Еще очень недавно казалось, что освобожденная от государственной опеки, предоставленная самой себе, Церковь пойдет по пути коренных реформ, получит новое устроение не только внешнее, но и внутреннее.
Этим упованиям не суждено было осуществиться. Причины тому очень глубокие. Главная из них та, что связь церковного движения с общественным была чисто внешняя. Живые силы в Церкви, несомненно, есть, но эти силы парализованы, потому что не находятся во внутренней связи ни с официальной Церковью, ни с общественными силами страны. Освободительное движение опиралось исключительно на идеи гуманизма, на культурные ценности Запада, шло, если не вразрез, как думают некоторые, то, по крайней мере, мимо абсолютной Христовой истины. С другой стороны, русская историческая Церковь в силу закона "диалектического" развития не могла не отнестись враждебно к общественным идеям русской интеллигенции. Иначе ей грозили бы слишком серьезные внутренние потрясения.
Нет сомнения, что подлинный церковный собор, созданный не по распоряжению высшей власти, а в силу живой религиозной потребности народа, повел бы к таким последствиям, которые почти невозможно учесть. Всколыхнулась бы религиозная стихия народа, и вряд ли Церковь могла бы тогда ограничиться одним церковным обновлением. Вероятно, ей пришлось бы пережить новый раскол, как некогда, в эпоху Реформации, его пережила церковь католическая. Может быть, вопреки ходячим мнениям интеллигенции национальное возрождение наше невозможно без такой реформации. Может быть, в религиозной близорукости интеллигенции и коренится главная причина нашей неудачи, причина того, что в ответ на призыв интеллигенции русский крестьянский народ "безмолвствовал". Одно почти несомненно. Если в России начнется когда-нибудь серьезное "реформационное" движение, то вряд ли оно зародится в "стенах церковных"...
Встревоженная политическим движением 1905 г., а также религиозным брожением в церковной иерархии, историческая Церковь предполагала одно время созвать хотя бы своего рода "Тридентский собор" для внешнего упорядочения церковной жизни. Предсоборная комиссия издала четыре больших тома своих трудов, имеющих очень мало религиозного и очень много церковно-политического содержания. Но с наступившим "успокоением" страны эти реформы оказались не столь спешными. Опасность реформации, по крайней мере в ближайшем будущем, исчезла, с другой стороны, Церковь в значительной степени освободилась от государственной опеки. Она нашла в себе достаточно сил, чтобы, опираясь на статические начала русского народа, идти своим прежним путем. Церковь всецело посвятила себя укреплению "исконных" начал и чисто внешней, церковно-политической работе. Не пережив внутреннего религиозного кризиса, она иначе действовать и не могла. Новые внешние формы шли бы вразрез со старым религиозным сознанием.
Что же происходило в истекшем году около или, вернее, внутри церковных стен?
1908 год начался с официозной ликвидации церковного собора. Когда в конце февраля месяца либеральная часть думской церковной комиссии напомнила при своем представлении митрополиту Антонию о желательности скорейшего созыва собора, другая, подлинно православная часть комиссии во главе с еп-ом Митрофаном поспешила к петербургскому владыке с протестом против подобного ходатайства. Митрополит, ничего не обещавший и первой группе депутатов, вполне успокоил вторую, в том смысле, что он и не собирается ничем содействовать ускорению созыва собора, кроме молитвы.
Непосредственно затем особое совещание при Синоде по делам миссии занялось разработкой вопроса о созыве миссионерского съезда в Киеве. К Пасхе проект был уже готов. Совещание высказало пожелание, чтобы на съезде присутствовали все преосвященные и викарные епископы и чтобы съезд имел молитвенно паломнический характер. Желание это было в точности исполнено. Кроме трех митрополитов на съезде присутствовали 30 епископов, масса священников, а всего на первом заседании съезда собралось до 1000 человек. Давно уже православная Русь не видела такого внушительного собрания иерархов, притом собрания, приуроченного не к какому-нибудь событию гражданской или церковной истории, а созванного специально для совещания по делам Церкви. Это был съезд всей учащей русской Церкви, на котором была санкционирована программа церковной политики и предуказаны ближайшие ее задачи.
Нет сомнения, что политика Св. синода получила со стороны съезда громадную моральную поддержку, что отныне Синод во многом потерял свой старый облик высшей бюрократической инстанции при ведомстве православного исповедания.
В номере "Церковн. ведом." за 1908 г. было опубликовано определение Святейшего синода от 15 -- 21 декабря 1907 г. о законопроектах, касающихся осуществления свободы совести. Хотя правительственный законопроект, относительно которого Синод высказал свое заключение, ограничивает право проповеди, признанных в империи вероисповеданий сохранением в силе статьи 99 угол. улож., карающей за совращение из православия, но Св. синод считал все-таки своей священной обязанностью настаивать на том, чтобы все существующие ныне в Российской империи преимущества православной Церкви были неизменно сохранены за нею и впредь и чтобы право свободного распространения своего учения принадлежало только одной православной вере. Это определение, несомненно, шло вразрез с видами правительства, но Синод апеллировал к самосознанию Церкви. На киевском съезде определение Синода не только было поддержано, но съезд вынес по существу вопроса резолюцию гораздо более резкую, редактированную прот. Восторговым. Хотя в своей речи, произнесенной на съезде г. обер-прокурор настаивал на незыблемости начал, установленных указом 17 апреля, но его речь не была принята во внимание. Съезд чувствовал себя высшей инстанцией, решения которой не могут быть связаны возражениями светской власти. Таким образом, деятельность думской вероисповедной комиссии была совершенно парализована.
Далее, обновленный Синод энергично принялся за реформу духовной школы. Как известно, правила об автономии духовных академий были опубликованы 26 ноября 1906 г. Но самая элементарная объективность заставляет признать, что, опубликовывая эти правила, Церковь действовала не самостоятельно, а под давлением светской власти. Это видно хотя бы из того факта, что всего за месяц перед этим указом от 15 октября 1905 г. (вышедшим за два дня до Манифеста 17 октября) Синод объявил, что "применение начал автономии несовместимо с назначением духовной академии". Понятно, что как только Церковь освободилась от давления светской власти, она серьезно принялась за ограничение автономии, которая действительно не соответствует духу православной Церкви, так же как и духу церкви римско-католической. В марте 1908 г. состоялось определение Синода о ревизии духовных академий, для производства которой были назначены епископ Антоний (волынский) и еп. Дмитрий (херсонский) -- два убежденных противника автономии. Закончена ревизия трех академий: Петербургской, Киевской и Московской. Результаты ее уже успели сказаться. Так, избранный советом Петербургской академии ректор профессор прот. Налимов в этой должности не утвержден. Из Московской же академии Синод вытребовал к себе на рассмотрение дело о присуждении ученой степени Д.Г. Коновалову за его исследование о религиозном экстазе в русском мистическом сектантстве.
С точки зрения светской политики можно различно относиться к той программе, за проведение которой столь энергично принялся в настоящем году Св. синод. Но нельзя не признать, что программа его очень логична и вполне вытекает из положения вещей. Официальная русская Церковь проявила громадную устойчивость. Это сила, с которой, несомненно, следует считаться всякому реальному политику.
Конечно, светская власть вправе отклонять притязания духовной власти на вмешательство в дела мирские. Например, было бы вполне понятным, если бы гражданские власти признали, что пьесы, разрешенные цензурой светской, не подлежат запрещению со стороны цензуры духовной. При нормальном соотношении Церкви и государства вмешательство Церкви в постановку "Саломеи" выразилось бы. конечно, в иной форме. Так, напр., во Франции в аналогичном случае церковные власти подвели бы "Саломею" под Index, обязательный лишь для верных чад церкви, а затем обратились бы к пастве с увещанием не посещать представлений, оскорбляющих религиозное чувство верующих. В этом праве Церкви отказать нельзя. Если же у нас увещания поддерживаются запрещениями власти светской, то в этом Церковь совершенно неповинна. Никогда ни одна историческая Церковь не откажется от воздействия на государство.
Здесь православная Церковь так же последовательна, как и католическая. Требовать, чтобы инициатива отделения Церкви от государства исходила от самой Церкви, по меньшей мере фантастично. До сих пор в этом вопросе инициатива всегда принадлежала государству, и на примере Франции мы видим, сколь долгий путь должно было пройти государство, прежде чем найти в себе достаточные силы для осуществления этой коренной реформы.
Верная своим историческим традициям, русская Церковь ищет опоры в государственной власти, но нет сомнения, что наша государственная власть гораздо больше нуждается в поддержке Церкви, чем обратно.
Санкционированный Киевским съездом союз Церкви с патриотическими организациями настолько существен для гражданской власти, что она во имя его готова поступиться многими из своих прерогатив.
Истекший год очень конкретно выявил реальное соотношение сил Церкви и государства, и с этой точки зрения он является в полном смысле слова историческим.
1 янв. 1909 г.