В современном социальном мире резко выявлены два великих социальных полюса — Советский Союз и Соединенные Штаты Северной Америки. В Советской России господствует диктатура пролетариата и строится социалистическое хозяйство, в Соединенных Штатах неограниченно и почти неприкрыто господствуют крупные тресты и банки и во всю ширь развертывается капитализм. Оба эти полюса стали теми типами, которые выражают стремления классов и народов. Все порабощенные обращают свои взоры на Москву и видят в ней героический пример революционного мужества и силы, а в рабочих и крестьянах Советской России — союзников в их собственной борьбе за освобождение. А европейские капиталисты и трусливые реформисты оглядываются на далекое океанское побережье, рассчитывая получить от победителя в мировой войне рецепт спасения капиталистической Европы. Рабочие делегации ездят в Советскую Россию, дабы на непосредственном опыте убедиться, что из хаоса гражданской войны вырастает новый мир. Предприниматели, инженеры, парламентарии, журналисты, вожди амстердамского профессионального движения, наоборот, притягиваются силой доллара и возвращаются обратно из прославленной страны трестов, преисполненные восторга перед золотом, притекающим туда со всего мира, и полные зависти к этой стране, которая не испытывает ни инфляции, ни валютных затруднений, ни потрясающих политических кризисов. В глубине души они таят надежду, что и в Европе прогнивший капиталистический строй снова зацветет пышным цветом, если только там последуют великому примеру заокеанской республики. Поток книг, трактующих о чудесах американского хозяйства, особенно велик в Германии. Провозглашается новое евангелие, радостное благовестие капиталистического воскресения, долженствующего наступить в результате «рационализирования хозяйства». В роли пророка и спасителя выступает Генри Форд.
Генри Форд — зачинатель новой династии магнатов капитала, успешно конкурирующий в богатстве и хозяйственном могуществе со старыми династиями Вандербильтов, Морганов и Рокфеллеров и грозящий даже превзойти их. Но Генри Форд хочет быть чем-то большим, чем Вандербильты и Рокфеллеры. Он не желает ограничиться ролью обычного накопителя денег и экономического диктатора. Он чувствует себя реформатором хозяйства и общества. Он хочет обосновать возникшее по воле божией капиталистическое общество на прочных, нерушимых основаниях и, таким образом, обеспечить всем людям привольное существование. Этот человек, составивший в какие-нибудь два десятилетия состояние в миллиарды долларов, предает проклятию тупоумное стремление к прибыли и, подобно какому-нибудь маленькому кальвинистскому попу, проповедует служение человечеству. Этот человек, зажавший в своем кулаке 600.000 рабочих и запутавший их в паутине остроумно разработанного производственного процесса, не хочет быть ничем иным, как только партнером-руководителем этих 600.000. Он полагает, что может снять тяготеющее над капитализмом проклятие и, с одной стороны, уничтожить нищету масс, а с другой стороны — устранить периодически повторяющиеся кризисы, предрекающие гибель капитализму. Хотя это средство спасения и способствовало его собственному благополучию и могуществу, он все же далек от эгоистических мыслей. Открытую им тайну эту он не держит про себя, а громко проповедует ее, указывая на свои собственные баснословные успехи и ссылаясь на тот факт, что за ним стоит армия в 600 тысяч рабочих, снабженная собственными автомобилями и проникнутая благочестивым настроением, далеким от всяких революционных мечтаний.
В век картелей и трестов, монопольных цен, слияния банковского и промышленного капитала, борьбы государств за рынки и источники снабжения и всего несколько лет спустя после первой мировой войны старые либеральные идеи манчестерцев находят в лице Генри Форда нового защитника. Оптимизм здравого человеческого рассудка и вульгарной экономии торжествует колоссальную победу. Ведь ныне более, чем когда-либо, каждый человек, не боящийся усиленного труда и презирающий скромную жизнь наемного рабочего и служащего, может высоко подняться в хозяйственной борьбе и достичь положения «капитана промышленности»[1]. «В прошлом поколении на каждый шанс имелась тысяча людей, а теперь на каждого человека имеется тысяча шансов». Границ хозяйственному расширению нет, ибо мы вообще еще не знаем, что такое шанс. Соглашения о ценах, монопольные цены и таможенные тарифы, обеспечивающие монопольные ренты, являются типичными методами современного капиталистического хозяйства; Форд, наоборот, провозглашает всемогущество низких цен и свободной торговли. Еще никогда государство не служило в такой степени, как ныне, простым орудием конкурентной борьбы; Форд приглашает его взяться за свою прежнюю роль, стать тем, что Лассаль называл государством ночных сторожей. В то время, когда противоречия между капиталом и трудом заострились до последней степени, когда капиталисты в соединении с государственной властью ведут планомерную атаку на рабочий класс и всеми мерами, вплоть до пулеметов, пытаются понизить заработную плату, — Форд уверяет, что жребий рабочего всего лучше обеспечивает умный предприниматель. Он сам добровольно повышает заработную плату своих рабочих до такого уровня, которого не решается требовать ни один профессиональный союз. Перегоняя в этом отношении профессиональные союзы, он создает классовый мир. Наконец, он считает свою систему гарантией вселенского мира, — точно так же, как британские фритредеры, завоевывавшие мир.
Эти до последней степени несовременные взгляды Генри Форд проповедовал уже в своем первом сочинении «Моя жизнь и работа», появившемся в 1922 году. Настоящая работа должна быть продолжением первой. В этой работе нет поэтому никаких новых мыслей, и по существу она представляет лишь рассказ о развитии фордовских заводов и изменении их производственных процессов после 1922 года. Тем не менее между обоими сочинениями имеется значительное различие. В книге «Сегодня и завтра» фордовская «философия» выступает в более сгущенном виде, чем в первом сочинении. В первой работе главное внимание уделялось удачливому капиталисту, между тем как в настоящем труде развивается моральная доктрина «служения» обществу. Уже и в первом сочинении обнаруживались многочисленные противоречия; создавалось общее впечатление, что Форд разрисовывает свое дитя в более привлекательных красках, чем оно есть в действительности, и что вся книга представляет новый вид деловой рекламы. В настоящей книге эта особенность выступает еще отчетливее, так как здесь Форд тщательно избегает сообщать какие-либо точные факты, позволяющие судить о его собственных прибылях; как только дело доходит до влияния фордовских трудовых процессов и их темпа на здоровье рабочих, автор становится чрезвычайно скупым на слова и совершенно замалчивает затруднения, которых не может преодолеть его система и которые становятся ясными даже из его собственного изложения. Читатель чувствует, что чем красноречивее и упорнее отстаивает Форд свои учения, тем менее он сам убежден в их действительной ценности. Можно сказать, что если он когда-либо принимал всерьез свои добродетельные деловые принципы, то в настоящей книге попытка их защиты потерпела неудачу. Форд потерпел неудачу не как капиталистический охотник за прибылью, а как добродетельный «слуга» человечества.
Относительно пуританского «мотива обслуживания» можно сказать следующее. В странах, проводящих политику рационализации хозяйства, капиталистические газеты, книги и конгрессы необычайно много болтают об этом «мотиве обслуживания». Это понятие приобрело ныне совершенно реальное содержание и означает «общность труда» между предпринимателями и рабочими, оттеснение на задний план и уничтожение рабочих союзов и образование желтых рабочих организаций, стоящих под командой предпринимателей и занимающихся штрейкбрехерством. То, что в этих странах представляется непосредственной целью, у Форда является результатом широко проводимой политики, ведущейся при исключительно благоприятных обстоятельствах и необычными способами. («Обслуживание общества есть дешевое производство высококачественных товаров, производимых хорошо оплачиваемым трудом и доставляющих прибыль при их производстве и распределении».) Форд считает идею служения осуществленной, когда высокая заработная плата сопровождается низкими ценами; этим способом Форд надеется не только доставить каждому человеку собственный автомобиль, но и приблизить «великий век перехода от тяжкой работы к наслаждению жизнью». В действительности здесь дело идет о последовательно проводимом и в своем роде великолепном методе капиталистической конкурентной борьбы, за которой, однако, не стоит никакого иного мотива, кроме проклинаемого Фордом стремления к прибыли. Слыша, как миллиардер Форд распространяется насчет «мотива служения», лишь очень немногие люди не ответят понимающей авгуровской улыбкой.
Более серьезное значение имеет у Форда «мотив высокой заработной платы». Он неустанно восхваляет преимущество этого метода и его мировое значение, как реформистского принципа. Приведем здесь только несколько цитат.
«Современное предприятие построено на иной основе, чем старое предприятие. В то время, когда шансов было мало, предоставление работы тому или иному человеку считалось достойным делом, теперь же, если только следовать принципу высокой заработной платы, работы оказывается больше, чем людей для ее выполнения».
«Для того, чтобы предотвратить грозящую депрессию, нужно понизить цены и повысить заработную плату».
«Если мы поставим себе задачей платить хорошую заработную плату, мы сможем найти такие методы производства, которые высокую заработную плату сделают наиболее дешевой заработной платой».
«Вот почему мы думаем, что хороший деловой принцип заключается в том, чтобы всегда повышать заработную плату и никогда не понижать ее».
«Всякая попытка фиксировать минимальную заработную плату есть насмешка над рассудком директоров предприятия и рабочих».
В приводимых цитатах ясно говорится, что господин Форд отнюдь не намерен платить лишь сравнительно высокую заработную плату. Он не хочет знать никаких ограничений. Какое бы то ни было фиксирование заработной платы в соответствии с прожиточным минимумом он считает оскорблением рассудка и полагает, что такое фиксирование действует разрушительно. Его принцип — постоянное повышение заработной платы для постоянного повышения покупательной способности.
Но какова его собственная практика?
В начале 1914 года он повысил заработную плату с 2 долл. 40 цент. в среднем до 5 долл. минимум (согласно данным, приведенным в английском издании на стр. 157, это случилось только в 1915 году, следовательно, под давлением военной конъюнктуры). Одновременно с этим основная заработная плата повысилась до 6 долл. и осталась на этом уровне. В 1924 году средняя заработная плата составляла 6 долл. 65 цент. Эта заработная плата несомненно высока. Но какова эта заработная плата сравнительно с заработной платой на прочих американских предприятиях и с движением этой последней после 1915 года? В своем основательном труде «Мир в цифрах» Войтинский приводит следующие сравнительные цифры для штата Нью-Йорк, причем в качестве исходного пункта (за 100) принимается 1 января 1915 года.
Заработная плата
Стоимость предметов потребления
1 января 1915 г.
100
100
1 января 1916 г.
109
104
1 января 1917 г.
123
118
1 января 1918 г.
135
138
1 января 1919 г.
185
169
1 января 1920 г.
214
198
1 января 1921 г.
222
189
1 января 1922 г.
196
162
1 июля 1922 г.
200
164
1 января 1924 г.
220
173,2
В Канаде соотношение такого же рода; за основу здесь принят 1913 год.
Годы
Заработная плата
Индекс вздорожания
1916
105,7
104,8
1917
117,5
128,7
1918
139,8
146,3
1919
160,4
157,3
1920
192,1
183,7
1921
186,1
161,0
1922
176,8
148,9
1923
178,4
—
Можно принять, что в тех местностях, где находятся фордовские предприятия, движение заработной платы соответствовало в среднем ее движению в штате Нью-Йорк и в Канаде. Таким образом оказывается, что заработная плата в американской промышленности в общем поднялась приблизительно на 100%, между тем как заработная плата на фордовских предприятиях поднялась только на 20%. Если мы примем во внимание, что индекс вздорожания поднялся приблизительно на 50%, то окажется, что реальная заработная плата на фордовских предприятиях за последние десять лет значительно упала. Падение это происходило в то время, когда реальная заработная плата всех отраслей промышленности в штате Нью-Йорк поднялась на 25%.
Но обнаруживаются и другие, еще более неприятные обстоятельства. Один из наиболее пылких фордовских воспитанников, Гельмут Гульч, сын капиталиста, проработавший два года слесарем на фордовских предприятиях, пишет следующее:
«В настоящее время заработная плата на прочих крупных предприятиях настолько сравнялась с фордовской, что фактически разница между той и другой осталась только в отношении заработной платы квалифицированных инструментальных мастеров и рабочих специалистов. Во всех остальных категориях заработная плата Фордовской компании стоит в настоящее время на совершенно нормальном уровне» [2].
Можно было бы предположить, что в данном случае Гульч желает побудить немецких предпринимателей ввести фордовскую систему и в то же время удержать обычную заработную плату германских рабочих на ее голодном уровне. Но слова Гульча подтверждаются целым рядом сообщений. Так, например, журнал «Аутомаркт» в номере от 12 сентября 1925 года утверждает, что завод аэропланных моторов Либерти в Детройте, т.е. в самых недрах фордовского отечества, далеко превзошел по части заработной платы фордовские предприятия, и что высшие ставки на этом заводе уже в три раза превышают основную ставку Форда.
Если Форд когда-либо серьезно верил в мотив высокой заработной платы, проповедуемый им с таким самовосхвалением, то оказывается, что теперь его принцип нарушен им самим. Вместо постоянного повышения заработной платы для увеличения покупательной силы рабочих, — повышения, которое должно спасти капиталистическое хозяйство, мы наблюдаем значительное понижение реальной заработной платы его рабочих. Такова действительность, воочию обнаруживающая банкротство этой знаменитой теории. Господин Форд проповедует тем настойчивее и крикливее, чем более он грешит.
На самом деле, фордовский «мотив высокой заработной платы» не есть принцип, из которого он исходил при своих практических мероприятиях, а логическое построение, изобретенное впоследствии и служащее целям рекламы. По его собственному признанию в книге «Моя жизнь и работа» он был принужден ввести 5-долларовую заработную плату потому, что он не мог добыть необходимую рабочую силу без чрезвычайного повышения ставок. Его отличительной чертой является способность принимать важные решения и энергически проводить их в жизнь. Необычайно высокая заработная плата и низкие цены принудили его ввести производственные методы, далеко превосходившие обычный уровень производительности и создавшие для него относительную монополию на рынке. Во введении к книге «Моя жизнь и мои достижения» он так определяет свою руководящую мысль:
«Я ставил себе целью производить продукты при минимуме непроизводительных затрат материала и человеческой силы и продавать их с минимумом прибыли; общая сумма прибыли определялась объемом рынка».
Здесь мы видим чисто капиталистический принцип, диктуемый соображениями прибыли и экономическим интересом. Свою задачу Форд разрешил 1) тем, что он неуклонно стремился доходить все дальше и дальше до источников сырьевого снабжения и объединить в одном трудовом процессе всю работу, начиная от добывания угля и железа и кончая сборкой готового автомобиля; 2) тем, что он наиболее рациональным способом использовал всё сырье, все побочные продукты, все отбросы и экономил время, и 3) тем, что он достиг такой интенсификации рабочего процесса, которая до сих пор еще никем не достигалась.
Форд утверждает, что он покупает вдвое больше материалов, чем производит сам. Этому противоречат его собственные слова, что в чужих предприятиях, доставляющих ему материалы и отличающихся, очевидно, более низкой производительностью, занято столько же рабочих, сколько на его собственных заводах, — именно около 200 тысяч человек. Утверждение Форда является маловероятным еще и потому, что ему принадлежат рудные и угольные шахты, доменные печи, литейные, стальные, цементные заводы, лесопильни, бумажные фабрики, стеклянные заводы, хлопчатобумажные фабрики, фабрики искусственной кожи, гидроэлектрические установки, леса, каменоломни, баукситовые разработки, химические фабрики, заводы азотистых веществ, железные дороги, речные и морские пароходы и колоссальные заводы, изготовляющие готовые фабрикаты и разбросанные по всему миру. Все его предприятия стоят на такой технической высоте, которая еще недостижима для прочих фирм. Человеческая сила все более и более вытесняется механической силой. Вся техническая и организационная постановка дела детальнейшим образом разработана и рассчитана на максимальную производительность.
Решающим обстоятельством является то, что эта высота техники и организации гарантирует наибольшее использование рабочей силы. У Форда господствует тейлоризм высшего калибра. Метод Тейлора, заключавшийся в том, чтобы достичь наибольшего напряжения сил у наиболее выносливых рабочих, а затем установить это как норму для среднего рабочего, был слишком груб и фактически закончился неудачей. Форд стремится не к максимальной выработке индивидуума, а к максимальной выработке больших групп рабочих. Средством для этого служит доведенная до крайности механизация работы и сведение ее на ряд простых, непрерывно повторяемых приемов; каждый отдельный рабочий, выполняющий назначенную ему однообразную функцию, входит в непрерывный производственный процесс, находящий свое завершение в системе конвейеров. Рабочий становится автоматом на автоматической фабрике. Он не может сделать ни одного лишнего шага, ибо он ограничен определенным пространством. Ему нет времени сделать лишнее движение, высморкаться, задуматься, оглянуться, ибо вечно двигающийся конвейер с его неспешным, но беспощадно правильным темпом, вынуждает рабочего к определенному ритму работы и требует от него определенной продукции, рассчитанной с точностью до одной секунды. В этом огромном трудовом процессе, в котором материал непрерывно передвигается, переходя от стадии необработанной руды или грубо обделанной оси до стадии готового автомобиля, масса остроумнейших аппаратов срослась в одно целостное единство. Но рабочий, обслуживающий машину и выполняющий процесс, сам превратился в машину, тупую и бездушную, как сталь. «Всякая духовная связь между отдельными работающими людьми устранена неустанным бегом производственного процесса, делающим невозможными разговоры во время работы. Каждый отдельный человек полностью атомизирован и почти не знает своего ближайшего соседа по работе». Так говорит фордовский рекламист, сын капиталиста Гульч. На этом заводе, где капиталистический разум превзошел сам себя, до ужаса оправдываются слова Маркса:
«При капиталистических отношениях даже облегчение работы делается средством пытки, ибо машина не освобождает рабочего от работы, а освобождает его работу от всякого содержания».
Особенно дьявольская ирония сквозит в плакатах, которые Форд вывешивает на стенах своих мастерских, вроде, например, следующего: «Рабочие! Я хочу, чтобы вы давали наилучшую работу и вырабатывали всё, на что вы способны. Генри Форд». Как будто скрипучий конвейер и без того не кричит ежесекундно каждому рабочему, чего хочет от него господин Форд! Здесь-то и заключается тайна фордовской заработной платы. Только сравнительно высокая заработная плата побуждает рабочего ежедневно в течение восьми часов напрягать свои силы до последней возможности. Господин Форд, конечно, при взгляде на свой несгораемый шкаф может констатировать: «Наши барыши доказывают, что высокая заработная плата — наиболее выгодный из всех коммерческих принципов». Как только установлен нужный темп, господин Форд может понизить реальную заработную плату. Конечно, он делает вид, что его производственная система ни в физическом, ни в духовном отношении не вредит рабочим. В подтверждение этого он ссылается на то, что рабочие очень редко покидают его предприятия. Но этому утверждению противоречит целый ряд опубликованных наблюдений. Оно противоречит также и тем картинам, на которых Форд велит изображать свои предприятия и на которых при всем старании не заметишь ни одного более или менее пожилого рабочего: видны только молодые люди не старше 30 лет. В этом отношении очень интересно замечание, сделанное Артуром Голичером по отношению ко всей Америке и несомненно вполне применимое и к фордовским предприятиям:
«В Нью-Йорке мне показали рабочих, красивших себе волосы. Сплошь и рядом случается, что рабочие, прежде чем идти на работу, мажут виски сапожной ваксой. Одни румянятся, другие тратят 10 долларов в месяц на мышьяковые препараты, искусственно стимулирующие сердечную деятельность во время работы» ( Артур Голичер , «Америка сегодня и завтра»).
Для такого трудового процесса можно пользоваться только молодыми силами, обладающими полной работоспособностью. Из интересного, но еще не опубликованного труда[3], с которым мы познакомились, мы позволяем себе заимствовать следующие строки:
«Вследствие чрезвычайного напряжения во время работы у фордовских рабочих наступает преждевременное истощение и омертвение рабочей силы. Между стоимостью их рабочей силы и ее претворением в меновую стоимость в непрерывном производственном процессе лежит такая пропасть, которая невозможна ни в каком другом предприятии. По словам свидетелей, рабочие фордовского предприятия могут выдержать лишь 4—5 месяцев работы в году. Конечно, заработная плата превышает нормальную, пока рабочий занят в производстве; но зато остальные шесть или семь месяцев фордовский рабочий проводит на более легкой работе, по большей части в сельском хозяйстве, где заработная плата соответственно ниже. Поэтому, если мы распределим фордовскую „высокую заработную плату“ по месяцам года, то она может даже оказаться ниже средней заработной платы в других предприятиях».
Пророк во власянице, господин Форд, утверждает, что он отнюдь не работает ради прибыли, а выбивается из сил для блага человечества. По его словам, в своем шестисоттысячном рабочем войске он видит не своих рабов, а своих компаньонов, вместе с ним осуществляющих идею служения. Поистине прекрасное компаньонство! Форд с особенным ударением бросает фразу: «За последний год фордовские предприятия заплатили непосредственно в виде заработной платы около 250 милл. долларов». О прибылях он ничего не говорит. По данным налогового обложения, — а известно, сколь мало добросовестно они составляются в отношении капиталистов, — прибыль фордовской компании за 1924 год исчислена в 115 милл. долларов. Господин Форд отнюдь не думает разделить эти миллионы с своими рабочими. Прекрасное компаньонство! Господин Форд хвалится, что он берет своих рабочих, совершенно не обращая внимания, откуда они к нему приходят: они могут явиться хотя бы из каторжной тюрьмы. Однако при приеме рабочего не только подвергают детальному и неприятному обследованию, в смысле его работоспособности, но, кроме того, у каждого рабочего делаются снимки пальцев и отмечаются особые приметы. Итак, с партнером обходятся как с тяжким уголовным преступником. Что же может сказать такой рабочий-компаньон, если бы он даже имел на это время? У Форда имеется разработанная до мелочей система наблюдения за рабочими, но нет никакого рабочего комитета, никакого производственного совета. Профессиональные союзы не вмешиваются в условия работы. «Мы ждем от рабочих, чтобы они выполняли то, что им приказано. Наша организация проводится так последовательно, и различные отделения так тесно связаны друг с другом, что совершенно невозможно предоставить рабочим хотя бы на короткое время действовать по своей собственной воле. Без сильнейшей дисциплины в наших предприятиях господствовал бы полный хаос. По моему мнению, в промышленных предприятиях иначе и быть не может. Рабочие существуют для того, чтобы за возможно более высокую плату доставлять возможно большее количество труда» (см. Форд, «Моя жизнь и мои достижения»). Поистине прекрасное компаньонство!
Что бы господин Форд ни делал, он всегда преследует при этом высшую моральную цель. Он занимается выгодными гешефтами, чтобы оказать благодеяние обществу. Он не владелец предприятия, а только руководитель его. Как и всякий другой рабочий, он оплачивается за счет издержек предприятия (в 1924 году он лично внес налоги на доход в 5 милл. долларов!). Прибыль принадлежит не ему, а предприятию. Когда он построил завод в Ирландии, он это сделал, чтобы оказать Ирландии помощь. Необыкновенно нравственный человек! Он даже заметил, что мораль приносит лучшие барыши, чем мошеннические проделки.
С полным основанием американский журнал молодежи «Свободная молодежь» в своем майском номере за 1924 год требовал, чтобы в фордовских произведениях была ясно раскрыта грань между вымыслом и истиной: «Мы хотим, чтобы кто-нибудь написал истинную историю Генри Форда. Тогда за его филантропическими жестами обнаружился бы своекорыстный материалист».
Но разве Форд не проводил неустанно 8-часовой рабочий день, а в настоящее время даже и 5-дневную рабочую неделю? Однако при его методах производства 8-часовой день означает бессовестный грабеж рабочей силы, преждевременное растрачивание жизни. Даже сам пророк Форд нашел следствия своей системы столь плохими, что был вынужден ввести лишний день отдыха. Описывая мотивы, побудившие его ввести 5-дневную рабочую неделю, он патетически ударяет себя в грудь. В действительности дело обстоит несколько более прозаически. Лишь после того, как была написана настоящая книга Форда, в его американских предприятиях была окончательно введена 5-дневная рабочая неделя, за исключением железной дороги. В 1924 году в этом отношении делались только опыты. По словам Форда, рабочий, пользуясь двумя днями отдыха в неделю, в остальные пять дней дает шестидневную продукцию. Но когда позднее обнаружилось, что чистая прибыль за 1923 год была недостаточно велика, производственный процесс еще ускорили, и рабочий в пять дней давал шестидневную продукцию, да кроме того, шестой день работал таким же темпом, без всякого повышения заработной платы. 9 сентября 1926 года Генри Форд издал указ, согласно которому субботняя и воскресная работа отменялась. Чтобы использовать полностью предприятия, вводилась посменная работа, и при этом указывалось, что в пять дней можно выработать столько же, сколько в шесть; одновременно с этим указ провозглашал, что минимальная заработная плата в 6 долларов отныне отменяется. В будущем работа будет оплачиваться только по работоспособности. А это уже звучало как неприкрытая угроза понизить заработную плату.
Результаты фордовской системы мы поясним примером одного берлинского завода, введшего фордовские методы. На этом заводе также выплачивается необычно высокая заработная плата: 13 марок при приеме и 15 марок после восьминедельной тренировки. Особо тяжелые работы оплачиваются добавочными ставками. Но посмотрим на оборотную сторону медали. На заводе образовался определенный тип «фордовских рабочих»: это все — люди с пепельно-серыми лицами, обострившимися скулами, лихорадочными глазами и нервными движениями. Рабочие называют их «фордовскими покойниками». Один из фордовских рабочих рассказывает: раньше он зарабатывал в качестве сверлильщика около 30 марок в неделю, затем восемь месяцев пробыл без работы и наконец попал в фордовский рай. Теперь он на седьмом небе. Он выплатил свои долги и купил себе новый костюм. Он может позволять себе некоторую роскошь и покупать каждый день полфунта мяса. «Но без этого нельзя обойтись, — добавляет он, — ибо иначе не выдержишь работы». Раньше он принимал участие в политических и профессиональных организациях, теперь он на все махнул рукой. Газеты читает за него жена. «Я доволен, если, придя вечером с работы, прилягу на час». На вопрос, сколько времени он думает так проработать, он только пожимает плечами: «Пока еще у меня хватает сил, а дальнейшую безработицу я не мог бы долго выдержать».
Одно из наихудших последствий фордовских методов работы заключается в том, что они не только физически разлагают рабочего, несмотря на более высокий уровень жизни, но и портят его морально. В предприятии он изолирован, и в течение 8 часов он отдает всю свою нервную силу. У него остается сил только на самые примитивные удовольствия. В предприятии не допускаются профсоюзы, и рабочие не ощущают в них даже нужды, ибо с внешней стороны выполнено почти все то, за что борются профессиональные союзы. Высокая заработная плата, собственный домик и собственный автомобиль заставляют рабочего причислять себя к рабочей аристократии, и он верит в реформаторскую миссию господина Форда до тех пор, пока вследствие уменьшившейся работоспособности его не выкинут на мостовую. Фордовские методы являются средством для дифференциации рабочего класса и ослабления классовой борьбы. Сам Форд приводит ряд фактов, которыми он с удовлетворением иллюстрирует такого рода последствия. Он только забывает, что подобная система может беспрепятственно проводиться лишь до тех пор, пока его предприятие занимает монопольное положение. Только это монопольное положение и позволило ему создать для своих рабочих привилегированные по видимости условия жизни. Но по мере того как капиталисты будут следовать примеру Форда, все яснее и яснее будут обнаруживаться отрицательные стороны фордовской системы, и это даст новый могучий импульс классовой борьбе.
Когда положение фордовских рабочих превратится в классовую проблему, и когда рабочий поймет, что при новых методах капиталистической эксплуатации он жертвует ради минутной выгоды десятилетиями своей жизни, тогда классовое движение примет тем более революционный характер, чем решительнее Форд, его подражатели и последователи будут подчеркивать реформаторское значение фордовской системы. Это приводит нас к тем общим социальным вопросам, которые выдвигает Форд.
Форд проводит принципиальное различие между предпринимателем, руководящимся мотивом общественного служения, и эксплуататором-капиталистом, — владельцем денег, банкиром, биржевым спекулянтом и собственником акций. Здесь он развивает вполне фашистскую идеологию, как это и подобает человеку, играющему роль покровителя международного фашизма. Фордовское понимание, конечно, является лишь отражением противоречия интересов между промышленным и банковским капиталом. Форд отнюдь не является противником капитала, а наоборот — представляет из себя капиталиста по преимуществу.
Форд утверждает, что принцип служения и мотив высокой заработной платы устранят промышленные кризисы. Разве он не доказал это практически? Разве его предприятия до сих пор не были избавлены от кризисов, и разве его продукция не обнаруживала непрерывного роста? Но если даже все это правда, то это объяснялось не его системой высокой заработной платы и низких цен, а монопольным характером его предприятия, связанным, конечно, со всей его системой, и позволяющим перелагать последствия кризисов на национальные и международные конкурирующие предприятия. Но монополия, покоящаяся на технических и организационных преимуществах, не может продолжаться вечно. Когда Форд практически докажет, что его методы обеспечивают более высокую норму прибыли, капитал введет эти методы во всеобщее употребление, и монополия будет уничтожена. Фордовская монополия в действительности уже отчасти поколеблена. Из упомянутого нами, еще не опубликованного труда Г. Вейс мы заимствуем следующие данные:
Американская автомобильная индустрия развивалась от 1920 до 1924 года следующим образом:
Год
Произведено (миллионов штук)
1920
2,2
1921
1,6
1922
2,6
1923
3,9
1924
3,6
Сопоставление четырехмесячной продукции за 1924 и 1925 год еще яснее изображает ход развития:
1924 г.
1925 г.
Январь
241.008
324.546
Февраль
287.119
376.326
Март
362.017
393.423
Апрель
373.214
420.000
Из апрельской продукции на долю Форда приходится 175.000 автомобилей, на долю Шевроле — 52.000 автомобилей и фирмы Додж и братья — 20.000 автомобилей. Данные промышленной переписи за 1923 год дают ясное представление о необыкновенно быстро растущей концентрации в этой области промышленности. Согласно отчету председателя правления автомобильной фирмы Ольдс, из 356 автомобильных заводов, фигурировавших во время возникновения этой промышленности, в 1923 году осталось только 84, причем 24 концерна вырабатывали 95% всей продукции. В 1924 году число предприятий упало до 74, причем 96% продукции вырабатывалось 21 компанией и лишь 4% приходилось на долю остальных 53 предприятий.
Процесс концентрации в американской автомобильной промышленности зашел в настоящее время так далеко, что мировое производство автомобилей сосредоточено почти целиком в руках трех фирм — Фордовской компании, Общей компании автомобилей и фирмы Додж и братья. Вследствие насыщения внутреннего рынка и чрезвычайного обострения конкуренции наиболее важные автомобильные фабрики примкнули к этим группировкам. Так, например, Общая Компания Моторов включила в себя следующие предприятия:
В 1918 году — приобрела акционерный капитал компании Шевроле и поглотила Соединенное Автомобильное Общество.
В 1919 году — приобрела основной капитал Канадской Общей Автомобильной Компании, включила в себя Междуштатную Автомобильную Компанию и приобрела 60% основного капитала компании Фишера на общую сумму 27.600 тысяч долларов.
В 1924 году — инвестировала у фирмы Фишера 32.151.825 долларов в виде 1.441.920 акций.
В настоящее время Общая Компания Моторов изготовляет автомобили фирм Кадильяка, Бика, Ольдса, Окленда и Шевроле.
Хотя в 1924 году из общей американской автомобильной продукции, исчисляемой в 3.650 тысяч штук, Форд изготовил на своих собственных предприятиях 1.873 тысячи, т.е. 51%, тем не менее происходящий за последнее время концентрационный процесс, по-видимому, уже подорвал его монопольное положение. Крупным событием в этом отношении является приобретение автомобильной компании Доджа Нью-Йоркским банкирским домом Диллон, Рид и К 0 за 150 миллионов долларов. В 1914 году братья Додж вышли из Фордовской компании и в 1924 году уже изготовили 222.236 автомобилей на сумму 191.652.446 долларов. Переход фирмы Доджа к банкирскому дому Диллона является началом образования огромного треста, начинающего конкурировать с Фордом и Общей Компанией Моторов. Неустанно развивающийся процесс трестирования не уничтожает конкуренции, а только переводит ее на высшую ступень, ограничивая число конкурентов лишь самыми крупными. В организуемый Доджем трест войдут: каучуковые заводы Гуд-Ир-Уорлд, Гудзоновская Компания Моторов и Компания Моторов Паккарда. Сюда, кроме того, присоединяются большие автомобильные заводы концерна Дурат, изготовляющие в год 700 тысяч автомобилей. Капитал треста будет достигать приблизительно 500 милл. долларов. Таким образом единственная отдельная фирма, конкурировавшая до сих пор с Фордом, будет отныне находиться под контролем банка, принадлежащего тресту Стандард-Ойль.
Хотя конкуренция затрагивает производство дешевых автомобилей в меньшей степени, тем не менее почти постоянное понижение цен, производимое Общей Компанией Моторов и компанией Додж и братья, представляет для Форда серьезную опасность. Общая Компания Моторов для усиления конкуренции с Фордом снизила цены на лучшие типы автомобилей, причем цены автомобилей, стоивших 1.150 долларов, были снижены на 25 долларов, стоивших 1.295 долларов — на 370 долларов и стоивших 1.495 долларов — на 730 долларов. Компания Шевроле снизила цены трех типов автомобилей с 825 долларов до 775, с 735 до 695 и с 715 до 675 долларов.
Неверно, что Фордовская компания пользуется непоколебимой монополией. Капиталистическая конкуренция становится еще опаснее благодаря тому, что она все в большей и большей степени перенимает высокоразвитые производственные методы Форда, являющиеся действительной причиной его успехов.
Границы конкуренции определяются возможностями сбыта. Если принять во внимание, что три названные нами колоссальных концерна вырабатывают в год минимум 3.400 тысяч автомобилей (1.900 тысяч автомобилей у Форда, 1 миллион у концерна Додж-Дюран и 500 тысяч у Общей Автомобильной Компании) и что общий сбыт в Соединенных Штатах за 1923 год достигал лишь 4,08 миллиона штук против продукции в 4,3 милл., то этими цифрами уже очерчиваются пределы сбыта для всех трех концернов. Национальная Автомобильная Торговая Палата определяет пункт насыщения американского внутреннего рынка, исходя из автомобильной продукции и среднего срока жизни автомобиля, устанавливаемого в 7 лет. 30 июня 1924 года в Америке имелось 13.645.726 пассажирских автомобилей. Так как по исчислениям экспертов емкость рынка определяется в 14,8 милл. автомобилей (исходя из пропорции 1 автомобиль на 6,5 человека), то внутренний рынок вскоре будет насыщен и придется вывозить автомобили на внешний рынок, что приведет к еще более обостренной конкуренции в мировом масштабе.
Как раз в данный момент (октябрь 1926 года) из Америки приходят известия, что фирма Форда переживает тяжелый кризис. Фордовские заводы работают лишь на 65% своей производительной способности. Сбыт автомобилей уменьшился с 1.153.100 штук в первом полугодии 1925 года до 746.412 штук в первом полугодии 1926 года.
В мае 1926 года Форд производил 50% американской автомобильной продукции, в июне того же года только 35%. «Германская горнопромышленная газета» сообщает: «Рынок насыщен. Фордовское производство докатилось до мертвой точки, и даже при дальнейшем понижении цен, без ухудшения качества, увеличения сбыта не предвидится. Наоборот, сбыт фордовских конкурентов увеличился».
Эти данные являются практическим доказательством того, что фордовские методы не устраняют законов капиталистического строя. Форд переживает кризис. Но как обстоит дело с устранением общих экономических кризисов? Согласно теории высокой заработной платы покупательная сила населения должна постоянно повышаться, благодаря чему рынок сбыта непрерывно расширяется и перепроизводство становится невозможным. Это старая песенка вульгарной политической экономии. Она звучит как будто бы вполне убедительно. К сожалению, благотворные последствия подобной политики зависят от одной маленькой предпосылки: перепроизводства можно избегнуть лишь в том случае, если удастся фактически устранить предпринимательскую прибыль, так чтобы весь полезный эффект улучшенной техники и интенсификации труда шел на пользу рабочим. Но это возможно лишь в чрезвычайно короткие периоды исключительно благоприятных соотношений сил между капиталом и трудом. Предпосылкой такого положения вещей является обостреннейшая классовая борьба. Такое положение не может продолжаться долго, ибо оно должно привести либо к захвату власти пролетариатом, либо к окончательной победе капиталиста. Надежда устранить таким образом кризисы решительно ни на чем не основана. Пример Форда доказывает ее неосуществимость. Ведь Форд применяет свой так называемый «мотив высокой заработной платы» лишь потому, что подобная тактика обеспечивает лучшее ведение дел и более высокую норму эксплуатации рабочей силы.
Именно в этом пункте реформисты и в особенности германские социал-демократы и обнаруживают свой консерватизм. Они восхваляют Форда. Они проповедуют германским капиталистам необходимость рационализации производства и утомляют их устранить кризисы повышением заработной платы и связанным с этим расширением внутреннего рынка.
В официальном издании германских профессиональных союзов[4] говорится:
«Цель рационализации заключается не только в увеличении продукции, но и в увеличении потребления, следовательно, в повышении жизненного уровня народных масс, которое может быть достигнуто только путем повышения реальной заработной платы рабочих. Рационализация производства имеет смысл лишь тогда, когда она вызывает расширение рынка. Наоборот, она становится бессмыслицей, если она приводит к сужению рынка».
Но германские капиталисты не слушают заклинаний германских социал-демократов. Они осуществляют фордовские производственные методы, рационализируют производство, но отнюдь не думают о том, чтобы повысить заработную плату. Миллионы безработных являются достаточной гарантией, что рабочие будут отдавать им свои силы до последнего атома. В этом отношении особенно помогает капиталистам проводимая вождями профсоюзов политика общности интересов и отношение этих вождей к рационализации производства. О расширении рынка путем повышения покупательной силы рабочего класса капиталисты не думают, ибо они знают, что относительное сужение рынка и перепроизводство совершенно неизбежны. Они знают также, что капиталистическое хозяйство не знает никаких средств против кризисов. Все стремления капиталистов сводятся к тому, чтобы посредством картелирования и покровительственных пошлин взвинчивать цены на внутреннем рынке и в то же время вести конкурентную борьбу на мировом рынке посредством новых производственных методов и снижения цен[5].
С первого же момента своего возникновения реформизм ломал себе голову над проблемой устранения экономических кризисов. В 1897 году Бернштейн обрел средство спасения в картелях и трестах, так как-де они могут планомерно вести хозяйство и этим избегать перепроизводства. Последствия картелирования оказались поистине изумительны. В эпоху трестов и империалистического монопольного капитала десятилетний цикл кризисов сменился 6- и 7-летним (кризисы 1901, 1907 и 1914 годов). Таков же будет и результат фордизма, стремящегося к рационализации хозяйства. Он приведет лишь к более сильной концентрации производства, обострению конкуренции, относительному повышению перепроизводства, учащению и обострению кризисов и сужению рынков.
Эти вопросы приводят нас к проблемам мировой политики, затронутым Фордом. Прежде всего возникает вопрос о мире. Может быть, Форд действительно является сторонником мира, хотя в этом и допустимо усомниться. Господин Форд, проделавший пацифистскую комедию во время великой трагедии мировой войны и возмущавшийся безнравственностью военных поставок, после вступления Америки в войну сам немало попользовался военными прибылями. Тем не менее его пацифистское настроение вполне понятно, ибо до сих пор он не видел никаких пределов дальнейшему росту своего производства и хотел мирно стричь своих овечек. То, что он говорит о Лиге наций, не лишено убедительности. Не нужно только при этом забывать, что в данном случае за прекрасными словами скрывается интерес американского капитала. Восхваление Америки, как державы, обеспечивающей мир, — одна из излюбленных уловок истых янки. По части бессовестности американская завоевательная политика не уступит никакой другой, зато по части лицемерия янки побивают все рекорды. Об американском миролюбии могли бы многое порассказать мелкие государства Центральной Америки и Филиппинские острова. Во всяком случае фордовские методы, поскольку они будут проводиться в капиталистическом мире, приведут лишь к обострению империалистических противоречий и этим приблизят опасность войны.
Остроумные профессора восхваляют фордовскую систему, как «диктатуру разума», как «белый социализм», противопоставляя ее бессовестному красному социализму. На самом деле Форд является типичнейшим образчиком современного капиталиста. В своих теориях и в своих зычных проповедях он проявляет себя шарлатаном, практически же он ведет себя как умный, решительный и последовательный организатор капиталистического производства и как опасный враг рабочего класса.
Только по части организации Форд может дать действительно ценные уроки. В этом смысле он — представитель революционного принципа, осуществляющегося в капитализме. Побуждаемые конкуренцией, капиталисты вынуждены непрерывно изменять и улучшать производственные процессы. Этим они создают образец для общественного хозяйства, руководимого рабочим классом.
Для того, чтобы уловить положительные и полезные элементы фордовской системы, следует уяснить себе, в чем именно заключается техника фордовских производственных методов, называемых в Западной Европе общим именем «рационализация производства». По существу здесь нет ничего нового, так как фордизм представляет из себя лишь наиболее развитые методы промышленной продукции. Его принципы сводятся к возможно полному применению машин и устранению всех потерь материалов и времени. Сами по себе эти принципы вполне разумны. Конечно, не подлежит сомнению, что машины делают работу бездушной. В капиталистической системе рабочий делается частью мертвой машины. Но такова предпосылка и социализма, ибо и в социалистическом хозяйстве экономическое развитие должно вести все к большей и большей специализации. Обездушивающее влияние производственного процесса преодолевается в социалистическом хозяйстве все большим и большим сокращением рабочего времени и тем, что рабочий все в большей и большей степени овладевает всем процессом производства. Непрерывный трудовой процесс, покоящийся на системе конвейеров, в настоящее время подтачивает жизненную силу и нервную систему рабочих. Но по существу он является лишь разумной организацией труда, устраняющей всякие излишние усилия и перекладывающей почти всю тяжелую работу с рабочего на механический аппарат. Сокращение рабочего времени, сознательная ритмизация работы и такой темп труда, который определяется не хищничеством капиталиста, а нормальной трудоспособностью рабочего, сделают непрерывный трудовой процесс тем средством, которое существенно облегчит труд людей.
Все это вещи, которые ныне почти исключительно подлежат компетенции инженера и технического организатора. Может быть, настоящая книга даст этим последним какие-либо новые идеи, хотя в этом отношении у них имеются другие, более специальные источники. Но, по нашему мнению, в фордовской книге найдет много для себя ценного и поучительного как раз тот промышленный рабочий, который отдает свои силы на создание социалистического общества. Особенно интересными будут для него описания производственного процесса.
Мы хотели бы указать здесь на некоторые стороны фордовской системы, которые могут оказаться небесполезными для русской промышленности. Прежде всего следует подчеркнуть то презрение ко всем традициям, которое проявляет Форд. У Форда оно доходит до ненависти к специалистам, являющимся, по его мнению, носителями предрассудков и рутины. Хотя Форд упорно держится за выработанный им тип автомобиля, он все же неустанно ищет способов изменения производственного процесса. Когда Форд подчеркивает, что по части изменения техники и способов организации ему много помогают его собственные рабочие, это утверждение, конечно, приходится значительно сузить. Но в советском производстве, где между рабочим и производством существует гораздо более тесная связь, для подобных улучшений имеется в тысячу раз более возможностей.
Далее, нам кажется очень ценным указание Форда, что рационализация труда не должна быть непременно связана с максимальной централизацией. Децентрализация производства, дающая возможность более полно использовать естественные силы, является в то же время одним из средств для преодоления противоречий между городом и деревней. Советскому Союзу это как раз может послужить мощным стратегическим средством для укрепления в деревне социалистической мысли и коллективных навыков и для сращивания сельского хозяйства и промышленности.
По части режима экономии Форд является мастером как в большом, так и в мелочах. Именно поэтому он и подходит к организации производства с точки зрения экономии. Он указывает широкие возможности использования отбросов, и один маленький пример хлопковых очесов, которые используются и затем снова и снова утилизируются, говорит целые томы. Форд высчитывает экономию не копейками, а долями копеек. В общем эти доли составляют колоссальные цифры. Недаром также подчеркивает Форд и ту безусловную чистоту, которая соблюдается в его предприятиях. Чистота, это — бережливость; она приводит к сбережению материала и орудий труда, способствует поддержанию порядка, а следовательно, и увеличению общественного богатства.
У врага нужно учиться, как стать сильнее его, дабы впоследствии победить его.
ПАУЛЬ ФРЕЛИХ.