Дорогой Константин Николаевич.

С большим сокрушением должен Вам сказать, что я потерял все надежды устроить для Вас что-нибудь, по крайней мере в настоящее время. Феоктистов, который сначала обещал содействовать мне горячо, с каждым новым переговором все более и более отклонялся от данного обещания и наконец совершенно от оного отрекся. Да не вменит ему Бог2. Теперь пока надобно прекратить всякие переговоры; со временем, если, как я надеюсь, мы сойдемся поближе с кн. Гагариным, аще Бог восхощет и живи будем, сотворим сие и оно3. Вам, несомненно, вредит близость Ваша ко мне: ибо новый Копроним (гноеименитый)4 дошел до крайней ко мне ненависти и, кажется, съел бы меня сырого в Страстную пятницу. При том же, как ни замечательны Ваши статьи, ныне отдельно напечатанные, и как ни возвышенны исповедуемые Вами охранительные начала, они Копрониму и иже о нем не годятся: воздавая Кесарево Кесареви, Вы воздаете и Божие Богови5; а это им, хамам, не годится. Душа свободная и независимая, хотя бы и покорная государственному и гражданскому долгу, им ненавистна, как обличение их подлого рабства и своекорыстной лести. Сочетание Питерского Копронима с Московским опричником (Катков) есть миниатюрное изображение "зверя со змием"6. Читали ли Вы отвратительную по лицемерию и пошлую по изложению статью К. П. об Аксакове и древних славянофилах в "Гражданине"?7 Эта хвала от скверных устен, от мерзкого языка, от души осквернены8 писана тем же самым лицом, которое настояло, чтобы в последнем предостережении "Руси" был опорочен патриотизм Аксакова9. "Вверните-ко ему это, сказал он Феоктистову, это ему будет чувствительно". А теперь, как пес, старается засыпать песком свое извержение. А Анна Федоровна10, гляди, плакала от умиления, читая эту дребедень. Заметили ли Вы там выражение: "Аксаков был ни тепл, ни студен, но горел"?... В Апокалипсисе сказано так (пишу на тот случай, если Вы не помните): "понеже ни тепл, ни студен, но обуморен (tiède) еси, сего ради изблевати тя имам от уст моих"11. Впрочем, ну его к черту.

Мне кончина Аксакова очень чувствительна, но я не имел духу сказать о нем что-либо, при виде этой омерзительной, поддельной, лицемерной грусти о нем всякого сброда. Для меня древние славянофилы действительная святыня, в особенности И. В. Киреевский. Иван Сергеевич запутался в греко-болгарском вопросе и, при его влиянии на славян, в этом деле был несомненно вреден; вместе с тем он уже не мог разобраться, как следует, и в тех событиях, которые в последние дни поразили его неожиданностью, несмотря на то, что они были естественным и даже неизбежным последствием общей огульной ошибки и нашего правительства, и нашего общества, и даже введенного в заблуждение народа, и в особенности нашей печати, которая, почти вся сплошь, в греко-болгарском споре была за буйный мятеж против Церкви. Исключенья были так редки, что можно вспомнить Мицкевича: Znalem ludzi dwoje12.

В других вопросах он тоже иногда не попадал в точку; но так как они не имели того верховного значения, которое имел вопрос болгарского церковного мятежа, то это было неважно, тем более что его ошибки были непорочны по побуждениям, да их и было немного.

В вопросе старообрядческом он стоял даже на совершенно правильной точке зрения13.

"Руси" не будет, но Шарапову разрешается издание еженедельной газеты14, и вот случай -- дать исход тем идеям, которые нигде доселе, кроме "Гражданина", не находили радушного приема. Но тут надобно действовать, сколь возможно, осторожнее, с постепенностью: во-первых, потому что газету еще будут некоторое время держать на испытании; во-вторых, потому что и сам Шарапов с нашим образом мыслей еще не ознакомлен и должен быть к восприятию их приготовлен.

С этою целью я и дал ему это письмо, которое, впрочем, по почте посылать было бы и неосторожно.

Засим обнимаю Вас и желаю Вам мира и радости духовной, в ожидании и телесного со временем обеспечения.

Ваш искренний Т. Филиппов.

13 февраля 1886

Если будете писать ко мне что-нибудь такое, что должно быть сохранено между нами, то делайте это не иначе, как с "оказией". Почте не вверяйте.

КОММЕНТАРИИ

Печатается по: Пророки Византизма. Переписка К. Н. Леонтьева и Т. И. Филиппова (1875-1891). СПб., 2012. С. 381-382.

Филиппов Тертий Иванович (1825-1899) -- государственный деятель, церковный писатель и публицист. Филиппов родился в семье аптекаря, его мать была старообрядкой. Он закончил историко-филологический факультет Московского университета. Вместе с А. А. Григорьевым, А. Н. Островским и Е. Н. Эдельсоном он принадлежал к "молодой редакции" "Москвитянина". В эти годы Филиппов много пишет по истории русской церкви. В дальнейшем знание греческого языка, церковной истории и богословия помогли его службе чиновником особых поручений при Святейшем Синоде. На протяжении долгого времени он поддерживал тесные связи с представителями восточных православных церквей. В 1864 г. он перешел на службу в Государственный контроль, где сделал блестящую карьеру. В 1893 г. Филиппов был избран почетным членом Петербургской академии наук. На протяжении всей жизни выступал против любых ограничений старообрядчества. Этот аспект стал неразрешимым препятствием при попытке Филиппова занять пост обер-прокурора Святейшего Синода; особенно враждебно к нему был настроен К. П. Победоносцев. В течение ряда лет он был другом и корреспондентом К. Н. Леонтьева. Особое место в жизни Филиппова занимало увлечение народными песнями. На этой почве он сблизился с представителями " Могучей кучки", участвовал в собирании фольклора, вместе с Н. А. Римским-Корсаковым издал сборник "Сорок русских песен". Именно Филиппов стал душеприказчиком величайшего русского композитора -- М. П. Мусоргского. Из своих подчиненных Филиппов создал прекрасный хор, исполнявший народные песни. Умер он в Санкт-Петербурге, похоронен в Александро-Невской лавре.

Основные издания: Филиппов Т. И. Современные церковные вопросы. СПб., 1882; Филиппов Т. И. Русское воспитание / Сост., предисл. и коммент. С. В. Лебедева; отв. ред. О. А. Платонов. М., 2008; Пророки византизма: Переписка К. Н. Леонтьева и Т. И. Филиппова (1875-1891) / Сост. О. Л. Фетисенко. СПб., 2012.

Литература о нем: Васильев А. В. Памяти Тертия Филиппова. СПб., 1901; Фаресов А. И. Тертий Иванович Филиппов. СПб., 1900.

1 Письмо Т. И. Филиппова представляет значительный интерес не только по той тематике, которая в нем затронута, но также в силу его семиотической нагруженности. Это видно из того количества комментариев, которые пришлось сделать к этому сравнительно небольшому тексту.

2 Псалом 31, ст. 2.

3 Послание Иакова, гл. 4, ст. 15.

4 Автор имеет в виду К. П. Победоносцева, уподобляемого византийскому императору-иконоборцу Константину V (718-775), которого недруги за его любовь к лошадям прозвали Каваллин ("кобылятник"). Основным же прозвищем императора было Копроним ("соименный навозу, нечистотам"), которое он получил, как рассказывает источник, будучи младенцем, когда на церемонии Крещения "осквернил испражнениями купель", тем самым он окрестил себя этим малопристойным прозвищем.

6 Евангелие от Матфея, гл. 22, ст. 21; Евангелие от Марка, гл. 12, ст. 17; Евангелие от Луки, гл. 20, ст. 25.

6 Апокалиптические образы.

7 Филиппов ссылается на статью К.П.Победоносцева "Аксаковы", которая была откликом на смерть знаменитого славянофила. Современное переиздание: Иван Аксаков в воспоминаниях современников / Сост., предисл. и коммент. Г. Н. Лебедевой; отв. ред. О. А. Платонов. М., 2014. С. 371-377.

8 Несколько измененная цитата из 6-й молитвы ко причащению св. Симеона Нового Богослова ("От скверных устен, от мерзкого сердца, от нечистого языка, от души осквернены...").

9 Предостережение "Руси", редактируемой И.С.Аксаковым, было сделано в ноябре 1885 г. за статьи о сербско-болгарской войне и внешней политике России. Аксакова упрекнули в недостатке "истинного патриотизма".

10 Жена И. С. Аксакова, урожденная Тютчева.

11 Откровение святого Иоанна Богослова, гл. 3, ст. 16.

12 Речь идет о ситуации, когда болгары в 1872 г. попытались выйти из канонического подчинения Патриарху Константинопольскому. Русское общество и даже власти фактически поддержали их. Теми двумя людьми, о которых со ссылкой на вступление к "Конраду Валленроду" Мицкевича говорит Филиппов, являются он сам и его адресат. Оба консерватора заняли позицию безоговорочной поддержки Константинопольского патриархата и осуждения болгарских раскольников.

13 Имеется в виду, что И. С. Аксаков симпатизировал старообрядчеству. Надо заметить, что большинство консерваторов второй половины XIX -- начала XX в. видели в старообрядцах естественных союзников перед теми угрозами, которые надвигались на Российскую империю. Исключением был, пожалуй, лишь К. П. Победоносцев, но его влияние сводило на нет усилия всех остальных. Подробнее см.: Кожурин А. Я., Кожурин К. Я. Старообрядчество в работах русских консерваторов второй половины XIX -- начала XX века // Известия Санкт-Петербургского государственного аграрного университета. Ежеквартальный научный журнал. No 36. СПб., 2014. С. 278-284.

14 Консервативный публицист и экономист Сергей Федорович Шарапов (1855-1911) получил разрешение на издание газеты "Русское дело".