В былое время около Шпесарта дороги были очень дурны и мало проходимы. В тех местах шли однажды лесом два парня, один лет восемнадцати, механик, другой золотовщик, мальчик лет шестнадцати, который впервые выходил из своего родного города. Вечер приближался, и длинные тени огромных дерев затемняли узкую дорогу, по которой шли наши путники.

Механик шел весело посвистывая, беседуя со своей большой собакой, Резвым, бежавшей перед ним; казалось, он и не замечал, что ночь приближалась, а ближайшая харчевня была еще далеко. Но золотовщик Феликс робко оглядывался. Завывал ли ветер и шелестили деревья — ему казалось, что он слышит шаги; когда кусты колыхались и преклонялись — ему мерещились лица, будто следившие и подслушивавшие за ними.

Хотя он был и не трус, даже слыл в Вюрцбурге в учении между товарищами за храброго малого, но его так напугали разбойниками, столько рассказывали о целой шайке в окрестностях Шпесарта, что ему поневоле было жутко идти ночью глухим лесом. Он уже жалел, зачем послушался механика: лучше бы им было переночевать до лесу.

— Ну если меня убьют сегодня, так это твоя вина, — сказал он механику, — зачем ты меня завел на ночь в этот лес!

— Да полно же трусить, — уговаривал тот. — Ну что, ты думаешь, станут разбойники с нами связываться? Да им и рук то марать о нас не стоит. Что они у меня возьмут? Платье да больше ничего. Нет, им нужно не то! Коляску четвернею ограбить, атлас да бархат да серебро — вот это дело другое!

— Чу! Слышишь, кто-то свистит! — робко заметил первый.

— Ветер свистит! А ты попроворнее иди, так скорее дойдем.

— Да как же! Тебе-то ладно: кроме платья взять нечего, обыщут да и отпустят, а меня так сразу убьют, потому что со мной золотые вещи!

— Так зачем же убивать? Вот выйдет их из-за кустов, например, человек пять, бросятся на нас, ну ты им сейчас котомку в зубы, отдал что есть — а сам и пошел дальше.

— Ну нет, уж извини! Чтобы я им отдал мои золотые вещи, которые несу в подарок крестной матери? Она заботилась обо мне как о родном сыне, отдала в ученье, платила за меня, а теперь, когда я могу ей хоть чем-нибудь отплатить, хоть показать, что деньги ее пошли не даром, что я чему-нибудь да выучился — теперь ты хочешь, чтобы я ни за что, ни про что отдал мою первую работу всякому встречному вору или разбойнику? Нет, этому не бывать! Я в бой вступлю, а не отдам.

— И глупо сделаешь. Что же проку из этого? Легче будет твоей графине, если тебя убьют? Вещей она все-таки не получит.

Между тем ночь наступила. Месяц бледно светил сквозь густые ветви дерев. В пяти шагах уже ничего не было видно. Золотовщик сильно трусил и все ближе и ближе жался к своему товарищу. Так прошли они около часу. Вдали показался огонек. «Вероятно харчевня, которую описывали еще до лесу» — подумал механик. Но робкий товарищ его и тут видел разбойников! «Это наверное они» — утверждал он.

Пешеходы приблизились к жилью, низкому длинному домику; возле стояла повозка, в конюшне фыркали лошади. Механик подошел к окну и подозвал своего спутника. Ставня была не плотно закрыта, и они заглянули в окно. У печки дремал, по видимому, извощик; по другую сторону сидела за прялкою женщина с молоденькою девушкою, а за столом — по-видимому проезжий, хорошо одетый барин. В одной руке он держал стакан вина, а другою подпирал голову.

В жилье залаяла собака, и Резвый стал ей вторить. Дверь отворилась; выглянула служанка.

Путники попросили приюта и войдя в избу сняли котомки, шапки, поставили в угол палки и поклонились сидящему за столом. Тот также ответил поклоном, и разговор завязался.

— Поздно же вы пришли, — начал тот, — и не боитесь вы ночью идти лесом? Нет, я не решился ехать дальше, поставил лошадь в этот кабачишка и сам остался переночевать.

— Вам другое дело, вам есть чего бояться! Конский топот издалека сзывает этих шатунов! А на нашего брата никто не позарится, мы народ бедный, что с нас возьмешь?

— Оно так, — сказал извощик, потягиваясь и подходя к столу, — с бедного человека, что возьмешь, а все-таки бывали случаи, что и бедных убивали, или начнут принуждать, силою в свою шайку брать, и это бывало.

— А если так, то и здесь мы не спасемся, — сказал золотовщик, — что мы сделаем? Нас всего четверо, ну с хозяином, положим, пятеро, как нападет на нас десять человек, так не осилишь их; да и кто знает хозяев здешних, — добавил он вполголоса, — может они сами знаются с разбойниками?

— Ну, нет, зачем напрасно говорить на людей, — вступился извощик, — я их вот уже десять лет знаю, хозяина не бывает дома, а хозяйка славная, тихая женщина.

— А слыхали вы, что в здешнем лесу иногда люди без вести пропадали? По всем справкам оказывалось, что человек был тут в харчевне, а вдруг пропал и концы в воду, — говорил проезжий барин, — как хотите, а это что-то не чисто.

— А коли так, то нам, пожалуй, лучше бы было в лесу ночевать, — говорил механик. — Отсюда ведь не уйдешь как двери запрут, окна решетчатые, не выскочишь.

Все призадумались; приют этот не на шутку им казался подозрительным и ночевать было опасно.

Рассказы о том, как разбойники нападали врасплох на сонных — пугали их. Хотя у некоторых из них было и небольшое имущество, но тем чувствительнее было потерять его. Неприятно было их положение. Один желал, чтобы поскорее настал день, другой — чтобы быть теперь не в лесу, а в чистом поле на бойком коне, третий — чтобы с ним было человек двенадцать товарищей его, здоровых мужиков. Извощик в раздумье покуривал трубку.

— Вы там что хотите толкуйте, а я скажу одно, что буду сидеть всю ночь, авось не так скоро одолеют как сонного-то.

— И я тоже, — и я, — и я, — повторили все.

— Вот и отлично, нас как раз четверо, давайте, чтобы не задремать, играть в карты, — сказал извощик.

— Я в карты не играю, — сказал барин.

— А я и вовсе карт не знаю, — подхватил золотовщик.

— Так что же нам делать? — спрашивал механик. — Петь? Нельзя, на наши песни только хуже сбегутся; загадки задавать? Да за этим не просидишь целой ночи. А знаете что? Давайте рассказывать! Что хотите, сказки ли, быль-ли, все равно; один будет говорить, а остальные слушать.

— На это я согласен, — сказал проезжий барин, — только с условием, чтобы не мне начинать. Вы народ мастеровой, много между людьми третесь и больше нашего знаете о чем порассказать.

— Да, бывает что и знаешь кое-что, — сказал механик, — а вы зато не даром над книгами сидите, тоже что-нибудь вычитаете и нам бы хорошо про то послушать. Вы должно быть ученый какой или студент.

— Нет, не ученый, но студент, — отвечал тот. — Нас распустили на лето, и я еду домой. Правда ваша, что мы сидим над книгами, но рассказать из них трудно да почти и невозможно, не займет это вас.

— А по мне хороший рассказчик лучше всяких карт, — сказал извощик. — Я иногда даром вожу только за сказки: если кто возьмется мне рассказывать, так с собой посажу и ничего с него не возьму.

— Ну уж и я охотник до сказок, — сказал золотовщик, — бывало мы с хозяином только из-за того и ссорились, что читал я много: книжку возьму, а работа стоит. Ну начинай же, — сказал он механику, — да смотри, что-нибудь хорошенькое рассказывай: ведь я тебя знаю, ты такой мастер, что как начнешь, так до свету не кончишь.

Механик выпил свой стакан, крякнул и затем начал.