Половина седьмого утра. Баку раскинулся, окутанный цѣлымъ облакомъ бѣлой пыли. Все здѣсь принимаетъ бѣлый или сѣрый оттѣнокъ, известковая пыль ложится на людей и животныхъ, на оконныя стекла и на немногочисленныя растенія и кусты въ паркѣ. Все кругомъ кажется какимъ-то сумасшедшимъ міркомъ, въ которомъ все бѣло. Я пишу по пыли буквы на доскѣ стола въ гостиницѣ, но черезъ нѣсколько минутъ онѣ уже снова завѣяны пылью и сравнялись съ прочею поверхностью.
А затѣмъ вонь масломъ по всему городу! Она повсюду, на улицахъ и въ домахъ; масло примѣшивается къ вдыхаемому воздуху, и раньше, чѣмъ хотъ сколько-нибудь привыкнешь къ этому, непремѣнно начнешь неумолимо кашлять. Масло соединяется также и съ пылью на улицахъ, а при вѣтрѣ, что бываетъ здѣсь почти постоянно, напоенная масломъ пыль оставляетъ жирныя пятна на платьѣ. Баку самый непривѣтливый изъ всѣхъ посѣщенныхъ нами городовъ, хотя мы и видѣли тамъ Каспійское море.
Въ Баку приблизительно 135.000 жителей; это важнѣйшій торговый пунктъ на Каспійскомъ морѣ. Внизу, въ гавани, царитъ оживленное движеніе кораблей, лодокъ, желѣзнодорожныхъ поѣздовъ и всякаго рода паровыхъ машинъ. Странное впечатлѣніе производитъ, когда видишь среди этой современной сутолоки передъ каждымъ амбаромъ цѣлые ряды верблюдовъ, лежащихъ на землѣ и ожидающихъ очереди принять свой грузъ товаровъ. Взглядъ верблюда иногда принимаетъ своеобразное, злобное выраженіе. Однажды верблюда принудили встать, когда онъ былъ лишь наполовину нагруженъ, а затѣмъ снова лечь. Животное повиновалось, но со взглядомъ, въ которомъ зажглась жажда мести. Онъ заскрипѣлъ своими большими желтыми клыками, а темные глаза его стали жестки и бѣшены. Тогда онъ получилъ ударъ по мордѣ и закрылъ глаза. Наблюдая за нимъ дальше, я увидѣлъ, что онъ пріоткрылъ глаза и слѣдилъ за своимъ мучителемъ съ лукавымъ выраженіемъ.
Намъ хотѣлось осмотрѣть Черный городъ, предмѣстье Баку, центръ всѣхъ керосиновыхъ фирмъ. Насъ везетъ персіянинъ; здѣсь всѣ извозчики персіяне. Они дьявольски ѣздятъ, и такъ какъ немыслимо ихъ вразумить, а они не понимаютъ жестовъ и просьбъ христіанина пощадить лошадей, то остается только одно: сидѣть смирно. Или, пожалуй, выйти вонъ изъ экипажа.
Я выразилъ нашему извозчику съ помощью самыхъ ясныхъ жестовъ, что лошади -- созданія, подобныя намъ, что по новѣйшимъ изысканіямъ есть у нихъ даже душа, а потому онѣ очень близко подходятъ къ человѣку; но дьявольскій персіянинъ осмѣялъ меня и мои западныя теоріи и продолжалъ гнать дальше и везти насъ по направленію къ Черному городу то на одномъ, то на другомъ колесѣ. Тогда заставили мы его остановиться, расплатились и стали поджидать парового трамвая. Не воображаете ли вы, что извозчикъ извлекъ какую-нибудь нравственную пользу изъ этого урока. Ни слѣда! Онъ достаточно часто возилъ "англичанъ" и зналъ, что они подвержены сплину. Онъ принялся завтракать на козлахъ. Вытащилъ изъ экипажнаго кузова пару ломтей пшеничнаго хлѣба и кисть винограда, онъ сталъ поперемѣнно кусать то отъ того, то отъ другого. Мы невольно подумали о кучерахъ въ нашемъ дорогомъ климатѣ, требующемъ мясной пищи.
Паровой трамвай довезъ насъ до мѣста назначенія. Черный городъ весь перерѣзанъ подъ землей трубами, по которымъ течетъ масло. Нашъ вагонъ проходитъ надъ небольшими маслянистыми прудами, которые вырываются изъ-подъ земли и отливаютъ самыми красивыми металлическими оттѣнками. Здѣсь запахъ еще гораздо хуже, чѣмъ въ самомъ городѣ. Какъ ни песчана и пропитана масломъ здѣсь почва, все же подлѣ нѣкоторыхъ человѣческихъ жилищъ виднѣются небольшіе садики -- въ отличіе отъ цѣлыхъ озеръ керосина, которыя случалось мнѣ видѣть въ Пенсильваніи. Люди здѣсь были одѣты, и бѣдные, и богатые безъ разбора, всѣ въ шелку, въ персидскомъ сырцовомъ шелку.
Мы спросили, гдѣ торговый домъ Нобеля, и это произвело аналогичное тому впечатлѣніе, какъ если-бы кто-нибудь, находясь въ Христіаніи, спросилъ, гдѣ дворецъ. Мы разыскали здѣсь нашихъ спутниковъ во время желѣзнодорожнаго переѣзда по Россіи, инженера и его семью; домъ ихъ былъ красивъ и уютенъ, у нихъ былъ позади дома и садикъ, въ которомъ хозяйка сама насадила акаціи. У этихъ милыхъ людей было прекрасно, но все-таки иногда приходилось запирать окна, когда вонь на улицѣ дѣлалась черезчуръ сильна. А, надо признаться, что было тяжело сидѣть съ закрытыми окнами въ такую жару. Инженеръ каждый годъ страдалъ отъ кавказской лихорадки; она покидала его на время лѣтнихъ каникулъ, проведенныхъ дома, въ Финляндіи, и снова онъ ею заболѣвалъ, какъ только возвращался въ Баку. Наоборотъ, жена его, родившаяся здѣсь, находилась вполнѣ въ своей стихіи и съ нѣжностью защищала свой Баку.
Инженеръ водилъ меня по многочисленнымъ дворамъ, мастерскимъ и конторамъ громаднаго торговаго дома. У фирмы есть свои собственныя кузницы, литейныя, плотничныя, образцовыя столярныя мастерскія и чертежныя залы. Здѣсь на службѣ находится много финляндцевъ, шведовъ и датчанъ. Инженеръ водилъ меня также и по фабрикамъ. Печи были здѣсь такія страшныя, что я былъ совсѣмъ ошеломленъ. Жара достигала 400 градусовъ. Воздухъ доведенъ былъ до степени бѣлаго каленія, и этотъ безумный жаръ вылеталъ изъ отверстія печи со свистомъ, похожимъ на шумъ колесъ. Я поспѣшилъ къ двери, преслѣдуемый этимъ бѣлымъ свистомъ, и остановился только въ мастерской, гдѣ снова могъ по-человѣчески видѣть и слышать.
Инженеръ все объяснялъ мнѣ; когда же я хотѣлъ сдѣлать замѣтки, то онъ дружески попросилъ меня прекратить это, такъ какъ не зналъ, какъ отнесутся къ этому его начальники. Я воздержался тогда отъ писанія при свидѣтеляхъ, но держалъ записную книжку за спиной и все-таки писалъ. Но это была нелегкая работа и подвигалась очень медленно, а между тѣмъ я упустилъ массу отвѣтовъ на свои вопросы, не имѣя возможности достаточно скоро записывать. Кромѣ того, буквы стали невозможныя, онѣ сдѣлались похожи на значки въ книгахъ у писцовъ въ Тифлисѣ. Кромѣ того, я долженъ былъ все заносить въ книгу въ кратчайшей формѣ, и теперь многаго не могу разобрать.
Что значитъ, напримѣръ, слѣдующая замѣтка: 261 паровой котелъ? Не знаю. Это количество паровыхъ котловъ, вѣроятно, должно было давать понятіе о величинѣ фирмы, но, простите, я не знаю, ни гдѣ они стоятъ, ни для чего употребляются, ни съ какой цѣлью безпрерывно отапливаются. Нобель былъ богатый человѣкъ, естественно, что онъ могъ имѣть изрядное количество паровыхъ котловъ. Онъ любилъ паровые котлы и стоялъ на томъ, чтобы ихъ отапливали. Когда онъ увидѣлъ, что у Сюлли Прюдома нѣтъ огня подъ котелкомъ, то далъ ему сто тысячъ кронъ на дрова.
Другая моя замѣтка гласитъ такъ: тринадцать сортовъ индиговой краски въ банкахъ.
Здѣсь также ничего не могу понять. Вѣрно только то, что Нобель чувствовалъ необходимость въ краскахъ. Этотъ проклятый городъ, этотъ Баку до такой степени бѣлъ отъ известковой пыли, что можно отъ этого одного стать душевно больнымъ. Но стремиться изукрасить его посредствомъ тринадцати различныхъ сортовъ индиго -- это уже черезчуръ! Этого и Нобель не можетъ. Это было бы поразительно.
Признаюсь, что замѣтки мои недостаточны. Строки направляются то вверхъ, то внизъ, такъ что сердце щемитъ, когда я гляжу на нихъ. Я думаю, что индиговая краска попала не въ свою строку. Пусть не обвиняютъ меня въ легкомысліи при изученіи моего дневника, добросовѣстно разбираю я темныя мѣста и радуюсь, какъ истинный ученый, когда выискиваю что-либо дѣйствительное.
По моему мнѣнію дѣло было такъ:
Инженеръ таскалъ меня повсюду и привелъ прежде всего въ одинъ домъ. Тамъ кипѣла коричневато-зеленая влага, которая по виду была не цѣннѣе всякой другой грязи, но это была неочищенная нефть. И здѣсь-то, въ этомъ домѣ перерабатывалась она и дистиллировалась, образуя бензинъ, газолинъ, лигроинъ и т. д. Потомъ потащилъ онъ меня въ другой домъ и показалъ мнѣ, что происходитъ дальше съ неочищенной нефтью, перечислилъ мнѣ множество сортовъ масла, которыхъ я абсолютно не могу разобрать въ своихъ замѣткахъ. Трудно было писать все это у себя за спиной, и я прямо высказалъ ему, что изъ этой дряни дистиллируется черезчуръ много разныхъ разностей. Много дистиллируется! отвѣчалъ инженеръ и указалъ мнѣ на полочкѣ тринадцать сортовъ въ банкахъ. Тутъ-то и случилось, что я отодвинулся на нѣсколько метровъ и не могъ удержатъ въ порядкѣ строкъ въ моемъ дневникѣ.
Инженеръ же все продолжалъ объяснять мнѣ нефтяное дѣло. А когда взято все, что можно изъ нея взять, говорилъ онъ, то остается слѣдующее. И онъ показалъ мнѣ большіе сосуды съ чѣмъ-то, что онъ назвалъ металлическимъ жировымъ веществомъ. Я слыхалъ о многихъ сортахъ жировыхъ веществъ: о почетномъ жирѣ и жирѣ сельдей, о спермацетѣ, но никогда не слыхивалъ о металлическомъ жировомъ веществѣ. Здѣсь оно было. По правдѣ говоря, оно походило на какую-то отвратительную мазь. Однако, вещество, такъ жалко выглядѣвшее. что вызвало даже слезы, какъ на глазахъ у инженера, такъ и на моихъ, -- подумайте только, оно-то и было главнѣйшимъ продуктомъ.
-- Прежде мы выбрасывали его въ море, сказалъ онъ, -- теперь употребляемъ, какъ горючій матеріалъ, мы топимъ имъ наши котлы, приводимъ въ движеніе наши пароходы и желѣзныя дороги, снабжаемъ имъ пароходы на Каспійскомъ морѣ, пересылаемъ его въ Астрахань и оттуда снабжаемъ всѣ рѣчные волжскіе пароходы. Господи помилуй! -- сказалъ я.-- А въ концѣ-концовъ вырабатываемъ мы изъ него индиговую краску. Такъ-то случилось, что въ эту минуту я записалъ индиговую краску въ свою книжечку, но попалъ, очевидно, не на ту строку.
* * *
Инженеръ ѣдетъ съ нами въ городъ и всюду насъ водить. Жара страшнѣйшая, и я покупаю въ лавкѣ готовую желтую шелковую куртку. Въ виду этого наружный видъ мой, навѣрно, нѣсколько страненъ; но я почувствовалъ, что мнѣ стало легче жить, когда я освободился отъ своего сѣвернаго одѣянія. Къ тому же я еще вооружился вѣеромъ.
Впрочемъ, здѣсь всѣ люди болѣе или менѣе странно одѣты, городъ болѣе персидскій, чѣмъ европейскій, и представляетъ странную смѣсь того и другого элемента. Здѣсь попадается много шелковыхъ одеждъ; мы видѣли дамъ въ шелковыхъ, вышитыхъ руками платьяхъ, но, къ сожалѣнію, часто обвѣшаны скверной берлинской мишурой. Мужчины, одѣтые въ персидскій сырцовый шелкъ, щеголяютъ пестрыми нѣмецкими ситцевыми галстуками. Въ гостиницѣ лѣстницы и полы устланы были драгоцѣнными персидскими коврами, диваны и стулья обиты были тканью въ персидскомъ вкусѣ, но сами диваны и стулья были, такъ называемой, вѣнской фабрикаціи, равно и туалетное зеркало съ мраморнымъ столикомъ. А у хозяина на носу сидѣли золотыя очки...
Мы ѣдемъ въ крѣпость. Она возвышается среди древняго Баку, колоссальная, съ украшеніями въ персидско-византійскомъ стилѣ. Въ стѣнахъ ея находятся дворецъ хана и двѣ мечети. Дворецъ хана обращенъ теперь въ военный складъ, и надо испрашивать разрѣшенія у коменданта, чтобы проникнуть въ стѣны крѣпости. Но, чтобы получить таковое, нужно было послать ему мою визитную карточку, а у меня ея не было.
Я стою передъ часовымъ и не мало озабоченъ тѣмъ, что мнѣ предпринять. Такъ какъ во Владикавказѣ такъ удачно была пущена въ ходъ карточка Венцеля Хагельштама, то мнѣ приходитъ въ голову употребить въ дѣло карточку его жены. Поэтому я даю часовому карточку, на которой стоитъ: фру Марія Хагельштамъ. Онъ киваетъ головой и спрашиваетъ мой паспортъ. Помоги мнѣ, Боже! думаю я; но отдаю и паспорта. Онъ смотритъ на оба документа, сравниваетъ имена, и, вѣроятно, находитъ въ буквахъ сходство. Потомъ стучится въ одну изъ дверей и идетъ съ карточкой и паспортомъ къ коменданту. Теперь должно выясниться, удалась ли моя плутовская продѣлка, не очень-то я надѣлся на успѣхъ.
Часовой возвращается, подаетъ мнѣ паспортъ и отдаетъ молодому офицеру приказъ пропустить насъ. Я спасенъ. Офицеръ кланяется и идетъ съ нами, вооруженный съ головы до ногъ, казакъ идетъ за нами по пятамъ.
Между тѣмъ спутники мои стояли на улицѣ, не испытывая никакихъ мученій. Дворецъ хана относится, вѣроятно, къ 15 вѣку. Снаружи онъ не представляетъ ничего замѣчательнаго, а внутрь мы не могли проникнуть. Понятно, не было здѣсь и рѣчи о запертыхъ дверяхъ, потому что всѣ ворота и порталы лишены дверей; но мы не могли пробраться во внутреннія залы и пещеры сверженнаго повелителя. Офицеръ понималъ только по-русски, и было очень хорошо, что съ нами пошелъ инженеръ.
Намъ показали парадный входъ. Кромѣ изящныхъ орнаментовъ въ персидскомъ вкусѣ надъ порталомъ не было другихъ украшеній. Входъ въ гаремъ былъ узокъ, какъ и приличествуетъ быть восточному входу на женскую половину; отдѣльный входъ для любимыхъ женъ былъ нѣсколько попригляднѣе. Въ длинныхъ корридорахъ отверстія въ стѣнахъ вели въ маленькія, похожія на кельи, комнатки, и ихъ была цѣлая масса. Послѣдній ханъ въ Баку имѣлъ до полусотни женъ, разсказывалъ офицеръ. Потомъ онъ бѣжалъ со всѣми своими женами, когда въ 1808 году русскіе завоевали страну и вступили въ его столицу. Этотъ ханъ, Гуссейнъ Кули, проявилъ большое вѣроломство, приказавъ заколоть кинжаломъ завоевателя, генерала Циціанова, въ тотъ самый мигъ, когда тому были вручены городскіе ключи.
Мы стояли, такимъ образомъ, передъ дворцомъ восточнаго владыки. Что онъ былъ выстроенъ въ безпокойное время, видно было по окружающимъ его стѣнамъ съ бойницами. Въ домѣ нѣтъ оконъ, а только большія дугообразныя отверстія, черезъ которыя обильный свѣтъ проникаетъ въ залы. Здѣсь, внутри стѣнъ, подъ тѣнистыми ивами, былъ для насъ, измученныхъ палящимъ зноемъ, сущій рай. Мы проникли такъ далеко, какъ только могли: здѣсь допускался къ хану народъ, тамъ была зала суда, гдѣ произносились приговоры, а тамъ еще зала съ чѣмъ-то вродѣ возвышенія, гдѣ, вѣроятно, засѣдалъ повелитель. Шаги наши гулко раздавались въ высокихъ стѣнахъ. Ровно сто лѣтъ тому назадъ не могли бы мы такъ свободно разгуливать здѣсь, потому что ханъ въ Баку былъ могучій властелинъ.
Двѣ мечети находились въ стѣнахъ крѣпости, изъ нихъ особенно одна украшена была необыкновенно изящнымъ орнаментомъ надъ входомъ. Мы ждали услышать, какъ мулла станетъ созывать правовѣрныхъ къ молитвѣ съ вершины своего минарета; но пробило двѣнадцать часовъ, а мулла не появлялся. Когда мы сообщили объ этомъ офицеру, онъ тотчасъ подозвалъ двухъ человѣкъ въ чалмахъ, сидѣвшихъ вблизи мечети; въ концѣ-концовъ ему удалось растолковать имъ, что нужно; они покачали головой: мулла былъ боленъ.
Русскій офицеръ съ казакомъ водили насъ въ крѣпости повсюду, и когда мы на прощанье благодарили его, то онъ отвѣчалъ съ улыбкой, что ему доставило истинное удовольствіе быть намъ пріятнымъ. И онъ долго еще стоялъ, приложивъ въ знакъ привѣтствія руку къ фуражкѣ.
Мы намѣревались проѣхать въ Кисъ-Кале къ Дѣвичьей башнѣ, о которой существуетъ романтическая легенда; но жара была такъ томительна, что пришлось отказаться отъ своего намѣренія. Мы поѣхали въ паркъ. Здѣсь все поблекло отъ солнца, было сожжено, запылено и носило свѣтло-сѣрую окраску. Жалко было смотрѣть. Было тутъ нѣсколько деревьевъ, акацій, миндальныхъ и фиговыхъ деревъ; было и немного жалкихъ цвѣтовъ, которые научились кое-какъ существовать въ промежутки отъ одного дождя до другого. Все въ цѣломъ производило безотрадное впечатлѣніе. Нѣсколько листьевъ, съ которыхъ я слюною стеръ пыль, требовали осторожнаго обхожденія, ибо трещали у меня подъ рукою, до того были они спалены солнцемъ и известковою пылью. Минуту спустя послѣ того, какъ я открылъ ихъ поры и далъ имъ подышать, они жалобно свернулись, такъ что я вновь долженъ былъ посыпать ихъ известковой пылью. Не будь по ночамъ обильной росы, они не могли бы существовать.
Но на солончакахъ, на вольномъ воздухѣ, растетъ репейникъ еще въ худшихъ условіяхъ. Земля, на которой онъ вырастаетъ, состоитъ изъ глины и соли, вѣтеръ и солнце сожигаютъ ее.-- Репейникъ поднимается отдѣльными, небольшими кустиками. Онъ жестокъ, колючъ, онъ словно сдѣланъ изъ металлической проволоки съ колючками. На эти маленькія репейники смотришь съ большою радостью. Они стоятъ въ степи, словно маленькіе, возмутившіеся народы. Да, возмутившіеся. Когда они дождутся дождя, то нагибаются къ землѣ -- какъ и люди, склоняющіеся въ знакъ благодарности за слово участія; въ долгое же, невыносимое время засухи они выпрямляются еще больше, становятся горды, непреклонны и тверды -- какъ люди въ годину бѣдствій. Только челюсти верблюда, твердыя, словно машина, могутъ раскусить этотъ репейникъ.