казались почти красноватыми, как у фавна. Грациозный, тонкий, спокойный, хорошо владеющий собой юноша. На нем были белые фланелевые брюки -- вероятно, после тенниса в гимнастическом зале -- и широчайшее пальто, небрежно застегнутое поверх рубашки. Костюм, безусловно, совсем неподходящий для мартовского вечера в Чикаго. Но держался он в этом костюме так, словно был во фраке. И вместе с тем была в нем какая-то милая застенчивость.
Чарли помахал рукой, словно соединяя его этим жестом со всеми присутствующими.
-- Маму и отца вы, конечно, знаете. Бабушка Пейсон, тетя Лотти, мистер Бен Гарц... О, простите меня, тетя Шарлотта, я думала, вы ушли. Там, в углу, моя двоюродная бабушка -- Шарлотта Трифт... А это -- Джесси Дик.
Страшная это вещь -- видеть, как краснеет старая женщина. Тусклая, густая краска медленно мучительной волной залила лицо тети Шарлотты, и глаза ее вдруг стали огромными и темными, как глаза насмерть испуганной молодой девушки. Потом краска отхлынула и лицо побелело как мел. Словно беспощадная рука обвилась железными пальцами вокруг старого сердца, сжала его с чудовищной силой -- и отпустила. Тетя Шарлотта всматривалась в стоявшего у дверей юношу, мучительно всматривалась в него старческими глазами сквозь дымку долгих, долгих, бесконечно долгих лет.
Чарли принесла из передней свои вещи и надевала ботинки. Джесси Дик наклонился, помогая ей застегнуть пряжки. Он опустился па одно колено. Чарли слегка покачнулась и, сохраняя равновесие, оперлась рукой о его голову. Улыбаясь, взглянул он на нее снизу вверх; улыбаясь, взглянула она на него. Почти шестьдесят лет жизни слетели с тети Шарлотты Трифт, и снова она стала восемнадцатилетней девушкой в шерстяном платье на кринолине, в зеленой бархатной шляпе с блондами, в маленьких перепачканных грязью сапожках и белых чулках.
Она не могла больше противиться влекущей ее силе. Она встала со своего места в дальнем углу и подошла к молодой паре. Оживленная беседа в гостиной продолжалась. Ее ухода никто не заметил.
-- Я знала вашего... я знала одного Джесси Дика -- давным-давно.
Юноша выпрямился.
-- Да? В самом деле?
-- Он погиб, был убит под Донельсоном.
Молодой человек резким движением похлопал рукой об руку, стряхивая кусочки сухой грязи от ботинок.
-- Вероятно, это был брат моего деда, -- вежливо сказал он. -- Я слышал о нем.
Он слышал о нем! Шарлотта Трифт, придавленная тяжестью семидесяти четырех лет погибшей жизни, смотрела на юношу. Он слышал о нем!
-- Помрой Дик -- ваш дед? Помрой Дик?
-- Ну да! Вы его тоже знали? Ведь он не был... Мы, Дики, не... Каким образом вы могли его знать?
-- Нет, вашего деда Помроя Дика я не знала, -- сказала тетя Шарлотта, и морщинистые, поблекшие губы улыбнулись, обнажив два ряда голубоватых ровных зубов. -- Я знала... Джесси Дика. -- Она взглянула на него и опустила глаза. -- Джесси Дика.
Чарли перегнулась и прижалась своими свежими влажными губами к пергаментной коже ее щеки.
-- Ну разве это неинтересно?! До свиданья, дорогая тетя. -- Она приостановилась и бросила лукавый взгляд на мальчика. -- Может быть, он тоже был поэтом, тетя Шарлотта?
-- Да.
Джесси Дик быстро повернул голову.
-- Неужели? Я этого не знал. Вы уверены? У нас в семье никто не говорил...
-- Совершенно уверена, -- спокойно сказала тетя Шарлотта. -- Семьи часто не знают таких вещей. Не знают как следует друг друга, хочу я сказать.
-- Да, вы правы, -- вежливо подтвердили он и Чарли.
Обоим не терпелось поскорее уйти. Кивнув на прощание сидевшим в гостиной, они исчезли. Шарлотта направилась было к себе наверх.
-- Джесси Дик... -- донеслось до нее из гостиной.
Она быстро вернулась и снова уселась в полутемном уголке. Говорил Кемп, улыбаясь во весь рот:
-- Ну и штучка наша девочка! Вечно около нее кто-нибудь увивается. То какой-то профессорский сынок в роговых очках и без шляпы. А то вдруг юнец-миллионер, с которым она познакомилась на балу. Тогда вся квартира наполняется его орхидеями, да розами, да конфетами от Плау. Теперь очередь этого Дика.
Бен Гарц покачал головой:
-- Ах, молодежь, молодежь!
Что он хотел этим сказать, осталось неизвестным. Но миссис Керри Пейсон точно знала, что именно следует сказать:
-- А кто он такой? Дик? Не слыхала такой фамилии. Кто его родные?
Белла тревожно задвигалась в кресле.
-- Он поэт, -- сказала она, -- и очень недурной к тому же! Некоторые его вещи...
-- Кто его родные? -- настаивала миссис Керри Пейсон. -- Ведь они-то не поэты, а?
Тут Генри снова громко расхохотался, несмотря на предостерегающее покашливание Беллы.
-- У его отца -- гастрономический магазин на Сорок пятой улице. Знаешь, известные "Деликатесы Дика". Мы покупаем там все закуски. Особенно славятся его маринованные сельди. Говорят, он приготавливает их по рецепту, передаваемому в семье из поколения в поколение. Предки его были, кажется, голландцами, и вот почему...
Но миссис Пейсон узнала уже довольно.
-- Ну, Белла, могу сказать, ты зашла слишком далеко с этой пресловутой свободой, которую дала Чарли. "Деликатесы Дика"! Вероятно, поэт продает селедки за прилавком? И дает вам, вероятно, лишнюю ложку огурцов, когда вы...
Белла поспешно перебила:
-- Он, мама, не бывает в магазине. Его родители очень состоятельные и приличные люди. Понятно -- весь Гайд-парк покупает у них деликатесы для званых вечеров.
-- Его мать -- очень изящная женщина, -- вставил Генри. -- И к тому же умница. Сама ведет все дело, как я слышал. Старик Дик немножко мечтатель. А мечтательность -- неподходящее качество для хозяина гастрономического магазина.
-- Зато это походящее знакомство для Чарли с ее новейшей подготовкой, -- мрачно заметила миссис Пейсон. -- Не удивлюсь, если они ей поручат ветчину или сыры.
-- Что вы, мама, ведь Чарли еще ребенок... Не стоит вам огорчаться, -- заметил Генри Кемп.
Белла заговорила несколько обиженно:
-- Он даже не живет дома, а снимает комнату недалеко от университета. Он любит своих родителей, но не чувствует симпатии к их ремеслу. Его стихи регулярно печатаются в журнале "Поэзия", а туда принимают только лучшие вещи. Он окончил колледж, не получая ни цента из дому. И, -- торжествующе закончила Белла, -- весной он выпускает книгу стихов.
-- Ха-ха! -- весело засмеялся было Генри, но быстро спохватился, разглядывая тлеющий кончик своей сигары. -- Понимающие люди говорят, что стихи у него чертовски хорошие. Странные, но хорошие. Я прочел одно из его стихотворений. В нем говорится об издохших лошадях, их внутренностях и... -- Генри смущенно закашлялся. -- Его новая книга называется... -- Тут он задохнулся от безмолвного смеха.
-- Генри, ты просто ничего не понимаешь, оттого и хохочешь. Это новая поэзия.
-- Его новая книга, -- серьезно продолжал Генри Кемп, -- называется "Белые черви".
Он обменялся взглядом с Беном Гарцем. Оба оглушительно захохотали.
Миссис Пейсон наклонилась вперед в своей качалке:
-- И вы позволяете Чарли встречаться с подобным господином!
-- О, мама, довольно! Давай прекратим обсуждать дела Чарли. Мистеру Гарцу это совсем неинтересно...
-- О, что вы! Наоборот, очень интересно. А вам, мисс Лотта? Наша молодежь...
-- Надо сказать, -- начала Белла, не слушая его, -- что все девчонки совсем помешались на нем и страшно завидуют Чарли. Он ей написал стихотворение, которое появилось в последнем номере "Поэзии". -- Белла разом покончила с дискуссией, нервно качнув ногой: болтающаяся туфелька слетела. -- О, Генри, моя туфля! Генри послушно поднял.
-- И затем, они еще дети. Чарли настоящий младенец.
Миссис Пейсон с силой раскачивала скрипучую качалку.
-- Ты слышала, что она сказала о пяти...
-- О пяти...
-- Ну, ты же знаешь, насчет пяти детей.
Последовал взрыв хохота. Тетя Шарлотта незаметно выскользнула из комнаты.
Начался неизбежный разговор о войне. Бен Гарц был из числа тех, у кого висела в конторе карта, утыканная разноцветными булавками. И пошло, и пошло! Говорят, война будет продолжаться еще годы и годы... Да нет, это немыслимо: немцы умирают с голоду... Напрасно вы этому верите, они готовились сорок лет... А как французы поразительно дерутся, кто бы мог подумать: они все такие щуплые!.. Все-таки им теперь солоно приходится... Мы вмешаемся, запомните мои слова. Мы должны были это сделать уже год назад.
Лотти сидела над вязаньем. Бен Гарц протянул руку и потрогал мягкий, упругий клубок шерсти.
-- Если мы вмешаемся в войну и мне придется пойти на фронт, вы мне свяжете что-нибудь, мисс Лотти?
Лотти подняла глаза:
-- Если вы уйдете на войну, я свяжу вам полный комплект: носки, рукавицы, шлем, напульсники, свитер.
-- О смерть, где твое жало? -- Бен Гарц закатил свои белесые глаза.
Генри Кемп больше не смеялся. Лицо его как будто вдруг постарело, щеки впали. Придя в серьезное настроение, он даже не заметил, что сигара его погасла.
-- Будь покойна, Лотти: война окончится прежде, чем мы успеем в нее вмешаться.
Бен Гарц жестом выразил свое несогласие.
-- Не будьте так уверены в этом. Я слышал из довольно достоверного источника, что в будущем году в это время мы уже будем воевать. Мне даже предложили ввиду этого принять участие в одном деле по изготовлению мужских часов-браслеток. И если мы вмешаемся, я войду в это предприятие. На нем можно сделать состояние.
-- Мужские часы-браслеты! Настоящие мужчины их не носят. Разве только фаты!
-- Да, теперь не носят, кроме инженеров, полисменов, авиаторов, солдат и прочих "фатов" в этом роде. Но говорят, что там никаких других часов не признают. Во всяком случае, если мы вмешаемся в войну, я войду в это часовое дело.
-- Н-да, -- угрюмо отозвался Генри, -- если мы вмешаемся в войну, я войду только в богадельню.
Белла решительно встала.
-- Становится поздно, Генри.
Миссис Пейсон ощетинилась:
-- Только начало десятого. Вы приходите раз в неделю. Можно было бы и не убегать сразу после обеда.
-- Совсем не сразу после обеда, мама. И, кроме того, Генри страшно много работает. Он совсем измучен.
Миссис Пейсон, знавшая положение дел Генри, выразила носом недоверие.
Но все-таки они ушли. Уже в вестибюле Белла спросила:
-- Значит, завтра утром ты придешь, Лотти?
-- Да.
Лотти немножко побледнела.
Лицо миссис Пейсон стало жестким.
С улицы донесся рев -- Генри согревал машину Чиханье и фырканье, потом грандиозное ворчанье. Уехали.
Трое оставшихся опять устроились в гостиной. Миссис Пейсон любила поговорить с мужчинами. Ее приучили в этому годы деловой жизни. Когда у Лотти бывали в гостях мужчины, она почти всегда сидела с ними. Лотти никогда не выражала неудовольствия по этому поводу. Она даже никогда не отдавала себе отчета в том, что, быть может, этим объясняется то, что она до сих пор носит имя Лотти Пейсон.
Сегодня она даже была рада, что мать осталась в гостиной. Прилежно провязывая петлю за петлей, она думала об Орвиле и Бене Гарце, о Чарли и об этом... как его?.. Джесси Дике. Какой он стройный и молодой! И сколько в нем жизни!.. Какая чудесная линия подбородка... Его красота так ослепительна, что почти больно смотреть на него... Бекки Шефер и мальчишка-рассыльный... Так вот что хотел сказать Генри: женщин ее возраста влечет к себе юность. Нездоровое влечение...
Лотти встряхнулась. Миссис Пейсон и Бен Гарц оживленно беседовали.
-- По-моему, это очень выгодное предложение, миссис Пейсон. Но на вашем месте я бы не торопился.
-- Я обдумаю ваш совет, мистер Гарц. Ведь, в конце концов, я просто одинокая женщина. Мне не у кого спросить совета.
-- Вам никого и не нужно, миссис Пейсон, вы сами достаточно проницательны. Но предложение это, действительно...
Лотти встала.
-- Принесу вам чего-нибудь выпить.
Бен схватил ее за локоть.
-- Спасибо, не беспокойтесь, мисс Лотти. -- Он всегда называл ее мисс Лотти в присутствии третьих лиц и просто Лотти -- с глазу на глаз.
Тем не менее она принесла бутылку имбирного пива и бисквиты. Во взгляде, брошенном им на это легкое угощение, было что-то поразившее ее доброе и отзывчивое сердце. Мать будет недовольна, она знала. И все же тот прилив храбрости, который заставил ее поднять голос за обедом, подстрекнул ее на новые дерзания.
-- Как ваше мнение насчет чашки горячего кофе с несколькими сэндвичами?
-- О, что вы, мисс Лотти! Зачем это... благодарю вас.
Но глаза его просияли.
-- Глупости, Лотти! -- резко сказала миссис Пейсон. -- Мистер Гарц не хочет никакого кофе.
-- Нет, хочет. Правда? Пойдемте на кухню. Мы закусим на скорую руку. Я нарежу хлеба, а вы будете намазывать масло.
Бен Гарц встал с живостью.
-- Человек, живущий в гостинице, не может отвергнуть такое предложение, мисс Лотти.
И он грузно поспешил за ней.
Проглотив горькую пилюлю, преподнесенную неожиданно взбунтовавшейся дочерью, миссис Пейсон с минуту постояла в нерешительности. Затем, достав из угла свою толстую палку, она проследовала на кухню, с таким видом вдыхая вкусный аромат кипящего кофе, точно это был отравляющий газ.
Вечер закончился бриджем "с болваном". Лотти вообще играла неважно, так как не относилась к этому занятию с должной серьезностью. Миссис Пейсон систематически назначала слишком высокую игру. Бен Гарц подмигивал сквозь сигарный дым, хохотал над тактикой миссис Пейсон и норовил коснуться колен Лотти под столом.
"...выйду замуж в двадцать лет и рожу пятерых детей, одного за другим..."
-- Лотти Пейсон, о чем вы думаете?! -- раздался возмущенный голос матери.
-- А что... в чем дело?..
-- Ты побила моего туза!