"Я тревожно озираю флаги нашихъ кораблей,
Ты же смотришь, улыбаясь, на перо чалмы моей."
-- "Въ этотъ мигъ, какъ наша яхта насъ качаетъ на волнахъ,
Мнѣ хотѣлось бы послушать о родныхъ твоихъ степяхъ.
-- "Повинуюсь. Опустилась на твою моя рука.
Слушай, милая: вотъ море раскаленнаго песка;
Тамъ разсыпавшись, бѣлѣютъ земляковъ моихъ шатры:
То печальная Сахара въ часъ полуденной жары.
Свѣжій слѣдъ по ней оставилъ изъ Томбукту караванъ:
Вотъ вдали на горизонтѣ что-то блещетъ сквозь туманъ;
Изъ клубовъ летучихъ пыли промелкнетъ едва-едва
То пурпурный плащъ эмира, то верблюжья голова.
Онъ идетъ неутомимо ускоренною стопой;
Вотъ исчезъ онъ, поглощенный дали сѣрой пеленой;
Но догнать его не трудно по оставленнымъ слѣдамъ,
Что виднѣются порою на пескѣ и тутъ, и тамъ.
Вотъ огромный трупъ верблюда распростертъ среди песковъ
И надъ нимъ кружится стая голошеихъ коршуновъ:
Имъ добыча та пріятнѣй, чѣмъ богатый тотъ кинжалъ,
Что на бѣгствѣ торопливомъ робкій всадникъ потерялъ.
Вотъ на иглахъ тамариска пологъ брошенный виситъ,
Дальше -- пылью занесенный мѣхъ разорванный лежитъ....
Кто жъ его, какъ сумасшедшій, топнетъ бѣшено въ ногахъ?
Это жаждою томимый молодой.эмиръ-феллахъ.
Онъ отсталъ отъ каравана; конь его дорогой палъ,
Какъ, тревогою гонимый, онъ вослѣдъ за нимъ скакалъ.
Онъ влачится черезъ силу: съ нимъ любимая жена,
Истомленная, повисла, на рукѣ его она.
Тотъ песокъ, который ночью только левъ мететъ хвостомъ,
Иль порывъ внезапный вѣтра мчитъ удушливымъ столбомъ,
Покрываетъ ихъ одежду темносѣрой пеленой,
Рѣжетъ до крови кремнями ноги путницы младой...
Но эмиръ вдругъ пошатнулся, измѣнила сила ногъ;
Мутный взоръ, остановившись, смотритъ диво на востокъ;
Онъ схватилъ свою подругу, кровь ударила къ вискамъ,
И съ послѣднимъ поцѣлуемъ онъ упалъ къ ея ногамъ.
Но, дивясь, она спросила: "Что съ тобою, милый другъ?
Посмотри, какимъ сіяньемъ небо вспыхнуло вокругъ!
Степь совсѣмъ преобразилась, измѣнился видъ песковъ
Даль сверкаетъ, точно море у алжирскихъ береговъ!
Вотъ, я вижу: тамъ струится многоводная рѣка!
Мнѣ въ лицо несется свѣжесть отъ нея издалека...
Это Нилъ? иль нѣтъ, онъ дальше. Такъ, быть-можетъ, Сенегалъ?
Или море голубое плещетъ съ пѣною у скалъ?
Все равно, вода ужъ близко! Господинъ мой, поспѣшимъ!
Тамъ мы свѣжею струею муки жажды утолимъ!
Встань, мой милый! тамъ купанье наши силы оживитъ,
А тотъ замокъ величавый насъ до утра пріютитъ!
Вижу: вьются съ темныхъ башенъ флаги красные на немъ;
Вонъ мечеть и минареты стройно высятся кругомъ.
Вижу мачты: это гавань и на рейдѣ корабли....
Вонъ толпой къ воротамъ замка пилигримы подошли....
Милый, встань! засохло горло.... Ужъ вечерній палъ туманъ!"
Черезъ силу онъ поднялся и промолвилъ: "то обманъ!
Злого духа навожденье! Смерть идетъ! Прости, жена!"
Свѣтъ исчезъ. На тѣло мужа пала мёртвая она."
Такъ разсказывалъ Отелло Дездемонѣ, въ часъ ночной
По заливу съ ней гуляя. Дѣва слушала съ тоской;
Вышла на берегъ и тихо путь направила въ свой домъ;
Тамъ оставилъ полководецъ дочь Брабанціо съ отцомъ.
Перевод: Ѳ . Миллеръ.