Она придет, неведом час,

в дверях шаги прольет, как струи.

Придет и тихо поцелует

морщины у молящих глаз.

И небо синее в окне

последний раз светло приснится

и улетит к иной Весне

крылом незримой голубицы.

Под белым гробовым холстом

вздремнется телу тихо, сладко.

И кто-то ласковый украдкой

холст озарит златым крестом.

То Дед, давно умерший Дед,

весь в солнышке, в седом наряде,

объявится в луче лампады,--

и загорится звездный след.

И все, чем жизнь гнела и жгла,

спасет легко в прощальном часе.

И Дух вспарит из тины зла,

первоначально чист и ясен.

Стыдливо склонятся друзья,

качаясь в ладане и дыме,--

и встанем скорбью между ними,

глядя на труп, Она и я.

А за окном дела и сны,

в тоске и горечи бесплодной,

заплачут ветром мимолетным

на ухо вечной тишины.

1917