Только зарозовела снежная гора и заблестела стеклянная пустыня от лучей маленького солнца, — ребята проснулись, разбуженные небывалым и неслыханным доселе шумом. По пустыне прямо на них летела черная громадная гора, усыпанная белыми пятнами. Она была еще очень далеко, и трудно было понять: не то от быстрого движения, не то еще отчего, вокруг этой горы были тучи белых комьев. И не успели ребята глазом моргнуть, как над пропастью, по всей ее линии, остановились тысячи крылатых машин на полозьях, с горами черного стекла, на котором, как птицы на скале, сидели маленькие люди, одетые в белые, точно резиновые, костюмы, с масками на лице.
Потому что одежда плотно облегала тело, люди казались голыми белыми мальчиками. У плеч людей и на ногах были какие-то шумящие трещотки с распускающимися крыльями. Как только машины остановились у пропасти, все белые люди, из которых одни летели, а другие были на машинах, кинулись осматривать трещину. Потом они, как мотыльки, быстро слетелись в одно место, и один из них, держа в руках какой-то аппарат, начал им передавать приказания. Аппарат говорил, как человек, но на таком непонятном языке, что Игнашка с Прокошкой ничего не могли понять. Но то, что говорилось, было, должно быть, тревожно: выслушав говорившего, маленькие люди быстро разлетелись по всей пустыне и видимо что-то стали искать. Часть из них полетела по направлению к горе. У самого подножья горы спокойно стояла белая корзина, на которой спустились Игнашка с Прокошкой. Как долетели люди до горы, как увидали корзинку, приняли ее за невиданного зверя, испугались, да, очертя голову, кто как и куда — от ней. Их испуг быстро Заметили другие. Со всех сторон бросились им на помощь. Все взлетели на высоту — и к горе. Кружатся над корзиной, кричат что-то, а спуститься боятся.
Игнашке с Прокошкой и чудно и смешно.
— Вот чудаки: летать умеют, а корзинки боятся.
…как голубь, из артели, раз на корзину
Наконец один из них осмелился и колом, как голубь, из артели — раз на корзину. Ничего — стоит корзина, не кусается. Тут все спустились. Обступили корзину — дивятся. Лопочут что-то по-своему. Осторожно так взяли корзину, притащили к своим машинам.
Успокоились. Взялись за дело, по которому приехали. Машины быстро были приведены в движение; они распластали свои полозья, встали над трещиной, и стеклянная масса, что была на них, стала вливаться в трещину и заделывала ее. Сами маленькие люди почти ничего не делали: они только управляли машинами, а те, проезжая над трещиной, заделывали ее так чисто, что не оставалось никакого следа. Когда вся работа была кончена, они снова слетелись в кучу, и начальник их что-то им сказал аппаратом. В этот момент Игнашка с Прокошкой уловили и поняли одно слово: луналиты.
Да, это были жители луны — луналиты. После собрания они быстро разместились на своих машинах, положили на одну из них корзину, и едва Игнашка с Прокошкой успели сесть в нее, как машины сорвались с места и понеслись пустыней, аж у наших ребят в ушах зазвенело. Спасибо шарикам красным, а то бы лицо и тело Игнашки с Прокошкой морозом сожгло. Мчатся. Черно вверху. За спиной свисла гора, впереди — темнеющая стеклянная пустыня. Около машин также быстро летели одиночки. Вдруг все они, как пчелы, осыпали машины, машины на ходу выпустили снизу какие-то щиты, щиты со всех сторон закрыли машины, и все очутились словно в какой коробке. Никому ничего не было уже видно.
— Люнолизю! — раздался резкий крик одного из руководителей. Маленькие люди ухватились руками, кто за что мог. Сильный толчок, словно машины влетели в запертые ворота; потом гробовая тишина, покачивание, машины откинули с боков свои щиты, и Прокошка с Игнашкой увидели, что они летят над какой-то землей. Одиночки-луналиты спорхнули с машин и, как белые птицы, полетели рядом. Летели над чем-то высоко; внизу, как разлитое молоко, белый свет; спускались ниже — ни очертаний города, ни зданий. Свет стал раскалываться на маленькие солнца, в пролетах черные пятна, ленты прозрачной воды, в роде в речках. Солнца ярче, темные пятна четче, теплее воздух. Уже ясно видно, что над лесами летят, над озерами, но нигде никакого жилья. Скользят машины почти по земле, ныряют, как вальдшнепы, в аллеях леса.
Сел и около большого озера, окруженного деревьями. Луналиты сняли с лиц маски и стали раздеваться.
О-о, какие это были красивые люди! Маленького роста, как пятилетние мальчики, они, видимо, были энергичные и сильные. Их тела, голые, белые до прозрачности, отличались гибкостью, и в то же время были упруги, как резина. Чистые лица, без растительности, говорили за то, что все они мужчины. Теперь слышен был их говор, певучий такой, нисколько не похожий на говор людей Земли.
Сняв с себя белые костюмы, луналиты оделись в яркие цветные набедренники, на плечи они накинули какие-то крылатки, распускающиеся, как крылья, они даже их пробовали, взмахивая ими. Золотистые, как солома, волосы на голове ничем не прикрывались.
Когда все они оделись, крылья летательных машин сомкнулись, и они напоминали в таком виде нечто в роде овального большого яйца. Никем не управляемые, машины поползли к озеру и через минуту скрылись под водой.
Игнашка с Прокошкой едва успели выпрыгнуть из корзины. Корзина была подхвачена двумя луналитами и все они, сверкая яркими набедренниками, распустили свои крылатки-крылья и улетели.
Игнашка с Прокошкой остались на берегу озера и долго смотрели в ту сторону, куда полетели эти маленькие красивые и нарядные люди.
…и долго смотрели в ту сторону,
куда полетели эти маленькие
красивые и нарядные люди
— Ну, Прокошк, у нас с тобой хороши шарики, а у них, брат, дело не хуже нашего: летают.
— Я думаю, полетим и мы — только бы узнать, как это у них и где они живут.
Ничего не оставалось Игнашке с Прокошкой, как пойти в направлении, куда полетели луналиты. Перед ними было два пути: полем чистым и лесом. И в поле и в лесу светились огоньки, указывающие куда-то дорогу. Наступила ночь куда темнее земной ночи кругом ничего не видно.
Огоньки в лесу и огоньки в поле не светили, а словно брызгали светом, и свет лежал длинной полосой, как луч прожектора, теряясь где-то далеко-далеко; было немного душно, точно перед грозой, и парило. Хотелось ветерка.
— Я бы сейчас никуда не пошел, — сказал Прокошка. — Давай заночуем вот тут, около озера, а завтра видно будет. Все равно этих леших не догонишь.
— Пойдем.
Ребята сели на траву, на опушке леса, недалеко от озера и собрались было закусить. Есть хотелось страшно, по в их распоряжении ничего не было, кроме шариков.
— И в дурацкий же край мы попали! — рассерженно произнес Игнашка. — Хоть бы где какое жилье.
— Может быть, и есть где, да не видно сейчас — темно. Живут же где-нибудь эти летуны.
Огоньки вдруг погасли и стала черная темень. Ребята уснули.
Спалось крепко на открытом воздухе. Не то во сне, не то наяву подходил к ним какой-то человек и спрашивал: — Игнашка и Прокошка, куда вы попали? Вернее, это им снилось, потому что, когда они проснулись, около никого не было. Перед глазами открылось чудо. Где они? Вместо голубого неба, что-то в роде стеклянного белого потолка. Он, как сплошное солнце, только не огненное и не красное, а белое, как серебро, раскинулся над ними и поливал все таким светом, что был яркий белый солнечный день.
— Вот так небо! — произнес Прокошка, указывая пальцем вверх. — Его рукой достать можно.
— А смотри, деревья какие! — ахнул Игнашка. — Лопухи на них, а не листья.
Деревья были с розовой корой и с зелеными листьями, похожими на слоновьи уши. Ветерок был очень слабый, и они еле покачивались, тихо звеня, словно металлические. В лесу, в темной густоте, виднелись кусты мелких растений увешенные цветами всех красок: белые, желтые, синие, голубые, оранжевые, черные, золотистые и матовые. Попадались цветы больше человеческой головы и цветы меньше булавочной головки, которые светились, как огоньки. Пахло так, что, без привычки, кружилась голова. Но что больше всего поразило ребят — это трава, тонкая, как волос, и такая зеленая, словно она только что выросла. Ею была покрыта вся земля, и земля — не черная, не рыжая, а пепельная, мягкая, как песок. Всюду трава, леса, озера, зеленая, в белом солнце утопающая равнина и много-много птиц. Они пели и кричали всеми голосами, на все лады и были, как цветы: разных цветов и разной величины. Таких птиц ребята никогда не видели: они были красивее попугая, красивее павлинов и ручные, как куры.
Игнашка с Прокошкой так увлеклись виденным, что забыли про свои шарики и стояли видимыми. Птицы ходили около них, садились им на голову и даже, пробовали щипать их за волосы.
Одна, вся красная, большая птица, с черным клювом и зелеными глазами; роста побольше гуся, с золотистым хвостом трубою, подошла к ним вплотную и, с любопытством оглядывая ребят, прямо их удивила.
— Я с Земли! Я с Земли! — человеческим голосом закричала она.
— Я с Земли! Я с Земли!
— Слушай ты, голубушка, — обратился тогда к ней Прокошка, — скажи, пожалуйста, где бы нам ваших людей тут найти?
— Я с Земли! Я с Земли! — снова закричала она, ничего не понимая и больше ничего не умея выговорить.
— Брось ты ее к шуту, — сказал Игнашка, заметив нечто в роде яблок. — Пойдем вон яблоки рвать.
Местами росли деревья, имевшие листья, напоминающие белые ленты, и плоды в кулак, цвета апельсина и формы гриба подберезника.
— А ну-ка, рви, Прокошк: это по нашей части.
Прокошка забрался на дерево, сорвал несколько штук плодов и бросил их Игнашке.
— Да-а, вот это яблоки! — с восхищением произнес Игнашка, улепетывая за обе щеки: — Как мед!
— Теперь, друг, не пропаде… — весело, было, начал Прокошка, но оборвался на полуслове и яблоком свалился с дерева. — Игнашка, бегим — медведи!
Лесом, не спеша, шло целое стадо каких-то зверей, очень похожих на медведей, но не медведи. Они были большого роста, с коричневой лохматой шерстью и с хвостами, как у лошади; морды их были круглые, как шар, с глазами, словно горящий уголь. Из маленького рта торчали у всех длинные красные языки.
Старые звери шли спокойно, малыши бегали, резвились, играли. Несмотря на то, что Игнашка с Прокошкой были видны зверям, они прошли к озеру, не обращая на них внимания.
Ребята успокоились. Но конца неожиданностям в это утро не было. Только что они вышли из лесу, видят — издалека, словно камни брошенные, прямо к озеру летят два луналита.
— Прокошка, тсс! — тсыкнул Игнашка, хватая его за руку.
Легли на землю. Шарики в руки. Ползут невидимо на опушку.
Луналиты сели на землю — стали. Хлопая крыльями, к ним подбежала красная птица и радостно закричала:
— Я с Земли! Я с Земли!
— Знаем, знаем, — ласково, языком Игнашки с Прокошкой, ответили луналиты, поглаживая птицу. Больше этих слов они, должно быть, не знали, потому что стали лопотать по-своему. Не боясь зверей, луналиты прошли к озеру. Туда сошлось для питья много зверей, слетелась масса птиц, степью к озеру бежали красивые лошади, рогатые олени, козы и еще какие-то, доселе неизвестные, животные. Озеро было велико, озеро было чисто. Луналиты подошли к берегу, поискали там что-то в траве — и откуда вдруг что взялось: солнце брызжет светло, ярко, вверху ни туч, ни неба, а над лесом, над лугом, над всей степью зеленой хлынул такой дождь, что минуты не прошло, как Игнашка с Прокошкой были мокрые.
— Вот это ловко искупали! — произнес Игнашка, зорко следя за тем, что делали луналиты. А луналиты, пока шел дождь, поснимали с себя свои костюмчики — и в озеро.
Купаются, резвятся, играют, как рыбки, и не подозревают того, что Игнашка с Прокошкой замыслили. Ползком, ползком, к берегу, цап одежду луналитов — и в лес.
— Ну, милые, — говорит Игнашка, — теперь вы не улетите. Шалишь. Примеряй-ка, Прокошк, попробуем, полетим мы в их одежде или нет.
— Давай!
Одели. Прыгнули. Руками замахали. Тпрр — не летит дело. Болтаются луналитские юбчонки, шелестят, а толку никакого.
— Знаешь что, — предложил тогда Игнашка, — давай их самих сейчас поймаем да расспросим, где они живут и как летают?
— А что же? давай!
Сговорившись о плане наступления, ребята пошли к берегу и стали ждать. Только луналиты из воды, — это были красивые две девочки, — у Игнашки с Прокошкой при виде их руки опустились. Сил не хватило броситься на девочек. Стоят смотрят на них… А те, заметив, что на берегу нет их одежды, залопотали что-то по-своему и заметались…