Начиналась осень, лѣсъ шумѣлъ, море было желто и холодно, и звѣзды на небѣ казались больше. Но у Ове Роландсена уже не было времени наблюдать звѣздопада, хотя онъ все еще оставался любителемъ природы. На фабрику Мокка за послѣднее время ежедневно приходило много крестьянъ; тутъ они разрушали, тамъ строили сообразно съ распоряженіями Роландсена, руководившаго всѣмъ. Онъ превзошелъ всѣ трудности и пользовался теперь величайшимъ почетомъ.
"Я всегда, собственно говоря, цѣнилъ этого человѣка'', говорилъ старый у Моккъ.
"А я нѣтъ", возражала Элиза изъ гордости, "подумаешь, какъ онъ сталъ важенъ. Точно онъ спасъ насъ, право".
"Ну, ужъ до такой-то степени дѣло не доходило..."
"Онъ поклонится и даже не ждетъ отвѣта. Идетъ себѣ мимо."
"У него много дѣла."
"Онъ втерся въ нашу семью, вотъ это вѣрно", говорила Элиза и губы ея блѣднѣли. "Гдѣ бы мы ни были, и онъ тутъ. Но, если только онъ что нибудь думаетъ на мой счетъ, такъ въ этомъ то, по крайней мѣрѣ, онъ ошибается."
Элиза уѣхала въ городъ.
И все-таки все шло своимъ чередомъ; повидимому, и безъ нея обходились. Но дѣло было въ томъ, что съ той минуты, какъ Роландсенъ повелъ дѣла сообща съ Моккомъ, онъ далъ себѣ слово неустанно работать и не давать себѣ времени мечтать о другомъ. Можно помечтать весной, а потомъ и довольно! Но нѣкоторые люди всю жизнь мечтаютъ и неисправимы въ этомъ отношеніи. Такой была юмфру фонъ-Лоосъ изъ Бергена. Роландсенъ получилъ отъ нея письмо о томъ, что его она ни чуть не меньше уважаетъ, чѣмъ себя, потому что онъ не замаралъ себя воровствомъ, а только разыгралъ комедію. И что она беретъ назадъ свой разрывъ съ нимъ, если только еще не поздно.
Въ октябрѣ Элиза Моккъ вернулась. Говорили, что помолвка ея окончательно рѣшена, и ея женихъ Генрикъ Бурнусъ Генриксенъ, капитанъ съ берегового парохода, пріѣхалъ въ гости къ Мокку. Въ большой залѣ въ Росенгордѣ долженъ былъ состояться балъ; нѣмецкій оркестръ, бывшій въ Финмаркенѣ и возвращавшійся домой, былъ приглашенъ туда играть на флейтахъ и тубахъ. Весь приходъ приглашенъ былъ на балъ, Роландсенъ, какъ и прочіе, а также дочь кистера, Ольга, которая должна была явиться туда въ качествѣ будущей супруги Фридриха. Но пасторской четѣ нельзя было попасть къ Мокку на балъ: назначенъ былъ новый пасторъ, и его со дня на день ждали; а добраго временнаго пастора отправляли въ другой приходъ на сѣверъ, гдѣ другая община осталась безъ пастора. Онъ со своей стороны ничего не имѣлъ противъ того, чтобы сѣять и жать на новой нивѣ; здѣсь работа его не всегда сопровождалась удачей. На одно плодотворное дѣло могъ онъ во всякомъ случаѣ оглянуться съ отрадой: онъ настоялъ на томъ, чтобы сестра Левіана вспомнила, наконецъ, о томъ человѣкѣ, который имѣлъ намѣреніе на ней жениться. Это былъ приходскій плотникъ, при томъ же плотникъ, хранившій немало шиллинговъ въ изголовьѣ своей постели. Когда они стояли передъ алтаремъ и пасторъ вѣнчалъ ихъ, онъ испытывалъ чувство живѣйшаго удовольствія. Путемъ неутомимаго усердія все-таки совершенствуешь такъ или иначе нравы.
"Ахъ, все постепенно устроится, благодаря Бога!" думалъ пасторъ. Въ собственномъ его хозяйствѣ опять стало немного больше порядка; пріѣхала новая экономка; она была въ лѣтахъ и солиднаго нрава, такъ что онъ собирался взять ее съ собою и на новое мѣсто. Все, повидимому, шло къ лучшему. Хотя пасторъ былъ строгимъ наставникомъ, однако, на него, не сердились за это: когда онъ спустился къ пристанькѣ, многіе, оказалось, собрались тутъ для проводовъ. Что касается Роландсена, то онъ не хотѣлъ упустить этого случая, чтобы показать свою любезность; лодка Мокка уже стояла тутъ съ тремя гребцами, ожидая его, но онъ не хотѣлъ отчалить раньше, чѣмъ пасторская чета благополучно пустится въ путь. Пасторъ почувствовалъ къ Роландсену благодарностъ за это вниманіе, несмотря на все происшедшее между ними. И, какъ въ свое время помощнику Левіану было предоставлено вынести пасторшу на беретъ, такъ теперь пасторъ предоставилъ ему же и внести ее въ лодку. Судьба, повидимому, хотѣла улыбнуться и ему, такъ какъ пасторъ обѣщалъ со своей стороны сдѣлать все возможное, чтобы онъ получилъ снова мѣсто помощника.
Итакъ, повидимому, все шло къ лучшему.
"Если бы мнѣ не нужно было на югъ, а вамъ на сѣверъ, то мы могли бы отправиться вмѣстѣ", сказалъ Роландсенъ.
"Да", отвѣчалъ пасторъ. "Однако, позвольте намъ думать, дорогой Роландсенъ, что, несмотря на то, что одинъ изъ насъ идетъ на югъ, а другой на сѣверъ, мы все-таки въ концѣ концовъ встрѣтимся всѣ въ одномъ мѣстѣ!" Такъ постоянно держалъ свое знамя этотъ добрый пасторъ, не зная усталости.
Жена его сидѣла на носу въ своихъ неказистыхъ старыхъ башмакахъ; они были починены, но тотчасъ опять стали отвратительно гадки на видъ. Но это не печалило пасторшу; глаза ея еще больше блестѣли, она радовалась, что ѣдетъ на новое мѣсто, гдѣ можно будетъ посмотрѣть, что тамъ такое. Съ нѣкоторымъ горемъ думала она объ одномъ большомъ булыжникѣ, укладкѣ котораго съ собой пасторъ рѣшительно воспротивился, хотя камень былъ такъ красивъ.
Они отчалили. И всѣ стали махать шляпами, фуражками и платками; и съ берега и съ лодки звучали прощальныя привѣтствія.
Затѣмъ Роландсенъ тоже сѣлъ въ лодку. Ужъ сегодняшній-то вечеръ ему придется провести въ Росенгордѣ, гдѣ празднуется двойная помолвка. Онъ не хотѣлъ пропустить этого случая оказать свою любезность. Такъ какъ на лодкѣ Мокка не было вымпела на мачтѣ, онъ досталъ у лодочниковъ великолѣпный красный съ бѣлымъ вымпелъ, который и велѣлъ прикрѣпить на мачту передъ отплытіемъ.
Онъ пріѣхалъ къ вечеру. Сразу видно было, что торговый домъ справляетъ праздникъ: окна въ обоихъ этажахъ ярко свѣтились, а въ гавани и на судахъ всюду виднѣлись флаги, хотя было ужъ совсѣмъ темно. Роландсенъ сказалъ гребцамъ: "Теперь ступайте на берегъ и пошлите трехъ другихъ на смѣну: въ полночь я опять ѣду на фабрику."
Фридрихъ тотчасъ встрѣтилъ Роландсена. Онъ былъ въ хорошемъ настроеніи духа: теперь у него явилась серьезная надежда сдѣлаться штурманомъ на береговомъ пароходѣ, онъ женится и сможетъ самъ что-нибудь зарабатывать. Старый Моккъ тоже былъ доволенъ и надѣлъ орденъ, которымъ наградилъ его король, когда ѣздилъ въ Финмаркенъ. Что же касается Элизы и капитана Генриксена, то, конечно, на нихъ стоило посмотрѣть, но они, навѣрно, ворковали гдѣ-нибудь въ укромномъ уголкѣ.
Роландсенъ выпилъ два стакана и старался запастись спокойствіемъ духа. Со старымъ Моккомъ нужно было ему побесѣдовать о дѣлахъ: онъ изобрѣлъ краску. Эта краска казалась сущимъ пустякомъ, а между тѣмъ, быть можетъ, ей то и суждено быть именно самымъ доходнымъ продуктомъ; кромѣ того Роландсену нужны машины и аппараты для дезинфекціи. Пришла Элиза. Она взглянула прямо въ лицо Роландсену и громко съ нимъ поздоровалась, кивнувъ головой.
Онъ всталъ и поклонился, но она уже прошла мимо.
"Она такъ занята сегодня", сказалъ старый Моккъ.
"Итакъ, это рѣшено и подписано, какъ только начнется ловъ въ Лофодёнѣ", сказалъ Роландсенъ, снова усаживаясь.-- О, какъ мало это его безпокоило.-- "Еще, я думаю, намъ нанять бы пароходъ, которымъ могъ бы управлять Фридрихъ."
"Можетъ быть, Фридрихъ получитъ теперь другое мѣсто. Но мы еще поговоримъ объ этомъ; до утра у насъ есть еще время."
"Я уѣзжаю въ полночь."
"Ну, послушайте!" воскликнулъ Моккъ.
Роландсенъ всталъ и коротко сказалъ: "Въ полночь!" Вотъ какимъ непоколебимымъ и твердымъ хотѣлъ онъ быть.
"Я, право, думалъ, что вы хоть переночуете здѣсь. По такому-то случаю! Вѣдь можно же дѣйствительно сказать, что случай не совсѣмъ обыкновенный."
Они пошли по комнатамъ, смѣшались съ толпой и болтали то съ тѣмъ, то съ другимъ. Когда Роландсенъ познакомился съ капитаномъ Генриксеномъ, они выпили вмѣстѣ, какъ добрые знакомые, хоть въ первый разъ только видѣли другъ друга. Капитанъ былъ добродушнымъ, нѣсколько тучнымъ господиномъ.
Тутъ заиграла музыка: обѣдали въ трехъ комнатахъ, и Роландсенъ такъ ловко устроился, что очутился у стола, у котораго не было никого изъ важныхъ гостей. Старый Моккъ, обходя столы, нашелъ его и сказалъ: "А вы здѣсь? Ну, что жъ. А я думалъ..."
Роландсенъ отвѣтилъ: "Очень вамъ благодаренъ, вашу рѣчь мы и отсюда услышимъ."
Моккъ покачалъ головой: "Нѣтъ, я не скажу никакой рѣчи!" Онъ удалился съ лицомъ, выражавшимъ величайшую озабоченность; повидимому, что-нибудь это да означало.
Обѣдъ шелъ своимъ чередомъ; вина лилось много, и много было шуму. Когда подали кофе, Роландсенъ отошелъ въ сторонку и написалъ телеграмму. Это былъ отвѣтъ на письмо юмфру фонъ-Лоосъ: "Вовсе не поздно. Пріѣзжай, какъ можно скорѣе. Твой Ове."
Это тоже было хорошо, все было хорошо и великолѣпно! Онъ самъ отнесъ телеграмму на станцію и глядѣлъ, какъ ее отправляли. Затѣмъ онъ вернулся назадъ. У столовъ стало теперь оживленнѣе прежняго, многіе мѣняли мѣста. Элиза подошла къ нему и протянула руку. Она извинилась, что раньше прошла мимо него.
"Если бы вы только знали, какъ вы опять хороши сегодня", сказалъ онъ, принимая свѣтскій и любезный тонъ.
"Въ самомъ дѣлѣ?"
"Да, я впрочемъ всегда это думалъ. Вѣдь я старый вашъ поклонникъ, знаете. Нѣтъ, вы только вспомните, что не далѣе, какъ въ прошломъ году, я даже прямо-таки сдѣлалъ вамъ предложеніе."
Такой тонъ, конечно, могъ ей не понравиться, она вскорѣ ушла. Но черезъ нѣсколько минуть онъ снова очутился рядомъ съ нею. Фридрихъ открылъ танцы со своею невѣстой, балъ начался, такъ что никто не замѣтилъ, какъ они разговаривали.
Элиза сказала: "Да! я могу передать вамъ привѣтъ отъ одной вашей доброй знакомой: отъ юмфру фонъ-Лоосъ."
"Вотъ какъ?"
Она услыхала, что я выхожу замужъ и желала бы быть у меня экономкой. Она, кажется, очень старательна. Вамъ впрочемъ лучше знать, чѣмъ мнѣ."
"Да, она, кажется, очень старательна; но она не можетъ быть экономкой у васъ."
"Нѣтъ?"
"Потому что я только что послалъ ей телеграмму и предложилъ ей другое мѣсто. Она моя невѣста."
Гордая Элиза изумленно взглянула на него. "Я думала, между вами все кончено", сказала она.
"Ну, все-таки, знаете ли, старая любовь... Оно, правда, было все кончено, но...."
"Да... такъ", сказала она опять.
"Я долженъ сказать, что вы никогда не были такъ очаровательны, какъ сегодня!" продолжалъ онъ съ величайшей любезностью. "И потомъ это платье, этотъ темно-красный бархатъ!" И этими словами остался онъ тоже доволенъ; кто бы заподозрѣлъ за ними хотя какое-нибудь замѣшательство.
"Особенно-то вы ее никогда не любили", сказала она.
Онъ замѣтилъ, что глаза ея увлажнялись и поразился этимъ; этотъ глухой голосъ тоже смущалъ его, и лицо его вдругъ измѣнилось совершенно.
"Гдѣ же ваше великое спокойствіе?" воскликнула она, улыбаясь.
Онъ пробормоталъ: "Вы его отняли у меня."
Тогда она только одинъ разъ провела рукой по его рукѣ и ушла. Она бѣжала дальше черезъ всю комнату, никого не видала, ничего не слыхала, а только все бѣжала и бѣжала. На порогѣ стоялъ ея братъ, онъ окликнулъ ее; она прямо повернула къ нему свое смѣющееся лицо, а по щекамъ ея текли крупныя слезы; затѣмъ она скользнула вверхъ по лѣстницѣ прямо въ свою комнату.
Черезъ четверть часа къ ней пришелъ отецъ. Она обняла его за шею рукою и сказала: "Нѣтъ, я не могу."
"Такъ! Ну, такъ не надо. Но тебѣ нужно все-таки прійти опять и потанцовать; про тебя спрашиваютъ. И что такое ты сказала Роландсену? Онъ такъ перемѣнился. Ты опять была невѣжлива съ нимъ?"
"Нисколько, нисколько.",
"Такъ ты должна сейчасъ же какъ-нибудь поправить это. Въ полночь онъ уѣзжаетъ."
"Въ полночь?" Элиза тотчасъ оправилась и сказала: "Сейчасъ иду."
Она пришла внизъ и поговорила съ капитаномъ Генриксеномъ. "Я не могу!" сказала она.
Онъ ничего не отвѣтилъ.
"Можетъ быть, я виновата, но я не могу иначе."
"Да, да", вотъ все, что онъ сказалъ ей.
Она не могла объясняться больше, и, такъ какъ капитанъ оказался совсѣмъ скупъ на слова, то съ нимъ на томъ и было покончено. Элиза пошла на станцію и телеграфировала юмфу фонъ-Лоосъ въ Бергенъ, чтобы она "не вѣрила предложенію Ове Роландсена, потому что онъ опять только пошутилъ. Письмо слѣдуетъ. Ольга."
Потомъ она вернулась домой и приняла участіе въ танцахъ. "Это правда?" спросила она Роландсена.
"Да."
"Я ѣду съ вами на фабрику. У меня тамъ есть дѣло."
И она снова погладила его по рукѣ.