Доктор Ортебиз давным-давно перестал спорить с Маскаро. Он привык подчиняться Маскаро и считал, что так и должно быть.
Маскаро приказал ему не спускать глаз с Поля. Свозив его к Мартен-Ригалу пообедать, он на обратном пути привез Поля к себе, предложил переночевать у него, вместе скоротать время.
Утром доктор встал часов в одиннадцать и уже предвкушал роскошный завтрак, который их ожидал, как слуга доложил, что пришел дядюшка Тантен.
Поль покраснел от злости и выскочил в приемную к старику.
-- А-а, наконец-то я смогу с вами посчитаться! -- закричал он.
-- Посчитаться? -- удивился тот.
-- Не станете же вы утверждать, что не по вашей вине эта сумасшедшая Лупиас посчитала меня вором?!
Тантен пожал плечами, а Ортебиз расхохотался.
Поль смутился. Он понял, что теперь, когда он стал своим человеком в этой милой кампании, его выходка была явно неуместна. Он отвернулся и замолчал.
-- Даже если мой приход вам и не по вкусу, то я должен сообщить, что меня прислал патрон, -- заговорил Тантен.
-- Значит есть новости? -- спросил Ортебиз.
-- Мадемуазель Мюсидан лучше, маркиз Круазеноа может приступать к выполнению своих намерений, но появилось обстоятельство, заставляющее ускорить наши действия.
Да, еще... Патрон просит Поля не покидать вас. Взять свои вещи из гостиницы и перебраться пока к вам.
При этом доктор скривился. Тантен, заметив это, поспешно добавил:
-- Разумеется, на время. Мне приказано подобрать ему квартирку и меблировать ее соответственно. Чтобы молодому человеку можно было жить в ней, не компрометируя себя.
Поль не подал виду, что это предложение доставило ему удовольствие. Иметь свою квартиру, свою обстановку!...
-- Надеюсь, дорогой Тантен, вы выполнили все поручения? Садитесь с нами завтракать, -- предложил доктор.
Но старик покачал головой.
-- Спасибо, но я уже позавтракал. А дело герцога Шандоса не терпит... Мне необходимо увидеть Перпиньяна.
Незаметно для Поля он сделал знак Ортебизу выйти. В передней он тихонько сказал ему:
-- Не спускай глаз с этого молодчика. Завтра я сменю тебя. И главное, продолжай его накручивать.
-- Будь спокоен, все будет в порядке.
Перпиньян, к которому так спешил Тантен, был довольно популярен в Париже.
При рождении он получил имя Исидора Крошто. Но почему-то присоединил к нему название города, в котором родился. В сорок пять лет, будучи главным поваром довольно большого ресторана, он был пойман на мошенничестве и осужден на три года.
Сидя в тюрьме, он не терял время попусту, и обдумал план, который на воле привел в исполнение.
Через неделю после возвращения из тюрьмы, он дал объявления во все дешевые газеты и листки Парижа:
"Справки, розыски и наблюдения! Каждому хоть один раз в жизни, необходим свой агент для секретных поручений! Розыск должников, скрывающихся от кредиторов! Сведения о сыновьях, проматывающих ваше состояние! Получение сведений о членах вашей семьи! Все, кому требуется такой агент, могут обратиться к господину Перпиньяну, имеющему достаточный жизненный и юридический опыт!"
Таким образом, он открыл частное бюро. Главным занятием его было сообщение сведений ревнивым мужьям.
Предприятие это оказалось выгодным, и к концу первого года у него было на службе уже восемь человек, набранных из всевозможного сброда.
Будучи человеком свободным от всякой нравственности, он, получив заказ от какого-нибудь мужа на слежку за женой, первым делом шел к ней и объявлял:
-- Мне предлагают кругленькую сумму, чтобы я собрал компрометирующие вас доказательства. Сколько вы мне заплатите, чтобы я дал сведения в вашу пользу?
Немудрено, что пути Перпиньяна и Маскаро часто переплетались.
Правда, служащие Маскаро, будучи выше уровнем, легко переигрывали Перпиньяна.
Маскаро подозревал, что у того есть и другие источники дохода. Очень уж он сорил деньгами и любил драгоценные украшения.
-- Перпиньян обычный мошенник, -- рассуждал сам с собой Тантен, -- если бы не боязнь каторги, он бы грабил на дорогах. Знакомство с ним весьма компрометирует человека, а Катен обратился к нему за помощью. Надо будет обоих привести к повиновению...
Дойдя до нужного дома, Тантен позвонил в дверь. Ему открыла необыкновенно толстая женщина, очень грязно одетая.
-- Месье Перпиньян...
-- Его нет дома.
-- А когда он будет?
-- Не знаю. Думаю, не раньше вечера.
-- Это я и сам знаю. Но, может, вы подскажете, где я смогу увидеть его раньше?
-- Он мне не докладывает, куда идет. Но если вы хотите обратиться в агентство...
-- Может, он на фабрике?
-- Вам и это известно?
-- Конечно. Он там?
-- Возможно.
-- Спасибо, побегу...
И, поклонившись хозяйке, он ушел.
-- Нечего сказать, очень приятно в моем возрасте отмахать целую милю! Правда, сооблазнительно застать его врасплох. Спеши, Тантен!
Едва не сломав себе шею, обходя какие-то развалины трущоб, он вышел на улицу де Алуэт и, глубоко вдохнув, с удовольствием сказал:
-- Здесь!
Он стоял перед трехэтажным домом. Двор был завален мусором. Забор наполовину сгнил. Дом казался необитаемым. Место было подозрительным настолько, что даже опытный и бесстрашный Тантен задумался.
Заблеяла привязанная к забору коза. Тантен решил все-таки войти. Внутренний вид дома вполне соответствовал его мрачной наружности.
Перед очагом стояла отвратительная грязная мегера. Лицо ее явно свидетельствовало об употреблении горячительных напитков в количестве, явно превышающем ее возможности. В руке ее была палка, которой она мешала угли. На очаге кипел горшок с какой-то снедью.
Тут же, возле очага, стояла железная кровать, на которой лежал худенький ребенок лет десяти. Ребенок был болен и стонал. Личико его резко выделялось среди грязных лохмотьев своей бледностью. Глаза горели лихорадочным огнем.
-- Больно, больно... -- плакал ребенок.
Старуха грозила ему палкой.
-- Надо было больше приносить, тогда бы не били, -- прошипела она.
-- Отведите меня к маме, -- плакал ребенок, -- зачем вы меня забрали...
Тантен предупреждающе кашлянул.
-- Кого вам? -- зло крикнула она.
-- Хозяина. Я хотел бы знать, когда он придет.
-- Да почем я знаю! Это зависит только от него! Если вы по делу, обратитесь к Полюшу!
-- Это кто такой?
-- Учитель, -- объяснила она.
-- Где мне его найти?
-- О, Господи! Наверху, в консерватории, -- и глянув на кипящий горшок, грязно выругалась.
Тантен отправился искать лестницу, ведущую в "консерваторию". Одно название приводило в недоумение и вызывало смех.
Вскоре он нашел лестницу. Правда, безопасно по ней могли бы ходить только кошки. Старик сплюнул и пошел, старательно балансируя.
Чем выше он поднимался, тем явственнее слышались какие-то странные звуки. Скорее всего это походило на кошачий концерт или скрип несмазанной телеги.
Поднявшись, наконец, наверх, Тантен остановился перед дверью, висевшей на одной петле. Отворив ее, он очутился в комнате, которую старуха именовала "консерваторией". Громадный зал с пятью окнами. В трех стекла еще были. Два других были заколочены досками. Никакой мебели, кроме одного стула, на котором лежал хлыст, в комнате не было. Здесь стоял отвратительный запах.
Тантен увидел больше двух десятков детей. Страшно худые и оборванные, в возрасте от семи до двенадцати лет, забитые, запуганные, в лохмотьях, едва прикрывавших тело. Несчастные дети держали в руках жалкие подобия инструментов -- скрипок, флейт, кларнетов...
Посередине зала стоял человек лет тридцати, длинный, худой и уродливый. Одет он был в шинель оливкового цвета и держал в руках скрипку.
Это и был Полюш, учитель музыки.
-- Внимательно слушайте, -- кричал он этой оборванной шеренге маленьких страдальцев, -- и повторяйте за мной! Тебе начинать, Асканио!... Ну, все за мной!
И он запел, аккомпанируя себе на скрипке.
-- Проклятие! -- заорал он вдруг, -- сколько раз говорил я тебе, чертенок...
Но чертенок указывал учителю грязным пальцем на постороннего в зале.
Быстро обернувшись назад, Полюш нос к носу столкнулся с Тантеном.
-- Что вам нужно? Кого вы ищете? -- спросил он довольно смущенно.
-- Успокойтесь и продолжайте занятия. Мне нужен ваш хозяин. Я -- один из его друзей. Мне надо ему кое-что передать по делу...
Полюш облегченно вздохнул.
-- Присядьте, сударь, -- обратился он к Тантену, придвигая ему единственный стул. -- Хозяин скоро будет.
Но Тантен решительно отказался от стула и сказал, что он с удовольствием послушает урок стоя.
-- О, -- живо отозвался учитель, -- урок уже закончен! Теперь старая Бютор даст перекусить моим пострелятам...
И, обернувшись к своей оборванной армии, закричал:
-- Кладите инструменты и марш завтракать!
Дети кинулись к лестнице. Они надеялись, что занятый беседой учитель забудет о наказанных.
Но тот крикнул во все горло:
-- Тетушка Бютор! Мореля не кормить! Ревулье -- только полпорции!
Отдав эти приказания, он с чувством выполненного долга повернулся лицом к гостю.
-- Я на сегодня свободен, -- объявил он. -- Беда с этими иностранцами! Приходится наказывать. А их с некоторого времени стали приводить все чаще. Хозяин считает, что они обходятся дешевле.
Хорош, что лицо Тантена наполовину было скрыто очками, иначе было бы заметно, как он был изумлен.
Эта отрасль "промышленности", построенная на страданиях детей, была для него новостью.
-- Представляю, как вам тяжело, -- обратился он к учителю.
-- Одному Богу известно, -- пожаловался учитель. -- Патрон требует, чтобы я обучал их без нот, с голоса, как чижиков!
Тантен слушал со все возраставшим любопытством.
-- Представьте! Приводят к вам оцепеневшего от страха, голодного ребенка, который в жизни не видел инструмента, а патрон требует, чтобы через две недели он уже что-то пиликал! Вот и приходится прибегать к помощи этого, -- указал учитель на хлыст.
Тантен задумался. За свою жизнь он немало перевидал всякого, но то, что он увидел здесь, ему явно не нравилось.
-- Вы думаете, я не понимаю, что здесь делается, -- продолжал учитель, -- да, все я понимаю! Но что мне оставалось? В Париже нет ни одного театра, где бы не лежали мои оперы, а я умирал с голоду! Да еще моя наружность... А он платит мне ежедневно пять франков да еще два су за каждого ученика...
Тут он вдруг замолчал, прислушался и испуганно произнес:
-- Идет! Я знаю его шаги. Если вам надо с ним переговорить, так спуститесь вниз. Он сюда не поднимается, боится лестницы...