На пути к свободе
Незадолго до приезда на указанную станцию, ко мне в отделение вошел железнодорожный служащий, который показался мне одним из тех честных и простых людей, которые всегда вызывали мое расположение и внушали доверие. На мой вопрос, куда он едет, он ответил: «В С.». «И я туда же, — сказал я. — У меня там серьезное дело, касательно женитьбы, но я не знаю, где бы мне остановиться; не можете ли посоветовать». Рабочий ответил мне, что, как уроженец местечка, он может с закрытыми глазами найти каждый дом. Тогда я стал говорить рабочему о том, что желал бы неожиданно приехать к невесте, чтобы проверить, справедливо ли все, что мне о ней говорили. На станции у меня есть знакомый, так нельзя ли выйти задним ходом, чтобы меня не видели, и пройти на постоялый двор. Рабочий сперва приглашал меня к себе, но потом, вспомнив, что у него в доме ночует много народу, сказал, что проведет меня на соседний постоялый двор. Я обещал ему за труды полтинник, чем он был, видимо, доволен. Когда мы подъезжали к станции, он взял мои вещи, и, выйдя из вагона, мы очутились в темной улице; изменив свое намерение, рабочий отвел меня в дом своего знакомого, поляка. «Хороший человек, — сказал он, — и жена у него хорошая». И действительно, жена его была очень гостеприимна. Вскоре вернулся домой ее муж. Хотя уже был час ночи, когда я приехал, но мы еще долго разговаривали с хозяевами, и чем больше говорили, тем больше мне нравились эти простые люди. Когда вопрос коснулся Польши, и я высказал сочувствие к незаслуженным страданиям этой несчастной страны, глаза хозяина засверкали. «Я вижу, что вы любите свой народ и свою родину, и хотел спросить вас, что бы вы сделали человеку, который не словами только, но и действиями участвовал в борьбе русского народа за свою свободу». «С восторгом сделаю все», — ответил он. — «Человек этот я, — сказал я. — Сыщики преследуют меня по пятам. Я должен бежать из России на некоторое время. Идти на станцию я не могу; единственный для меня путь, это ехать на лошадях до Ш. Далеко это?» «Около 200 верст». «Возьметесь ли вы отвезти меня туда?» «Повезу вас, куда вам будет угодно». Утром рано мы выехали. Было страшно холодно, и выпал снег. Шуба моя, с виду очень нарядная, не защищала меня от холода, и хотя хозяин и дал мне бурку, но я все-таки зяб. Мы поехали окольным путем и потому часто сбивались с дороги. С трудом добравшись до ближайшей деревни, мы там отдохнули, переменили лошадей и кучера-еврея заменили поляком. Таким образом, ехали мы день и ночь от деревни к деревне, выбирая уединенные хуторки, чтобы закусить колбасой, хлебом и водкой. В одной из деревень мы остановились у корчмы, чтобы обогреться и поесть. Не успели мы сесть за стол, как отворилась дверь, вошел жандарм и подозрительно посмотрел на нас. Это заставило нас поторопиться с отъездом, и я приплатил лишнее, чтобы иметь лучших лошадей. В следующей корчме, где мы остановились, чтобы дать отдохнуть лошадям, хозяин корчмы, еврей, внимательно вглядываясь в нас, сказал:
— Понимаю! Но этот кучер не годится, доезжайте с ним до К. и там отпустите, а я вам дам адрес, и там устроят все, что нужно. — Несомненно, он догадался, что я собираюсь бежать через границу.
Такое участие тронуло меня, и я предложил ему несколько рублей.
Он с негодованием отказался, сказав: «Дело не в деньгах».
Мы благополучно добрались до городка К. и отправились по данному нам адресу. Отпустив кучера, я сел обедать с сопровождавшим меня поляком. Хозяин наш, также еврей, и его две дочери прислуживали нам. Очевидно, что они понимали, в чем дело, и старались выказать нам сочувствие. Тем временем бушевавшая два дня буря стихла, и погода прояснилась. Поданная нам жареная индейка, теплая комната, оказанное нам участие были для меня наслаждением после 3-дневного тяжелого путешествия. Вскоре хозяин привел к нам нашего нового кучера, человека средних лет, со строгим и интеллигентным лицом. Пока мы с ним уславливались, в комнату вошел жандарм. «Черт побери, — прошептал хозяин, почесывая голову, — но не бойтесь, он пришел только за своими тремя рублями». Жандарм подошел к нам, я предложил ему папироску, и вскоре мы все четверо дружески разговорились. Через несколько минут хозяин отвел жандарма в сторону, сказал ему несколько слов и что-то сунул ему в руку. Лицо жандарма просияло, и он подошел проститься с нами, пожимая нам руки и говоря, что был рад познакомиться, и пожелал нам успеха. Хозяин объяснил мне, что в деревне было не менее 8 жандармов, и все они были в стачке с контрабандистами и взыскивали с каждого проезжающего через деревню к границе по три рубля, которые и делили между собой. Доход этот был настолько значителен, что редкий из жандармов бывал трезв. Лошади были поданы, мы тронулись в путь, и тут выяснилось, что наш кучер был страшный пьяница. Он не пропускал ни одной монопольки, чтобы не выпить. Отпуская нас, хозяин дал нам подробные и точные указания, каких деревень избегать, в каких останавливаться и т. д. Всю ночь мы ехали по лесистым и гористым местам; было так темно, что нам приходилось брать с собой мужиков, которые указывали нам дорогу. На следующий день мы приехали после 4-дневной непрерывной езды в деревню, отстоявшую в нескольких верстах от границы, где мой поляк должен был меня покинуть. Расставаясь, мы обнялись дружески, и я отправился к тому лицу, которое было мне указано моими друзьями в Петербурге и которое должно было перевести меня через границу. Лицо это оказалось весьма осторожным, и хотя я и провел у него несколько часов днем, но на ночь он повел меня к соседу. Мы условились, что я оставлю у него свой багаж и он дошлет мне его впоследствии, если мне удастся благополучно перейти границу.
На следующий день я переоделся в крестьянское платье и поехал в пограничную деревеньку Т. Было воскресенье, и мои спутники пошли в церковь, оставив меня отдохнуть в избе. Этот день едва не стал последним в моей жизни. Страшные холода заставляют крестьян герметически закрывать свои избы, замазывая двойные рамы. Я лег спать, радуясь теплу от печки, и, когда два часа спустя за мной пришли контрабандисты, они нашли меня в полубессознательном состоянии. Немедленно были открыты форточки и меня вынесли на двор, где я вскоре пришел в себя. Мы все впятером и … и поехали к дому, стоящему у самой границы. Здесь меня поручили одному молодому поляку, который, как оказалось впоследствии, не заслуживал доверия. Он пошел предупредить дежурного солдата о нашем приезде.