"Мартинец и Kо"

В то самое время, когда Ионас Фиэльд, восхищенный, бродил по прекрасному испанскому городу на берегах реки Римак, в большой фирме "Мартинец" происходил своеобразный семейный совет.

Хозе Мартинец собственными руками добился положения самого видного и достойного доверия адвоката Лимы. То был красивый мужчина с достойной и благородной наружностью. Его контора находилась как раз на Носко, и важнейшим людям в Перу нередко приходилось долго ожидать в его передней, прежде чем предстать перед могущественным и влиятельным юристом. Его защита и совет имели величайшее значение для каждого экономического или политического предприятия.

Имя Мартинеца каждый раз упоминалось при выборах нового президента, особенно за последние годы. Но старый Хозе был слишком умен, чтобы пускаться на такой риск. Представительная власть в южноамериканских республиках несет за собой, как известно, немало опасностей. Дорожка от президентского кресла до тюремной скамьи очень часто не так длинна. И границы между жизнью и смертью для народных избранников, по-видимому, несколько туманны. Мартинец предпочитал оставаться за кулисами и отсюда дергать нити. Некогда он был так беден, что его настоящей целью было исключительно золото. Этот порок стяжания весьма обычен у потомков Низарро и Альварадо. В течение всей жизни он оставался осторожным человеком и сумел осенить себя ореолом справедливости. Его поступки, его образ жизни, его внешность -- все укрепляло эту веру в его неприступную, неподкупную честность. Но столь цветущее, по-видимому, жизненное древо фирмы "Мартинец" подтачивал червь. И этот червь был Мартинец-сын, Мануэль, который в свое время с грехом пополам выдержал экзамен в парижской Сорбонне. Но зато молодой человек был центром внимания в латинском квартале мирового города благодаря своему образу жизни, блиставшему самыми циничными пороками. Прослыть испорченным в Париже стоит недешево, и молодой Мартинец расточил там деньги в размерах, причинивших много беспорядка в несгораемых шкафах старого Мартинеца.

Но дон Хозе любил этого сына, красивого, как Адонис, и очаровательного, как Алкивиад. Блестящие пороки Мануэля льстили его самолюбию и наполняли его отцовское сердце гордостью. Он хитро и осторожно выкачивал деньги из карманов своих клиентов в пользу хорошеньких любовниц Мануэля и на покрытие его проигрышей в клубе. Молодежь должна перебеситься, думал он. И Мануэль с веселой дерзостью бросался на ложные радости жизни. Его знали в среде прожигателей жизни от бульвара Сен-Мишель до вокзала Монпарнас.

Все это, конечно, могло бы пройти без больших затруднений и неприятностей для оборотов фирмы, так как доходы дон Хозе были очень велики. Но, к несчастью случилось, что юный и неотразимый перуанец был вовлечен в биржевую игру богатыми и влиятельными друзьями. Красивый Мануэль, как и все смазливые юноши, был самоуверенным глупцом и благодарной жертвой для всяческих золотых обманов. Его долги росли, и он ничего не имел против того, чтобы получить возможность одним ударом освободиться от всех кредиторов. Ему удалось завоевать сочувствие дон Хозе к этим его намерениям. У старого юриста в глубине души был маленький уголок, где пряталась и порой ворчала страсть к игре.

С небольшим капиталом и кредитом отца Мануэль включился в бесплоднейшую и пошлейшую азартную биржевую игру. Но ростовщики оказались жестокими к нему. Они заманили его маленькими выигрышами, которые постепенно превратились в огромные проигрыши. Красивый Мануэль был обчищен до нитки. Его любовницы охладели к нему, его портные выражали нетерпение, а его банк беспрестанно требовал все новых взносов. Дон Хозе платил и платил, сперва из своих собственных средств, а затем, когда они пришли к концу, из чужих. Он слепо доверял своему красивому сыну, ловко составленные телеграммы которого изобиловали блистательными перспективами на будущее. Наконец, в один прекрасный день на Мануэля обрушился решающий удар... Его отъезд из Парижа весьма походил на бегство. Он оплатил свое возвращение целым рядом векселей на имя отца и приехал прямо в Перу, где вот уже полгода упражнял свои чарующие качества в клубах и дансингах.

Теперь отец и сын, за спущенными гардинами, развалясь каждый в своем кресле, обсуждали положение.

-- Тебе вовсе не надо жениться на ней, -- говорил дон Хозе своим благозвучным голосом, проливающим всегда утешающий бальзам на скорби вдов и сирот, тосковавших в его приемной... -- Но Сен-Клэр был моим другом. Моя, -- гм, гм, -- совесть была бы несколько спокойнее, если бы малютка вошла в нашу семью.

Приторно красивое лицо юного Мануэля выразило слабые признаки удивления.

-- Честное слово, я еще не знаю, хочет ли она меня, -- сказал он медленно, с принужденным смехом.

-- Пустяки, -- сказал вдруг жестко отец, -- это для нее единственный случай... Для бедной девушки...

Молодой человек, казалось, вернул снова свое прекрасное расположение духа.

-- Да, да, это правда, -- шумно засмеялся он, -- у нее, конечно, нет ни гроша.

Старый джентльмен посмотрел на сына с упреком.

-- Профессор Сен-Клэр был необыкновенно даровитым человеком, -- проговорил он наставительно. -- Но немного непрактичным и неосторожным.

-- Ну да, он ведь доверил тебе свои деньги, когда уехал. Дон Хозе опасливо осмотрелся вокруг себя.

-- Лучше не говорить так громко... Его завещание исчезло, а свидетели погибли.

-- Не ты ли устроил это дело?

-- Упаси боже, нет! Что ты болтаешь, Мануэль? Но они нам больше не помешают. Часть состояния Сен-Клэра была вложена в наше собственное дело, это было счастьем, не то нам пришлось бы плохо, Мануэль!

-- Но разве ты не намерен уделить кое-что этой девчонке?

-- Нет, -- ответил спокойно дон Хозе. -- Не больше чем это предписывает мне старая дружба с Сен-Клэром. Если ты женишься на ней, то все дело будет гораздо легче. Ты пожертвуешь собой, но зато...

Мануэль подскочил в глубоком кресле.

-- Ты слишком мало ее знаешь, -- сказал он с раздражением. -- Она самая странная девушка, какую я когда-либо встречал. Я охотно пожертвую жизнью, чтобы получить ее. Но я не думаю, чтобы она согласилась выйти за меня замуж даже под угрозой попасть в самые безжалостные тиски бедности.

Дон Хозе с изумлением посмотрел на сына.

-- Что ты говоришь, Мануэль? Она, наверно, спятила.

-- Наоборот. Она слишком умна. Я же чувствую, что она видит меня насквозь. Я даже не удивлюсь, если она подозревает кое-что...

-- Невозможно. Сен-Клэр взял с собой дубликат завещания.

-- А если теперь вдруг найдут его тело?

Самоуверенная улыбка сморщила его губы.

-- Ты, значит, мало знаешь девственные леса Амазонки и утесы Кордильер, мой мальчик. Там пожирается все. Даже природа в этой местности обладает аппетитом.

-- Но его спутники?

-- Трое из них умерли прежде, чем Сен-Клэр достигнул границы Перу, а после этого никто ничего не слыхал о нем. Это было больше года тому назад.

-- Не находишь ли ты, что мы поступаем не очень правильно с молодой девицей?

Дон Хозе зорко взглянул на сына.

-- Это ты довел меня до этого, -- сказал он холодно. -- Ты должен помнить, что твои безумные спекуляции заставили меня искать необходимого выхода. Состояние Сен-Клэра спасло нас от разорения и скандала. И если маленькая Инеса так высоко задирает нос, что отказывается от такого мужа, как ты, то она не заслуживает участия. К тому же у нее есть еще чековая книжка на тысячу фунтов, лежащих в Лондонском Банке.

-- Это выудить ты не смог? -- спросил сын.

-- Тебе нечего смеяться надо мной, Мануэль. Но я не желаю, по твоей милости, унизиться до открытого грабежа.

-- А вилла?

Старый юрист нахмурил брови. Его глаза загорелись злобно, словно угли.

-- Она будет продана, -- сказал он отрывисто.

-- А почему?

-- Потому что мои книги показывают, что Раймонд Сен-Клэр должен мне слишком много денег и я могу покрыть его долг не иначе, как продажей бунгало.

Мануэль расхохотался, как безумный.

-- Ты -- сущий черт.

-- Я -- то, чем мне пришлось стать из-за тебя.

Дон Хозе, по-видимому, хотел разъяснить эту замечательную точку зрения, когда зазвонил телефон.

Отец и сын испуганно посмотрели друг на друга. Телефон -- инструмент своеобразный. Он обладает иногда способностью потрясать неспокойную совесть. После короткой паузы дон Хозе схватил трубку. Его рука дрожала.

Через несколько минут он повесил трубку на место.

-- Что это было? -- спросил Мануэль.

-- Ничего особенного, -- ответил отец с мрачным взглядом. -- Это Ла Фуэнте из "Комерцио". Он спрашивал, не слыхали ли мы чего-нибудь нового о Сен-Клэре. Какой-то иностранец, по его словам, желает получить сведения о нем и об его дочери.

-- Быть может, родственник?

-- Кто знает?

-- Мне кажется, что ты за последнее время немного нервничаешь.

Дон Хозе проворчал что-то. Затем вытащил большой шелковый носовой платок и вытер им пот со лба.