Ночью занимался корабль учебной стрельбой. Пламя от выстрелов яркими вспышками озаряло ночную темноту. Грохот залпов тяжелых орудий отдавался далеко в море.
Казалось, кто-то громадный вытряхивает за горизонтом ковры и никак не вытряхнет.
Корабль стрелял по мишеням для того, чтобы не промахнуться, когда враг осмелится напасть на советские морские границы.
Вся команда корабля, от командира до кочегара, напряженно работала для того, чтобы ни один выстрел не пропал даром.
Все краснофлотцы знали, что легче победит тот, кто подготовлен к обороне, тот, кто овладеет техникой.
Все работали молча, стараясь ясно понять и исполнить приказания своих старших товарищей командиров. Корабль объявил себя ударным, и все крепко-накрепко решили перевыполнить цифры учебного плана.
Любо было смотреть на ловких краснофлотцев!
Каждый исполнял свое дело точно, только коротким выкриком «есть» давая знать командиру о том, что приказание выполнено.
Снаряды без задержек доходили до орудии, залп следовал за залпом. Командир и комиссар переглядывались молча и покачивали головами.
- Ну и молодцы! Ну и краснофлотцы!
Успешно стрелял корабль ночью. Почти ни одного промаха не сделали краснофлотцы.
Пусть-ка сунутся буржуи!
Когда горнисты протрубили отбой стрельбе и по всему кораблю по телефонам было передано, что задание перевыполнено и корабль оправдал звание ударного, не было ни одного краснофлотца на советском корабле, кто бы не порадовался успеху.
В кочегарке потный и грязный кочегар, словно забыв о том, что он четыре часа простоял у жаркой топки, схватил лопату, и в обнимку с ней пустился в пляс.
Смолкли раскаты залпов. Корабль изменил путь и пошел в родной порт на заслуженный отдых.
Машины все увеличивали ход, так что корабль весь содрогался от лихого бега, как породистый конь.
За кормой бушевала пена, поднятая бешено работающими винтами, и ветер свистел в снастях, срывая фуражки с краснофлотцев.
Море обдавало вахтенных сигнальщиков солеными брызгами, но сигнальщики зорко смотрели вперед. Много раз ходил корабль по этому курсу по пути в родной порт, да осторожность и бдительность необходимы на флоте.
Пришел корабль в порт, бросил якоря, и все, кроме вахтенных, крепко заснули.
Не спали только в трех каютах.
В первой командир и комиссар что-то все спорили и записывали.
Во второй партийной ячейке - коммунисты подводили итоги сегодняшней победы.
В третьей краснофлотцы доканчивали стенную газету, еле сдерживая дремоту.
Не спал еще корабельный медвежонок Егорка. Он все ворчал что-то и мотал головой.
Может быть, Егорка был обижен на то, что ему лично не сообщили по телефону, об успехах ночной учебной стрельбы?
В конце концов Егорка залез на пушку и решил не спать и дожидаться, когда кок начнет утром готовить обед.
Кока Егорка очень уважал.
Интересно, за что уважал медвежонок повара?
Как всегда, не споря, убежала ночь перед утром.
Горнист на корабле заиграл побудку. Сначала на верхней палубе протрубил, потом спустился в нижние палубы. В самые затаенные уголки корабля проникли звонкие сигналы трубы.
Вахтенные краснофлотцы забегали по всему кораблю, заиграли на бацмановских дудках, словно соловьи курские, закричали на разные голоса:
- А ну, вставай, подымайся, вяжи койки. Пошевелились краснофлотцы на своих подвесных брезентовых койках. Все слышали неумолимые сигналы побудки, да уж очень здоров и крепок сон на море летом.
Как и везде, есть и на корабле свои лежебоки. Так же, как и сухопутные сони, они все жмурят глаза и думают:
«Ну вот еще один разок горнист протрубит… Ну вот еще… последний».
А горнист и в самом деле старался напоследок, хоть уши зажимай, и даже ногой притопывал.
Тут уже и лежебоки повскакали, свернули свои пробковые матрацы, туго-натуго койки брезентовые вяжут. Упадет такая койка за борт в воду, Нипочем не утонет.
Работой военный порт встретил солнце. Проплыли в море на улов рыбаки, пришел пассажирский пароход, загудел:
- Здорово о-о-о, товарищи!
Оттого, что солнечные зайчата по воде гонялись друг за дружкой, казалось, что работа спорилась еще оживленней и радостней.
Медузы, молчаливые, холодные, как лягушки, отталкиваясь всеми щупальцами, плавали в прозрачной голубой воде.
Чайки, курлыкая в ясном небе, то взлетали ввысь, то камнем падали на воду и ссорились и озорничали из-за корок хлеба, упавших с корабля.
Озорные они, морские чайки, без драки и возни жить не могут!
Гидропланы, похожие на зеленых больших и умных рыб, зарокотали моторами, оторвались от воды, поднялись, полетели в небо, на учебу.
Корабль умывался и причесывался.
Каждое утро, в любую погоду, ухаживали за ним краснофлотцы. Сначала окатывали палубу водой из шлангов. Упругие струи, ни одной соринки не оставляя на палубе, уносили грязь за борт.
Потом палубу протирали щетками, окатывали еще раз водой, насухо вытирали длинными швабрами, и такая чистая палуба становилась, что хоть ложись на нее в белом, майском-ничуть не замараешься.
Медные части корабельных приборов начистили краснофлотцы шкуркой и мазью, протерли ветошью, и заблестела медь на солнышке-даже глазам больно.
Хорошо на корабле после утренней приборки!
Все блестит, все играет на солнце, а сам корабль, стройный, опрятный, словно любуется на себя в голубую воду и сказать хочет: посмотрите, какой я сильный, красивый и смелый советский корабль!
Егорка во время приборки всегда прятался в сетки, где укладывали свои койки краснофлотцы, и ворчал.
Он не любил, когда шипела вода в рукаве, и выходил только после того, как солнце осушит палубу и нагреет ее.
Знал Егорка хорошо, что в эго время наступал утренний завтрак.
Так и вышло.
Вынесли краснофлотцы на верхнюю палубу медные чайники, кружки, сахар, сливочное масло.
Постелили клеенки, расставили все на них и начали есть, да так, что за скулами затрещало.
Чайки-зоркие, пронырливые-увидели сверху белый хлеб на палубе, поближе к кораблю подлетели и такой гомон подняли, что по всему, морю слышно стало.
Потянуло на сахар и Егорку. Вот ходил он, раскачиваясь, притворяясь, будто погулять вышел, а сам все косился, заметил, сахар плохо лежит-шасть! Лапой в пасть.
Только Егорку и видели…
Никакого спора в это утро и не было бы, если бы, наконец, краснофлотцы, всю ночь работавшие над стенгазетой, не вынесли ее и не развесили на верхней палубе.
Столпились около свежей стенгазеты все, и в первую голову прочли о том, что прошло пять лет, как комсомольцы города Харькова шефствуют над кораблем, что устраивают комсомольцы празднество в честь крейсера и приглашают краснофлотцев к себе на праздник, да.. таких, чтобы по специальности самые ответственные были и чтоб о красном флоте рассказали от начала до конца.
Внизу от имени корабельной комсомольской ячейки было напечатано, что сегодня же нужно выбрать делегатов, пусть поедут самые лучшие в столицу Украины.
Сели краснофлотцы-и завтрак не в завтрак. Думали-думали, и никак пе могли придумать, кто же это из них самый лучший, по специальности ответственный и обо всем флоте и все знает?
Егорка не потерялся и здесь. Почуял озорной, что на него внимания не обращают, да цельную кружку с сахаром и спер.
Тут поднялся один краснофлотец, обвел товарищей глазами и спросил:
- Говорить можно?
Краснофлотцы ответили:
- Ну что ж, говори, товарищ.
- Не иначе, товарищи, как от нашей рулевой специальности к комсомольцам послать. Ведь это мы, рулевые, корабль на курсе держим, следим чтобы он на мель не напоролся, на камни не налетел или в тумане о другой корабль не стукнулся. Морскую глубину измеряем и за ходом корабля наблюдаем со всей ответственностью. Все огни маяков знать должны. Корабль так на место поставить должны, чтобы не ударился он, подошел вплотную к стенке. Ну как же это корабль без нас ходить будет? Очень мы ответственные, рулевые, нас и посылать.
Ничего краснофлотцы рулевому не ответили, прав был он по-своему.
Разве нет?
Вечно он за штурвальным колесом стоит, ворочает его в разные стороны. Смешно смотреть, как корабль его слушается, как маленький ребенок старшего.
Стоит только рулевому колесо штурвальное вправо повернуть, как и весь громадный стальной корабль вправо катится.
Вспомнили краснофлотцы, как в прошлогодние маневры, ночью, с погашенными огнями бежали корабли полным ходом, да чуть и не столкнулись. Не потерялись рулевые тогда, отвели корабли от беды.
И то правильно, что всегда рулевой наверху находится, солнце его жжет, и дожди поливают- ничего не скажешь.
Молодцы наши рулевые!
Хотели уж краснофлотцы рулевых к шефам выбрать, да вышел вперед складный, ловкий краснофлотец и поднял руку.
- Товарищи! Краснофлотцы! Ребята! А мы, сигнальщики, хуже всех что ли? Вот уж как ответственна наша работа, и выразить невозможно. Не даром и зовут нас - корабельные глаза. Слепой ведь корабль без сигнальщиков. Все-то время мы в бинокли да в дальномеры и во все свои сигнальные глаза смотрим, не случилось бы какой беды с кораблем. А что самое важное, так это мы все приказы по флоту на флагах читаем, с кораблями переговариваемся. Всех выше мы находимся, все видим, стало быть, и комсомольцам всех больше рассказать можем. Тут и думать нечего, посылайте сигнальщиков до Харькова.
Разволновался сигнальщик, даже шапку с ленточками задом наперед надел.
Ничего ему краснофлотцы не ответили. Прав был сигнальщик по-своему.
Разве нет?
Вспомнили все вдруг, как однажды шел корабль в сильную волну и встретился с английской военной эскадрой.
И случилось тут такое несчастье: оторвало ветром советский вымпел, что на самом верху мачты находится,-красный длинный флаг. Оторвало его вместе с веревкой, и никак невозможно было второй поднять. Надо было лезть на мачту.
Английские офицеры нарочно ход своих кораблей уменьшили. Смотрят, как это советский сигнальщик в такое волнение на мачту полезет, когда и на верхней-то палубе стоять невозможно.
Да не побоялся советский сигнальщик, вскарабкался на мачту, как кошка, продел веревку, поднял новый вымпел, и развернулся красный вымпел по ветру лучше прежнего, сорванного.
Разозлились английские офицеры, ушли полным ходом, а матросы английские давай фуражками советскому кораблю махать. Вот они какие, наши сигнальщики! Пожалуй их и выбрать.
Хотели уж сигнальщика выбрать, да тут вышел третий краснофлотец и сказал:
- Я - электрик. Слежу за освещением всего корабля, за всеми сигнальными отличительными огнями, за всеми прожекторами наблюдаю. Ну-ка, если динамомашина испортится? Будете вы тогда в темноте, как совы днем, беспомощны. И снаряды к орудиям подаются электричеством, звонки звонят, телефоны работают. Самая наша специальность сложная и ответственная. Пусть-ка кто скажет, что нет. Прошу нас, электриков, на праздник отправить!
Ничего ему краснофлотцы не ответили. Прав был электрик по-своему.
Разве нет?
Сигнальщик в затылке почесал, вспомнив о том, что его сигнальная специальность больше всех от электриков зависит, и хотел уж было за электрика руку поднять, да тут вышел четвертый краснофлотец и крикнул:
- Послушаете теперь, товарищи, машиниста. С машиной я самый лучший друг, а разве машина не сердце корабля? Ведь она-то и двигает корабль вперед и назад и куда еще требуется. Встанет машина, ну что же мы тогда среди моря делать будем? Хоть рыбу лови!
Якоря машина подымает, случись пожар, кто нам воду качать будет? Интересно спросить, что будет делать товарищ рулевой, когда машинка рулевая чик-чик-и стала.
Выходит, стало быть, что кругом корабль- сплошная машина, а мы, машинисты,-самые нужные и ответственные люди. Самое главное: в бою от машины многое зависит. Будет она хорошо работать, быстрей корабль побежит, меньше в него снарядов попадет. Что вы там ни говорите, а мы самые ответственные. Да и на заводе кругом машины. Нам ли, машинистам, с заводскими ребятами не сговориться?
Ничего ему краснофлотцы не ответили. Прав был по-своему машинист. Разве нет?
Совсем было решили машиниста выбрать да тут кок выступил.
При самом начале спора он вышел из камбуза с чумичкой в руке и все слышал. Кок давно хотел что-то сказать, да запаздывал, и его перебивали.
Так и теперь. Только он было рот разинул и выговорил:
- Я…
как чья-то крепкая рука так кока по плечу хлопнула, что бедный повар выронил чумичку и даже присел.
Все засмеялись, а вперед вышел, отстранив кока, чумазый, весь в поту и угольной пыли краснофлотец. Он шел с вахты, услышал спор и вмешался.
Четвертый краснофлотец улыбнулся так, что всем показалось, будто это негр смеется.
- Машинистов послушать,-сказал чумазый краснофлотец,-так и в самом деле можно подумать, что без них корабль-не корабль, а балалайка. А вот задам-ка я тебе, товарищ машинист, задачу.
Скажи, пожалуйста, что это заставляет машину двигаться?
Машинист, подумав, что его перед отъездом проверить хотят, весело ответил:
- Пар конечно! Пар ее и двигает.
- А пар откуда в машину поступает?
Еще веселее машинист ответил:
- Да из котлов же, чумазый.
Тогда кочегар подмигнул краснофлотцам.
- Значит, мы, кочегары, самые ответственные. Потому что если мы за топками следить не будем, то пар в котлы не пойдет, и машина не будет двигаться. Не будет ли тогда корабль наш советский болтаться среди моря, как пустая железная банка, а враги и буря все, что хотят, с нами сотворят?
Все засмеялись. Машинист сначала сделал кислое лицо, словно лимон пропотел, и надвинул было фуражку на нос, да потом не выдержал, рассмеялся сам и сказал:
- Что правильно, то правильно. Ничего возразить не могу. Давайте кочегара и пошлем.
Кочегар заторопился:
- Ну вот, сейчас я в баню схожу, вымоюсь и готов. Кому же еще, кроме кочегаров, к комсомольским ребятам ехать? Самая у нас тяжкая и ответственная специальность. Кто из вас не знает, как трудно нам в качку приходится? Корабль швыряет из стороны в сторону, а тут надо уголь в раскаленные топки подбрасывать, того и гляди с котлом поцелуешься. Ну что ж, итти мне в баню что ль?
Ничего краснофлотцы кочегару не ответили. Прав был кочегар по-своему.
Разве нет?
Всем неловко стало, что так мало о кочегарах знают. Копаются кочегары на самом дне корабля, только и видят их, когда вылезают оттуда, совсем усталые, потные, грязные. Да и теперь вот бездымность - важная вещь на флоте. Чтобы враг заранее корабль не открыл, ухитряются кочегары так уголь жечь, что и дыму не получается.
Уж совсем было решили краснофлотцы кочегара выбрать, да тут выше а кок и даже чумичкой замахал.
- Я вас…
Только опять не дали бедному коку слова. Кто-то толкнул его шутя так, что кок на горячий чайник сел, да как крякнет, словно арбуз раздавили.
Как захохочут краснофлотцы, а сигнальщик громче всех. Тот, кто толкнул кока, вперед вышел. Пуще прежнего смеются краснофлотцы:
- А! Морской житель, самый слабый морячок!
Ну уж и слабый морячок вперед вышел:
Если все краснофлотцы крепки и загорелы были, в плечах широки и на ноги тверды, то этот всех крепче был. Словно в палубу врос парень, а на плечи его хоть пять человек становись - уместятся.
Вышел он, засмеялся так, что всем еще веселее стало, и сказал:
- Ты, товарищ кок, после меня скажешь, потому что борщ ты вчера пересолил. Послушайте, товарищи моряки, что вам водолаз скажет. Всем вам легче моего, потому что дышите вы настоящим воздухом и солнце целый день видите.
Всю вашу работу насквозь видно, а что вот нам, водолазам, на дне морском переносить приходится, а?
Вот вчера я пуще страха напугался.
Спустился под воду, затонувший катер поднять нужно было. Помощники мои аппарат качают, воздух мне подают, шагаю я по вязкому дну - все в порядке. Только было за работу принялся, как вдруг вырастет из темноты что-то громадное да как стукнет меня со всего размаху в медную мою голову, что скафандром называется. Ну, думаю, конец пришел! Упал на колени, давай за веревку дергать, сигналы помощникам наверх подавать. Когда подымать меня стали, только тут и увидел я, что это рыба большая на меня с испугу налетела!
Хорошо, стекло на скафандре не разбила, а то бы не разговаривал я с вами теперь.
Самая тяжелая наша работа, да зато я комсомольцам много чего расскажу. Что на дне морском делается, какие там рыбы пляски ведут и сколько на дне затонувших кораблей и пароходов находится.
Водолазы-из моряков моряки, и ответственней их нет!
Корабль пробоину получит, тонуть станет. Тут сейчас водолазы нужнее всех окажутся. Спущусь, я под воду, найду пробоину, пластырь на нее наложу, и дойдет наш советский корабль до своего порта на ремонт. Пошлете водолазов на праздник что ль?
Ничего ему краснофлотцы не ответили. Прав был по-своему водолаз. Разве нет?
Что и говорить, опасна водолазова работа. Зимой и летом они под водой копаются, сколько богатств со дня моря достали, сколько кораблей и человеческих жизней спасли. Не иначе как водолаза и выбрать на праздник.
Хотели уж голосовать за водолаза краснофлотцы, да тут кок опять как ударит чумичкой по чайнику, рассердился очень.
- Я вас всех…
И опять ие докончил. Сигнальщик подбежал к коку и зашептал:
- Товарищ кок, у тебя на камбузе медведь Егорка весь компот слопал, к сахару подбирается!
Кок, словно его кто за пятки укусил, подпрыгнул да как пустится к камбузу! Бежит, ногами дрыгает и кричит на ходу:
- Егорка, хвост оторву! Егорка, хвост оторву!
Вот уж засмеялись краснофлотцы над чудаком коком! Даже чайки перепугались и прочь от корабля полетели. Сигнальщик на палубу от смеха повалился, зажал живот руками и чуть не плачет от смеха.
Когда поутих смех немного, вышел седьмой краснофлотец, ловкий, складный, все глаз прищуривает, как будто стрелять хочет, и заговорил:
- Советские корабли существуют для обороны, значит, для боя. Всем известно, что в бою не орудия стреляют, а мы, артиллеристы, комендоры.
Рулевые корабль водят, сигнальщики приказы разбирают, электрики за освещением следят, машинисты машину смазывают, кочегары пар разводят, водолазы под воду ныряют, а все для чего? Все для того, чтобы советский корабль стрелял, от буржуев оборонялся, что на нас напасть собираются.
Вот стреляли мы ночью вчера. Скажите: разве был на нашем корабле хоть один человек, который бы о нас, о комендорах, в это время не думал?
Ни одного такого не было!
Все только н хотели, чтобы мы ни одного снаряда зря не выстрелили, чтобы стреляли мы, комендоры, без промаха и быстро.
Товарищ кочегар, почему это ты вчера в кочегарке после стрельбы обнял лопату да с ней в пляс пустился?
Кочегар, не задумываясь, ответил:
- Да как же! Ведь и нам в кочегарку сообщили, что артиллерийское учение блестяще прошло, что задание перевыполнено и что теперь наш корабль по соцсоревнованию на первое место по флоту выйдет!
Комендор похлопал по пушке рукой, словно приласкать ее хотел, и продолжал:
- Значит, мы самые ответственные и есть. Посылайте-ка нас, комендоров, на праздник. Мы комсомольцам расскажем, как наши советские орудия стреляют, доску им смастерим, а на ней нарисуем, сколько наш корабль попаданий имел до соцсоревнования и сколько теперь имеет. И скажут нам комсомольцы: вот молодцы советские комендоры, всех буржуев на мушке держат!
Ничего краснофлотцы ему не ответили. Прав был по-своему комендор.
Разве нет?
Верно эго, что все для артиллерии на корабле работают, плавают и учатся. Смешно даже и представить корабль без пушек!
Совсем уж надумали комендора на праздник послать, да гут кок из камбуза прибежал, сердитый. Напыжился кок да как рявкнет:
- Я вас всех… ответственней. Я повелитель ваших краснофлотских желудков. Не варил бы я вам обедов и ужинов, ничего бы вы делать не могли. Ни под воду лазить, ни из пушек стрелять. Самая моя ответственная специальность, и самый я лучший делегат, потому что я вас всех но пальцам знаю.
Спросят меня комсомольцы: «Почему это, товарищ кок, кочегар больше, чем сигнальщик, пищи истребляет?» Я тут же и отвечу: «Потому что несравненно его работа сигнальной тяжелее».
Спросят меня опять: «Почему, товарищ кок, водолазы рыбу есть не любят?» Тут же я и отвечу комсомольцам: «Потому водолазы рыбу есть не любят, что она им и под водой надоела».
Засмеялись краснофлотцы пуще прежнего, ногами о палубу топочут, говорить от смеху ничего не могут.
Даже медузы подплыли поближе к кораблю и тоже смеются по-своему.
А медвежонок Егорка, услышав голос кока, прибежал, голову набок повернул, лапу протянул и облизывается. Думает чудак Егорка, что ему кок сейчас что-нибудь вкусное даст.
Посмеялись-посмеялись краснофлотцы, да и задумались.
- А ведь правильно повелитель наших желудков рассуждает.
Кок совсем разошелся. Машет чумичкой, шумит, сигнальщику по шее заехал.
- Вы и смеетесь так здорово потому, что я вам обед вкусный готовлю. И встаю я раньше вас всех. Вы еще досыпаете, а я уж на камбузе все продукты разберу и приготовлю. Вот уж о ком думают все сразу, так это обо мне, и бывает это без десяти минут двенадцать, перед обедом! Даже Егорка, на что уж зверь, и то обо мне думает. Вот заболею я, что вы без меня делать станете? Слушайте-ка, товарищи, что я вам скажу. Кочегару мыться долго, он в угле весь перепачкан, а я сейчас переоденусь, и посылайте меня хоть на три праздника сразу-не посрамлю наш славный крейсер. Вот товарищ писарь мне сейчас и документ напишет. Напечатаешь ведь, товарищ писарь?
Писарь докурил папироску, бросил ее в кадку, что на флоте обрезом называется, и ответил:
- Нет, не напечатаю!
Кок даже рот разинул от удивления.
- Как это так не напечатаешь?
- А ты разве без документов не можешь ехать?
Кок руками развел, обиделся.
- Как же я без документов поеду, меня и с корабля не пустят!
Писарь помолчал, помолчал, да и сказал.
- Ну вот и выходит, товарищи, что я самый ответственный и что меня на праздник послать нужно.
Ничего краснофлотцы писарю не ответили. Прав был писарь по-своему.
Разве нет?
Незаметная его работа, а как же без нее? Стучит на машинке писарь целый день, приказы, документы всякие перепечатывает. Даже в отпуск без писаря не уедешь. Он и литер на проезд выдает высчитывает, сколько чего нужно, тук-тук на машинке-поезжай, товарищ, в отпуск, все у тебя документы в исправности.
Сидят краснофлотцы, задумались. Скоро рабочий день начнется, тут уж не до выборов-не отставай от своей бригады только. Вот ведь заковыка какая вышла! Кто же это самый лучший, по специальности ответственный и о красном флоте все знает?
Тут и заговорил один краснофлотец, десятый. Всех черней загорел он, а нос, так тот вовсе облупился.
Встал десятый краснофлотец, рослый, стройный, обвел корабль глазами, сощурились глаза.
- Послушайте и меня, строевого, товарищи! Не стану я говорить о своей строевой специальности, хоть и трудна и ответственна она.
Все узлы мы должны знать, блоки, гаки, тросы, якоря-всего не перечесть. Не стану говорить о своей специальности. Такая же она, как и все- не хуже, не лучше, а необходимая. На корабле каждый специалист, как и на заводе. Без специальности человек на корабле помеха.
Только вот иной специалист во флоте появился - ударник. Как же это мы и забыли о нем, и кого еще, кроме лучших ударников, послать на комсомольский праздник? Им-то на комсомольском рабочем празднике и место!
Тут все краснофлотцы с мест поднялись, закричали в один голос:
- Да здравствуют герои флота, ударники!
- Ударников на съезд! Самые они лучшие и по специальности ответственные!
Егорка подумал, что снова приборка началась, и в сетке спрятался. Когда поутих шум, Егорка вылез из сеток и перед коком уселся, услышали краснофлотцы… смеется кто-то сверху.
Подняли головы и видят: стоят на мостике командир с комиссаром и посмеиваются.
Комиссар свесился вниз и говорит:
- Слушал я вас всех внимательно, не перебивал. Слышал, как вы все за свою специальность беспокоитесь. Настоящие вы сознательные краснофлотцы. Только в советском флоте краснофлотцы знают, что трудовому народу служат. За него и в бой пойдут, когда капиталисты на Советский союз нападут. Умереть придется, и это не беда. С такими краснофлотцами никакой враг не страшен. Это потому, что все мы знаем, что за нашими спинами первое трудовое государство строится и что мы сами советские граждане. Правильно строевой краснофлотец сказал. Все вы нужны кораблю, все вы на месте. Только еще нужнее теперь нашей стране ударники, что же это за комсомольский праздник без ударников-краснофлотцев? И давайте лозунг такой объявим: тот не краснофлотец, кто не ударник. Кто за то, чтобы ударников на комсомольский съезд послать?
Все подняли руки, а кок даже две поднял.
Тут заиграли горнисты к подъему флага. Выстроились все краснофлотцы и командиры корабля и смотрят на корму.
А на корме по флагштоку подымался алый флаг, развернулся по ветру, и всем видна стала пятиконечная советская звезда.
Трудовой день во флоте начинался.
