( ум. в июне 1909 г.).
На сорок девятом году жизни скончался профессор Бреславльского университета, историк искусства, Рихард Мутер.
Мутер обладал большими знаниями по своей специальности. Его исследования по истории немецкой иллюстрации эпохи готики и Раннего Возрождения, изданные им совместно с Георгом Хиртом, собрания деревянных гравюр никогда не утеряют своей ценности.
Но не в этой, чисто научной деятельности главная заслуга Мутера.
Если в русских университетах история искусства в полном загоне, если Академия художеств, а также Московское училище живописи, ваяния и зодчества не выдвинули ни одного не только талантливого, но даже просто знающего историка искусства, то в Германии их очень много. Нет такого детального вопроса, который не был бы добросовестно разработан трудолюбивыми немецкими профессорами и приват-доцентами. Искусство и эстетика пользуются там давно полным равноправием среди других исторических и философских дисциплин.
К Мутеру нельзя подходить с точки зрения "гелертерства". Его значение выходит далеко за пределы специально ученой деятельности. Он писал не об искусстве, а за искусство. Никогда не довольствовался он беспристрастным изучением предмета. В его писаниях всегда был темперамент, всегда борьба, активное отношение к искусству, стремление отстоять свободное творчество. Он жил в искусстве, выше всего ставил творческую личность и смело заступался за так называемое новое искусство, защищая его от нападок со стороны косного, буржуазного академизма. Его трехтомная история живописи XIX столетия, вышедшая в 1894 г., отмечает поворотный пункт не в истории литературы об искусстве, а в истории отношения к художественному творчеству. Это была первая книга, в которой искусство XIX в. было оценено или, вернее, переоценено с точки зрения современности, в хорошем смысле этого слова.
Мутер вколотил последний гвоздь в гроб мертвого академизма и условного реализма.
Поль Деларош, который так нравился нашим академикам старого типа, слащавые, фальшивые реалисты Дюссельдорфской академии вроде Вотье или Деффрегера и Кнауса, кстати сказать, имевшие самое губительное влияние на наших передвижников, получили наконец должную оценку и потеряли свой незаслуженный авторитет.
Вместо них были выдвинуты подлинные творцы новых художественных ценностей, подлинные борцы за художественную правду, мученики искусства: Делакруа, Миллэ, Курбэ, Манэ, Лейбль, Марэс, Бёклин, Менцель и др.
Книга Мутера разошлась чуть не в несколько месяцев и вызвала невероятный скандал. Каким только обвинениям не подвергся автор со стороны обиженных. Его обвиняли в невежестве, в плагиате, в недобросовестности. Однако книгу все читали. Она всколыхнула болото казенного искусства и сделала свое дело: приободрила тех, кому дорого само искусство, а не популярность среди невежественной толпы.
Второго издания этой книги не было. Она стала библиографической редкостью. Мутер сам признал, что в ней было слишком много резкостей, слишком много "боевого". Для того чтобы ее издать вновь, ее надо было переделывать, и она потеряла бы свой блеск, свое историческое значение. Боевой клич был услышан всеми, почва расчищена, и Мутер мог в дальнейших своих трудах более спокойно и объективно разрабатывать свою тему. Его краткая, но блестящая история живописи (вышедшая в 1902 году в дешевой и крайне распространенной серии Гёшена), его книги об искусстве Франции, Англии, Бельгии выдержаны уже в более мягком тоне: борьба была кончена, Мутер победил.
Для нас, русских, деятельность Мутера имеет еще особое значение.
В трехтомной его книге есть глава, посвященная России. В примечании сказано, что глава эта составлена при участии Александра Бенуа, из Петербурга.
Тогда, шестнадцать лет тому назад, Бенуа был совсем юношей, студентом Петербургского университета. В оценке русской живописи он проводил взгляды, сходные со взглядами немецкого автора. Бенуа не только развенчал Бруни и Брюллова, но, главным образом, восстал против всесильных тогда эпигонов передвижничества, указывая на их условность, на чисто немецкий, отнюдь не русский, дюссельдорфский их реализм. Вскоре в Петербурге был основан журнал "Мир искусства". Бенуа занял в этом журнале первое место, стал "русским Мутером". В это же время товарищество "Знание" выпустило русский перевод книги Мутера. Небольшая глава о русской живописи разрослась в отдельный дополнительный том, который вызвал в России такой же шум, как немецкий оригинал в Германии.
С тех пор много воды утекло. Битва кончена, сражение выиграно. Передвижничество медленно умирает, не выдвинув ни одного нового дарования. "Мир искусства" славно закончил свое существование перед самой революцией. Его эстетические идеи стали ходячей монетой. Ими пользуются почти все современные критики, редко указывая на тот источник, откуда они заимствуют свои "передовые" идеи. Молодое русское искусство попало уже в музеи, русские и заграничные. Правда, среди отсталых ремесленников искусства идет еще ропот. Против Третьяковской галереи, которая смело защищает современное искусство, ведется ожесточенная борьба. Но это борьба - не идейная. Ее корень - в обиженных самолюбиях. Молодое русское искусство победило по всему фронту. Его победа настолько решительна, что вызывает уже самую законную реакцию со стороны нового, еще более передового поколения, которое восстает против чрезмерного субъективизма, крайнего индивидуализма русской "мутеровщины". Мы накануне нового кризиса в русском искусстве.
Но каковы бы ни были дальнейшие пути русского искусства, оно всегда будет считаться с движением девяностых годов, возникшим почти единовременно в России и Германии.
Имя Мутера тесно сплетено с историей этого движения.
Впервые опубликовано: Русское слово. 1910. No 73. 31 марта.