В гимназии мы заучивали сибирские реки: Обь, Енисей, Лена, Яна, Индигирка, Колыма... Так вот, при впадении Индигирки в Ледовитый океан находится поселок "Русское Устье". О нем много любопытного рассказал Влад. Мих. Зензинов*.
* Зензинов В. "Русское устье Якутской области, Верхоянского округа". Москва. 1913.
Так как "Русское Устье" совершенно отрезано от внешнего мира, и после В.М. Зензинова, даст Бог, никто из интеллигентного мира туда не попадет, с описанием этого поселка стоит познакомиться. Уж слишком много поучительного в сухом, объективно-научном рассказе автора.
"Русское Устье" лежит на пределе человеческого жительства вообще. Дальше идет ледяная пустыня Северного океана. За исключением Норт-Капа, где климат не так суров, благодаря Гольфстриму, "Русское Устье" лежит севернее всех обитаемых в Европе и Азии пунктов.
Ближайшие русские поселения находятся в 700 верстах. На западе -- Усть-Янск, на востоке -- Нижне-Колымск, на юге -- Абый. Верхоянск, Якутск кажутся здешним жителям где-то на краю света, а Иркутск, Москва, Петербург звучат для них так же загадочно, как для нас названия звезд и планет. До Якутска нужно считать около 3.000 верст, или около полутора месяцев сносной оленьей езды. С мая по октябрь этот край совершенно отрезан от внешнего мира непроходимыми болотами.
Растительности нет почти никакой. По тундре растет тальник не выше полуаршина. Лишь в 70 верстах к югу от "Русского Устья" начинается каменистая возвышенность, а за нею лес.
Хлеба жители "Русского Устья" не знают почти совсем. Хлеб привозят купцы и продают по рублю за фунт. На всей Индигирке, т.е. верст на тысячу, имеются лишь две русских печи. Все связанное с земледелием для индигирцев -- загадка. "Русское зерно, -- говорят они, -- на нашу икру похоже". Молока никогда не бывает.
Рыба кормит индигирцев, песец дает им деньги. На круг, песец стоит около 10 рублей, что не мешает купцам продавать его, на летней ярмарке в Якутске, -- за 24 рубля.
Население в "Русском Устье" -- русское, сохранившее свой язык и свой облик. Смешение с местными инородцами (якутами, юкагирами, тунгусами) почти не происходит. Все жители православные. Но, понятно, это христианство -- внешнее, смешанное с суевериями чисто-языческими. Священник приезжает раз в год, перед Пасхой. Все жители тогда говеют, крестят своих детей и... венчаются, несмотря на пост. Священник едва успевает исполнить требы. В.М. Зензинову приходилось видеть, как он засыпал и падал в церкви от охмеления.
Спирт и карты -- главное утешение индигирцев. В карты играют все, проигрывают целые "состояния". Ввоз спирта запрещен. Поэтому цена ему -- невероятная.
Во всем "Русском Устье" -- только один житель грамотный, и тот из "уголовных". Благодаря знанию грамоте, прослыл за колдуна. У остальных жителей нет даже желания учиться, потому что они не могут понять, к чему им это. Несмотря на все старания, Зензинову удалось найти только одну ученицу, и то за несколько недель до отъезда. Интереса к внешнему миру нет никакого. Даже на словах никто из индигирцев не выразил желания куда-нибудь уехать: "Куда мы, такие чертыханы, поедем!"
Живут они себе на краю света, отрезанные от всего мира, и даже не увеличиваются числом. В 1823 году, один из участников экспедиции Врангеля нашел здесь четыре хижины. В 1912 году в "Русском Устье" было шесть домов, то есть почти за столетие поселок увеличился на два дома!
Но как, почему и откуда эти выходцы из коренной России попали в проклятую тундру, ушли из мира?
По-видимому, это произошло в XVII веке, когда они бежали от тяготы службы ратной. Интересно, что попали они сюда не сухим путем, а морем.
Зензинов говорит, что индигирцы, переселившись из России, застыли в XVII веке. Это неверно. Они стоят по культуре своей гораздо ниже эпохи Алексея Михайловича. Оторванные от связей с историей, они растеряли все старые навыки и знания. В XVII веке темный мужик был неграмотен, но у него было уважение к книгочеям. У него была своя литература, до него доходили таинственные апокрифы, сказания, где христианство смешивалось с легендами востока, религия с языческой премудростью гностиков. Основные сюжеты народной литературы путешествовали по всему миру, и тульский мужик слушал ту же легенду, что мужик бретонский.
У индигирцев ничего не осталось. Песни их убогие, язык бедный. Вся сила их ушла на то, чтобы не слиться с инородцами, сохранить свою обособленность.
И с великой горечью Зензинов отмечает, что моральный уровень этих крепких русаков куда ниже инородческого. Элементарной честности у них нет. Они не прямодушны. Прощание с ними оставило на душе Зензинова горький осадок.
"Как будто, -- говорит автор, -- я был прислан в "Русское Устье" начальством для извлечения из меня индигирцами всякой выгоды".
А юкагиры -- прямодушны, чужды мелочности и лести, в их характере есть первобытное благородство, почти рыцарское...
Но почему сам автор отправился в это проклятое место?
Здесь скрытая трагедия всего интересного исследования о "Русском Устье". Некоторое понятие о судьбе автора мы получаем из немногих строк петита в начале и в самом конце очерка.
В начале мы читаем следующее примечание: "В качестве административно-ссыльного мне пришлось прожить в Русском Устье с января по ноябрь 1912 г. Ранее ссылка политических в это место не практиковалась".
А в конце -- подпись: Верхоянск. Февраль 1913 г. Никаких других сведений об авторе -- статья не дает. Но если вдуматься в эти строки, если реально представить себе жизнь русского интеллигентного человека в "Русском Устье", то становится страшно. Ведь, пожалуй, Верхоянск, самое холодное место в Сибири, показался ему культурным городом, после "Русского Устья".
Здесь, в центре, распоряжаются просто. Высылают в административном порядке на пять лет в места отдаленные. Уж чего отдаленнее Якутск! Однако якутское начальство считает и Якутск столицей. Для того чтобы показать свою служебную рачительность, оно удаляет на край света, в буквальном смысле слова, в "Русское Устье", куда и исправник попадает раз в год.
И там произошла встреча политического мечтателя, который хочет вдвинуть Россию в европейский двадцатый век, с обитателями "шести хижин", с людьми, которые никогда не видели зерна, молока, которые на вопрос: "Ты знаешь, как Царя звать?" -- отвечают: "Не-е, не знаю, ведь он новый!".
За сухим этнографическим рассказом, помещенным в специальном научном издании, скрывается тяжелая русская драма...
Впервые опубликовано: "Речь". 1913. 2 (15) декабря. No 330. С. 3.