"Судебный Вѣстникъ" въ ряду другихъ офиціальныхъ изданій.-- Количество оправдательныхъ приговоровъ въ рѣшеніяхъ присяжныхъ.-- Какое иногда впечатлѣніе на зрителей производятъ строгіе приговоры.-- Преобладаніе крестьянъ въ составѣ присяжныхъ засѣдателей.-- Присяжные крестьяне, въ глазахъ нѣкоторыхъ, все-таки мужичье.-- Люди образованные и необразованные въ сужденіяхъ о дѣлахъ, имѣющихъ политическій оттѣнокъ.-- Два дѣла о возмущеніяхъ крестьянъ.-- Руководствуются ли присяжные крестьяне сословными симпатіями.-- Обвиненіе крестьянина въ жестокомъ обращеніи съ женою и оправданіе помѣщика, обвиняемаго въ жестокомъ обращеніи съ крестьянами.-- Темныя стороны крестьянскаго большинства въ судебныхъ дѣлахъ.-- Сбивчивость въ отвѣтахъ на вопросы.-- Установленіе предварительнаго разсмотрѣнія судомъ приговоровъ присяжныхъ.
Газета министерства юстиціи, "Судебный Вѣстникъ", редактируемая профессоромъ Чебышевымъ-Дмитріевымъ, должна быть поставлена ниже всѣхъ существующихъ у насъ офиціальныхъ органовъ, хотя, но важности предмета, которому она посвящена, отъ ея редакціи можно бы было ждать большаго вниманія къ своему дѣлу. Взгляните, напримѣръ, на "Сѣверную Почту", органъ министерства внутреннихъ дѣлъ, или на "Русскій Инвалидъ", органъ военнаго министерства. И то, и другое изданіе внимательно слѣдятъ за всѣмъ, что имѣетъ какое-нибудь отношеніе, хотя бы и самое ничтожное, къ сферѣ тѣхъ вѣдомствъ, интересы которыхъ они представляютъ. Въ нихъ вы всегда найдете большое количество матеріаловъ, хотя бы и необработанныхъ, касающихся ихъ спеціальностей. Такъ, "Русскій Инвалидъ", при каждомъ удобномъ случаѣ, знакомитъ своихъ читателей съ состояніемъ русской арміи, иногда даже по сравненію ея съ арміями иностранныхъ государствъ; каждое событіе въ воепномъ мірѣ сопровождается болѣе или менѣе подробнымъ описаніемъ, и весьма краснорѣчивымъ, на страницахъ "Инвалида"; каждая офиціальная мѣра объясняется соотвѣтственными размышленіями редакціи, которой, разумѣется, ближе извѣстны, чѣмъ прочимъ редакціямъ, истинныя причины, произведшія то или другое распоряженіе; далѣе, на страницахъ "Инвалида" вы всегда найдете множество свѣденій относительно такихъ предметовъ, которые никому не могли быть извѣстны, кромѣ лицъ, находящихся въ близкихъ сношеніяхъ съ военнымъ министерствомъ и которые, слѣдовательно, являясь въ печати, прежде всего должны украсить страницы "Инвалида" и оттуда уже перейти на страницы остальныхъ газетъ. Тутъ вы найдете статистическія цифры, сообщенія, извѣщенія, соображенія и выводи, составленныя уже самой редакціей и, конечно, представляющіе не малый интересъ для спеціалистовъ. Точно также поступаетъ и "Сѣверная Почта"; и въ этой газетѣ вы найдете все, что касается министерства внутреннихъ дѣлъ, множество цифръ изъ больничнаго, тюремнаго, почтоваго и другихъ міровъ, множество свѣденій о пожарахъ, наводненіяхъ, грабежахъ и всякихъ другихъ происшествіяхъ въ Россіи, не говоря уже о министерскихъ циркулярахъ къ губернаторамъ и иныхъ офиціальныхъ распоряженіяхъ. Всѣ эти извѣстія появляются въ газетѣ не случайно, а съ строгою офиціальною правильностію, и всѣ они текутъ въ "Сѣверную Почту", какъ въ свой естественный резервуаръ, откуда уже черпаются и другими газетами. Въ обоихъ этихъ изданіяхъ вы видите дѣло рукъ, преданныхъ своимъ интересамъ, чувствуете присутствіе лицъ, заботящихся о томъ, чтобы сообщить извѣстіямъ и цифрамъ именно такой-то, а не другой характеръ, словомъ, видите заботу, вниманіе, пожалуй даже нѣкоторую боязнь ошибиться, а все это свидѣтельствуетъ о томъ, что въ редакціи двухъ упомянутыхъ газетъ находятся люди, желающіе представлять свои вѣдомства въ наилучшемъ видѣ и служить имъ съ усердіемъ самыхъ исправныхъ чиновниковъ.
Ничего подобнаго не находимъ мы въ "Судебномъ Вѣстникѣ". Если можно его сравнить съ какими нибудь офиціальными періодическими изданіями, то развѣ только съ "Полицейскими Вѣдомостями". Какъ въ этихъ послѣднихъ участіе редакціи ограничивается лишь надзоромъ, чтобы приказъ оберъ-полицмейстера не былъ помѣщенъ на послѣдней страницѣ, а объявленіе Кача на первой, точно также роль редактора "Судебнаго Вѣстника" состоитъ въ наблюденіи, чтобы "судебныя резолюціи" всегда печатались прежде, а не послѣ "судебнаго указателя". Въ самомъ дѣлѣ, обычный составъ этой газеты слѣдующій: офиціальныя распоряженія (доставляются сенатскими вѣдомостями или министерствомъ юстиціи), судебная хроника, то есть стенографическій отчетъ о какомъ нибудь процессѣ (доставляется стенографами по ихъ собственному усмотрѣнію), затѣмъ, нѣкоторыя рѣшенія окружныхъ судовъ и судебныхъ палатъ (получаются изъ канцелярій судовъ и палатъ), судебныя резолюціи и указатель (получаются оттуда же), наконецъ, объявленія (доставляются всѣми желающими). Таковъ, повторяемъ, обыкновенный, казенный составъ органа министерства юстиціи. Въ немъ мы не видимъ ни малѣйшаго желанія со стороны редакціи сдѣлать единственную у насъ судебную газету сколько нибудь живою и интересною, не замѣчаемъ даже случайнаго стремленія затрогивать вопросы, тѣсно связанные съ судебной реформой и прямо вытекающіе изъ нея; мы видимъ, напротивъ, полное нежеланіе со стороны лицъ, завѣдующихъ газетой, заниматься чѣмъ нибудь, выходящимъ изъ уровня казенныхъ рамокъ изданія, полное невниманіе къ дѣлу, за которое она взялась, даже какъ будто неохоту, лѣнь, нерасположеніе къ этому дѣлу. Правда, въ "Судебномъ Вѣстникѣ" помѣщаются иногда статейки, доставленныя посторонними лицами, о примѣненіи на практикѣ такой-то статьи закона, помѣщаются казенные отчеты о движеніи дѣлъ въ судахъ, но все это носитъ характеръ случайности, во всемъ этомъ не видно ни малѣйшаго участія редакціи. Множество любопытныхъ и важныхъ судебныхъ фактовъ являются въ другихъ изданіяхъ, непосвященныхъ спеціально судебному дѣлу, множество любопытныхъ процессовъ печатаются въ частныхъ газетахъ -- и все это совершается помимо спеціальнаго судебнаго изданія. Мало этого; редакція "Вѣстника" не пользуется даже тѣми выгодами своего положенія, которыя доступны только ей одной; такъ, напримѣръ, она почти никогда не сообщаетъ никакихъ статистическихъ цифръ, которыя легко бы могла почерпнуть изъ свѣденій, находящихся въ министерствѣ юстиціи и которыя для другихъ изданій недоступны; она не сообщаетъ никакихъ извѣстій (кромѣ случайныхъ и очень рѣдкихъ корреспонденцій) о развитіи судебнаго дѣла въ провинціи, она вообще держитъ себя на приличномъ разстояніи отъ всего, что совершается въ судебномъ вѣдомствѣ, какъ будто ей до этого нѣтъ никакого дѣла. Она даже не слѣдитъ за тѣмъ, что говорится въ остальныхъ газетахъ о судебныхъ дѣлахъ. Конечно, будь "Судебный Вѣстникъ" частное изданіе, мы о немъ не сказали бы ни слова, потому что его выписывали бы только тѣ, кому онъ нравится; а вольному -- воля. Но это изданіе не частное, а офиціальное, имѣющее почти обязательныхъ подписчиковъ и пользующееся нѣкоторыми привилегіями, для другихъ недоступными. Въ виду этого, мы имѣемъ право требовать отъ "Судебнаго Вѣстника" гораздо болѣе добросовѣстнаго отношенія къ дѣлу и помѣщенія на его страницахъ такихъ матеріаловъ, которые -частными лицами не могутъ быть получены ни откуда. Было бы странно съ нашей стороны исчислять здѣсь тѣ извѣстія, которыя желательно бы видѣть на страницахъ "Судебнаго Вѣстника"; дѣло, которому посвящено это изданіе, такъ ново и важно для насъ, русскихъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ такъ многосодержательно, что даже нѣтъ возможности перечислить всѣхъ извѣстій, которыя могутъ интересовать читателя. Замѣтимъ только, что между многими другими свѣденіями, наибольшій интересъ представляютъ слѣдующія: цифры относительно дѣлъ, рѣшаемыхъ съ присяжными и безъ присяжныхъ, итоги оправдательныхъ и обвинительныхъ приговоровъ и ихъ процентное отношеніе, дѣятельность мировыхъ судей, съ указаніемъ количества рѣшаемыхъ ими дѣлъ, группировка этихъ дѣлъ но извѣстнымъ отдѣламъ и т. п. Мы уже не говоримъ о выходахъ изъ подобныхъ данныхъ; для выводовъ найдутся люди; намъ бы только хоть сухія цифры, которыя для сколько нибудь внимательной редакціи не представляли бы ни малѣйшихъ затрудненій. А "Судебный Вѣстникъ" не только не обращаетъ никакого вниманія на. подобныя данныя, но даже совсѣмъ никогда не упоминаетъ о мировыхъ судьяхъ, какъ будто ихъ вовсе не существуетъ. Вообще участіе редакціи въ изданіи "Судебнаго Вѣстника" ограничивается буквально приставкою нѣсколькихъ словъ въ началѣ нѣкоторыхъ нумеровъ, такого содержанія: "Обращаемъ вниманіе нашихъ читателей на помѣщаемое въ семъ нумерѣ судебное рѣшеніе по дѣлу Иванова съ Петровымъ". Затѣмъ слѣдуютъ десять или пятнадцать строкъ -- и дѣло редакціи кончено: все остальное предоставляется усмотрѣнію стенографовъ и наборщиковъ. И такова наша единственная офиціальная газета, пользующаяся, между прочимъ, монополіей -- подвергать судебныя рѣшенія критической оцѣнкѣ. Очевидно, что для подобнаго веденія дѣла вовсе не нужно быть профессоромъ.
Мы вспомнили и заговорили о "Судебномъ Вѣстникѣ" потому, что насъ заинтересовало слѣдующее любопытное явленіе въ судебномъ мірѣ: почти половина дѣлъ, рѣшаемыхъ съ участіемъ присяжныхъ засѣдателей -- сколько могли мы это замѣтить -- кончается оправданіемъ подсудимыхъ. Конечно, мы очень легко можемъ ошибиться, принявъ нѣсколько отдѣльныхъ случаевъ за общее явленіе, но такъ какъ офиціальныхъ свѣденій для провѣрки этихъ данныхъ, благодаря "Судебному Вѣстнику", мы не имѣемъ, то намъ поневолѣ приходится опираться на наши собственныя впечатлѣнія. Впрочемъ, мы имѣли терпѣніе сосчитать всѣ резолюціи, помѣщенныя въ "Судебномъ Вѣстникѣ" за нынѣшній годъ, относительно дѣлъ, рѣшенныхъ въ петербургскомъ судѣ съ присяжными засѣдателями, и нашли, что обвинительныхъ приговоровъ было только вдвое больше, чѣмъ оправдательныхъ. Относительно провинціальныхъ судовъ мы не могли навести такихъ точныхъ справокъ, но мы помнимъ, что въ большинствѣ тѣхъ провинціальныхъ дѣлъ, которыя рѣшались присяжными и отчеты о которыхъ были напечатаны въ газетахъ, оканчивались полнымъ оправданіемъ подсудимыхъ." Кромѣ того почти всѣ обвинительные приговоры сопровождались замѣчаніемъ: "по обстоятельствамъ дѣла, подсудимый заслуживаетъ снисхожденія", а что имѣетъ большое вліяніе на размѣръ наказанія обвиненному. Словомъ, русскій народъ выказываетъ въ лицѣ присяжныхъ засѣдателей ту мягкость и гуманность, которыя подали поводъ газетѣ "Вѣсть" утверждать, что новые суды наполнятъ Россію ворами и разбойниками.
Какое вліяніе на подсудимыхъ и на публику оказываютъ строгіе и какое слабые приговоры -- объ этомъ мы много распространяться не будемъ, а приведемъ только слѣдующій любопытный фактъ. Недавно въ Казани совершали судебный приговоръ надъ женщиной, осужденной за убійство мужа. Въ числѣ зрителей находилась жена содержателя питейнаго заведенія. Наказаніе произвело на нее такое впечатлѣніе, что она, вернувшись домой, взяла топоръ и зарубила своего спящаго мужа; потомъ прикрыла его и продолжала торговать, пока не обнаружилось убійство. Фактъ, конечно, исключительный, но часто именно въ такихъ-то фактахъ и проявляется рѣзкими чертами то впечатлѣніе, какое въ мепьшей степени испытываетъ вся масса.
Впрочемъ, объ этомъ фактѣ мы упомянули мимоходомъ и вовсе не имѣемъ намѣренія доказывать, что присяжные, произнося оправдательные приговоры, руководствуются какими нибудь соображеніями, выходящими за предѣлы каждаго разсматриваемаго ими случая. Такихъ соображеній невозможно допустить въ присяжныхъ уже потому, что наши крестьяне вообще не привыкли соображать теоретически, а большинство присяжныхъ въ провинціальныхъ судахъ всегда составляютъ крестьяне. Это совершенно понятно, если вспомнить, что законъ не дозволяетъ быть присяжными священникамъ и монахамъ, всѣмъ военнымъ, состоящимъ какъ въ морской, такъ и сухопутной службѣ, наконецъ, всѣмъ, находящимся въ услуженіи у частныхъ лицъ. Крестьянъ въ Россіи мужескаго пола 25 милліоновъ; тогда какъ другихъ сословій, имѣющихъ право быть присяжными, какъ-то, дворянъ, потомственныхъ и личныхъ, и городскихъ сословій, всего только 3 милліона. А если принять во вниманіе, что большинство городскаго населенія, составляющаго 2 1/2 милліона, не владѣетъ такимъ размѣромъ собственности, какой даетъ право быть присяжнымъ, то на сторонѣ крестьянъ окажется еще болѣе значительное большинство. Поэтому часто случается, что нѣкоторыя дѣла разсматриваются одними крестьянами, или если и не ими одними, то при самомъ ничтожномъ участіи лицъ другихъ сословій; сколько мы могли замѣтить, обыкновенно бываетъ такъ, что изъ двѣнадцати человѣкъ, составляющихъ присутствіе присяжныхъ засѣдателей, девять или десять принадлежатъ къ крестьянскому и только два или три къ другимъ сословіямъ. На такое значительное преобладаніе крестьянъ, кромѣ ихъ естественнаго большинства въ составѣ населенія, имѣетъ вліяніе еще и то обстоятельство, что лица другихъ сословій всѣми способами стараются улизнуть отъ исполненія обязанностей присяжнаго засѣдателя. Такъ, напримѣръ, однажды ковровскій корреспондентъ "С.-Петербургскихъ Вѣдомостей" сообщалъ, что во Владимірскій окружный судъ очень часто не являются присяжными засѣдателями люди болѣе или менѣе именитые, отговариваясь болѣе или менѣе уважительными причинами. Въ одну изъ очередей для ковровскаго уѣзда не явилось ихъ очень много. Одинъ изъ купцовъ, не чувствуя охоты быть присяжнымъ и желая отъ этого отдѣлаться старымъ порядкомъ, просилъ одного врача дать ему свидѣтельство о болѣзни. Мѣстный врачъ поусердствовалъ и написалъ, что купецъ лежитъ при смерти. Тогда почтенный гражданинъ Коврова взялъ это свидѣтельство и отправился съ нимъ во Владиміръ для личной передачи и "личныхъ переговоровъ".-- Да кто же это при смерти-то лежитъ и не можетъ быть присяжнымъ? спрашиваютъ купца, просматривая его свидѣтельство о болѣзни.-- Это я-съ, отвѣчаетъ купецъ. Отвѣтъ, какъ видите, былъ слишкомъ наивный;-- и почтеннаго гражданина насильно засадили въ число присяжныхъ засѣдателей. Можно себѣ представить, съ какимъ вниманіемъ слѣдилъ онъ за дѣломъ. Но не всѣ же до такой степени наивны, и потому многіе успѣшнѣе ковровскаго купца достигаютъ своей цѣли, желая избѣжать необходимости быть присяжнымъ засѣдателемъ. Одни представляютъ только свидѣтельства о болѣзни, а сами не являются, другіе опираются также на законныя основанія и отказываются отъ засѣдательства потому, что отбывали эту "повинность" въ прошломъ году и т. д. Какъ бы то ни было, но въ концѣ концовъ выходитъ то, что крестьяне составляютъ рѣшительное большинство между присяжными засѣдателями, хотя имъ эта повинность очень часто приходится черезъ силу. Въ самомъ дѣлѣ, присяжнымъ крестьянамъ нужно переѣзжать на судебную сессію изъ деревень въ городъ. Кромѣ расходовъ, соединенныхъ съ такимъ переѣздомъ и потери нѣсколькихъ рабочихъ дней, имъ приходится еще тратить не мало денегъ на содержаніе себя въ городѣ. Въ виду такихъ расходовъ, обременительныхъ для крестьянъ, нѣкоторые хлопотали о томъ, чтобы иногороднимъ присяжнымъ давать отъ города даровое помѣщеніе на все время засѣданій суда. Такъ, напримѣръ, предсѣдатель минской земской управы (московской губ.), во время наѣзда въ Клинъ отдѣленія московскаго окружнаго суда, просилъ городскаго голову дать вызваннымъ изъ деревень присяжнымъ хоть даровую квартиру; но голова и въ этомъ отказалъ, сославшись на недостатокъ свободныхъ помѣщеній въ городѣ и на невозможность обременять горожанъ.
Преобладаніе между присяжными засѣдателями крестьянъ имѣетъ сильное вліяніе на большое число оправдательныхъ приговоровъ. Но это происходитъ, какъ мы сказали, не въ силу соображеній о томъ, что чѣмъ строже наказаніе, тѣмъ сомнительнѣе его польза, а совсѣмъ по другимъ причинамъ. Простой народъ, произнося свои приговоры о виновности или невинности подсудимаго, руководствуется буквально тѣмъ, что онъ видитъ и слышитъ на судѣ -- чего и требуетъ законъ,-- и вовсе попринимаетъ во вниманіе постороннихъ обстоятельствъ или побочныхъ вліяній, какія могутъ оказаться вслѣдствіе оправданія подсудимаго. Всѣ мы вмѣстѣ и каждый изъ насъ въ отдѣльности имѣемъ привычку нравоучитъ, и изъ каждаго подходящаго случая дѣлать орудіе для разныхъ благонамѣренныхъ цѣлей. Такъ, напримѣръ, если извѣстный подсудимый обвиняется въ сопротивленіи законнымъ властямъ, то мы обращаемъ вниманіе не на то, виновенъ ли этотъ подсудимый во взведенномъ на него преступленіи, а больше на то, полезно ли потворствовать противникамъ законныхъ властей. А такъ какъ мы не колеблясь рѣшаемъ, что не только по полезно, но положительно вредно, то у насъ сейчасъ же является намѣреніе скорѣе обвинить, чѣмъ оправдать подсудимаго. Въ подобныхъ случаяхъ мы, обыкновенно, разсуждаемъ слѣдующимъ образомъ: я присяжный засѣдатель; передо мною, на скамьѣ подсудимыхъ, человѣкъ, обвиняемый въ сопротивленіи законнымъ властямъ; чтобы предать этого человѣка суду присяжныхъ, нужно было сперва произвести предварительное слѣдствіе при посредствѣ судебнаго слѣдователя, затѣмъ составить обвинительный актъ въ прокурорской камерѣ, наконецъ, получить разрѣшеніе со стороны судебной палаты. Безъ одобренія хотя одной изъ этихъ инстанцій, человѣкъ не былъ бы преданъ суду. И вотъ, хотя его виновность не вполнѣ для насъ уяснена, но, принимая во вниманіе, что дѣйствія его подали достаточный поводъ судебному слѣдователю, потомъ прокурорской власти, наконецъ, судебной палатѣ начать преслѣдованіе, а также то, что по слѣдуетъ потакать, въ видахъ государственной безопасности, противникамъ законной власти, мы не колеблясь отвѣчаемъ: "да, виноватъ". Произнося подобный приговоръ, мы имѣемъ въ виду преимущественно государственный интересъ, чѣмъ интересъ частнаго лица, находящагося передъ нами на скамьѣ подсудимыхъ. Что нужды намъ до того, что пострадаетъ одно лицо для поддержанія государственнаго принципа! Fiat justifia, pereaf mundus -- говоритъ нелѣпая пословица. Кромѣ того, многіе изъ насъ, или по роду своихъ занятій, или по старымъ привычкамъ, склонны смотрѣть на подсудимаго болѣе съ прокурорской точки зрѣнія. Недаромъ же законъ воспрещаетъ вступать въ число присяжныхъ засѣдателей членамъ судебныхъ мѣстъ, участковымъ мировымъ судьямъ, оберъ-секретарямъ и секретарямъ судебныхъ мѣстъ, судебнымъ приставамъ, прокурорамъ и ихъ товарищамъ, наконецъ, вообще всѣмъ чиновникамъ полиціи. Эти лица, но самому роду своихъ занятій, привыкаютъ на каждаго человѣка смотрѣть съ исключительной точки зрѣнія, и прежде всего стараться подмѣтить, не совершилъ ли или не намѣренъ ли онъ совершить какое нибудь преступленіе. Къ человѣку же, сидящему на скамьѣ подсудимыхъ и окруженному военной стражей, они еще болѣе склоняй относиться какъ къ полному преступнику, чѣмъ какъ къ подсудимому, котораго виновность еще -- недоказанный фактъ. Но и всѣ мы, люди образованные, хотя и не принадлежимъ къ числу полицейскихъ чиновниковъ, прокуроровъ и т. п., но все-таки заражены тою же страстишкой, которая у вышепоименованныхъ лицъ составляетъ настоящую страсть. Такимъ образомъ, мы обладаемъ двумя качествами, которыхъ нѣтъ у необразованныхъ крестьянъ: во-первыхъ, смотрѣть на подсудимаго почти какъ на полнаго преступника, и во-вторыхъ, въ каждомъ отдѣльномъ фактѣ преступленія видѣть не одинъ только этотъ фактъ, но цѣлый рядъ ему подобныхъ, то-есть, возводить частный случай въ общій. Крестьяне не въ состояніи руководствоваться подобными соображеніями, и вотъ почему они такъ часто оправдываютъ подсудимыхъ.
Возьмемъ для примѣра частный случай -- извѣстное "рыкайловское дѣло" или, какъ оно названо въ офиціальномъ отчетѣ, "дѣло о временно-обязанныхъ крестьянахъ Великолуцкаго уѣзда, Петрѣ Спиридоновѣ и Иларіонѣ Ефимовѣ обвиняемыхъ въ сопротивленіи приставу 3 стана великолуцкаго уѣзда, Малысевичу, имѣвшему при себѣ револьверъ". Прокурорская власть такъ излагала свое обвиненіе (мы изложимъ его въ нѣсколькихъ словахъ): приставъ Малькевичъ пріѣзжаетъ въ деревню Субочево продавать крестьянскій скотъ, назначенный въ продажу мировымъ посредникамъ, для пополненія недоимки. Крестьяне не стали давать Малькевичу своего скота, на томъ основаніи, что у нихъ не кончены разсчеты съ помѣщицей, которой они будто бы должны, тогда какъ, на саломъ дѣлѣ, она имъ должна, а не они ей. Приставъ, увидя сопротивленіе, вынулъ изъ кармана револьверъ и сталъ читать, какому они подвергаются наказанію за сопротивленіе власти. Но крестьяне ничего не слушали и только говорили, что "Государь не позволилъ продавать ихъ скотъ". Тогда приставъ прибѣгъ къ силѣ и хотѣлъ было, при помощи понятыхъ, отбирать скотъ у каждаго крестьянина по одиночкѣ. Но при первомъ же опытѣ онъ встрѣтилъ сильный отпоръ со стороны всѣхъ крестьянъ, собравшихся у того двора, съ котораго онъ хотѣлъ начать отбираніе скота. Увидя, что двери, черезъ которыя можно было приникнуть во дворъ, заперты, а ворота защищались крестьянами, приставъ велѣлъ ломать дверь. Но лили, только понятые принялись за работу, какъ крестьяне столкнули всѣхъ ихъ, въ томъ числѣ и пристава, съ крыльца и усиливались отнять у пристава револьверъ; затѣмъ, втолкнувъ въ толпу, начали рвать (?) ему руки. Послѣ этого приставъ рѣшился уѣхать изъ деревни, предваривъ крестьянъ, что онъ будетъ теперь ждать "особаго" распоряженія, на что крестьяне съ крикомъ отвѣчали, "что онъ отъ нихъ требуетъ совершенно беззаконно, и что продажа скота дѣлается по его произволу, и что они обо всемъ этомъ доведутъ до свѣденія Государя Императора, и что онъ не имѣлъ права пріѣзжать къ нимъ съ револьверомъ". Таково въ общихъ чертахъ содержаніе обвинительнаго акта.
Мы приглашаемъ нашихъ читателей поставить себя на мѣсто присяжныхъ засѣдателей, призванныхъ опредѣлить виновность или невинность двухъ "главныхъ зачинщиковъ" въ вышеизложенномъ происшествіи; мы приглашаемъ ихъ, въ особенности н ѣ которыхъ изъ нихъ, положа руку на сердце, отвѣтить намъ: ручаются ли они за то, что обсуждая это дѣло, они отрѣшились бы отъ всякихъ постороннихъ соображеній, имѣющихъ государственный, политическій характеръ и разсматривали бы его только по отношенію къ тѣмъ двумъ лицамъ, которыя находились на скамьѣ подсудимыхъ? Имѣютъ ли они на столько твердости и безпристрастія, чтобы не подумать объ опасности, которая будто бы угрожаетъ спокойствію государства въ случаѣ оправданія подсудимыхъ, хотя бы они и не были вполнѣ виноваты? Не явилось ли бы у нѣкоторыхъ изъ нихъ желаніе сдѣлать двухъ подсудимыхъ агнцами искупленія за произведенные крестьянами безпорядки и всю деревню наказать только въ ихъ лицѣ? Вѣроятно очень многіе изъ нихъ не удержались бы и произнесли бы обвинительный приговоръ, даже при отсутствіи полнаго убѣжденія въ виновности подсудимыхъ. Но къ счастію для послѣднихъ, составъ присяжныхъ былъ слѣдующій: восемь крестьянъ, одинъ мѣщанинъ, два купца и одинъ дворянинъ. Подсудимые были оправданы и, конечно, немедленно освобождены изъ-подъ стражи.
Другое подобнаго же рода дѣло производилось въ данковскомъ окружномъ судѣ (Рязанской губерніи) и уже заранѣе получило громкую извѣстность подъ именемъ "открытаго возстанія крестьянъ". Сущность его такова: въ 1866 году, между крестьянами села Хрущовки, имѣнія барона Медемъ, распространился слухъ, что требованіе отправлять издѣльную повинность на землѣ помѣщика, находящейся за чужими рубежами, незаконно. Вслѣдствіе этого они порѣшили извѣстное пространство помѣщичьей земли не пахать. Мировой посредникъ сталъ ихъ усовѣщевать, но они не слушали. Нѣсколько разъ крестьяне обращались къ "Положенію", но сами прочитать ничего не могли, а другимъ не вѣрили. Между тѣмъ работа не двигалась. Тогда губернаторъ потребовалъ къ себѣ нѣсколькихъ человѣкъ изъ хрущовскихъ крестьянъ и категорически приказалъ имъ работать, но и его приказаніе не подѣйствовало. А время проходило и уже успѣла нарости значительная недоимка. Тогда губернское по крестьянскимъ дѣламъ присутствіе рѣшило переложить эту недоимку на деньги и мировой посредникъ назначилъ уже день для отобранія крестьянскаго скота. Приставъ описалъ всю скотину, бывшую въ нолѣ. Явились понятые, исправникъ и мировой посредникъ. Но когда всѣ эти лица выѣхали изъ деревни забирать скотину, то были встрѣчены хрущевскими крестьянами съ палками и кольями, которыми они махали, желая остановить понятыхъ. Понятые остановились. Изъ толпы собравшихся крестьянъ слышались жалобные крики: "караулъ! Мамаево побоище!" Приставъ, указавъ на крестьянина Рыбакова, сказалъ: вотъ этотъ рыжій всегда впереди, на что Рыбаковъ отвѣчалъ: авось и ты такой же рыжій, какъ и я. За это приставъ приказалъ его взять въ волостное правленіе, но когда волостной старшина хотѣлъ исполнить приказаніе, на него бросились крестьяне и вырвали Рыбакова. Спустя нѣсколько дней губернаторъ снова потребовалъ къ себѣ бывшихъ у него пятерыхъ крестьянъ, но міръ отказался пустить ихъ. Послѣ этого исправникъ съ приставомъ самъ отправился за ними, взявъ 200 человѣкъ понятыхъ изъ окружныхъ селъ. Былъ собранъ полный сходъ. Понятымъ приказано было окружить сходъ для того, чтобы онъ не разошелся. Тогда весь сходъ сталъ на колѣни и началъ просить понятыхъ заступиться за правое дѣло... Было испробовано еще нѣсколько мѣръ, но все неудачно. Тогда рязанскій губернаторъ ввелъ въ село войско и началъ производить экзекуцію. Нѣсколько высѣченныхъ человѣкъ не вытерпѣли и дали согласіе исполнить все, что отъ нихъ потребуютъ. За высѣченными дрогнулъ весь міръ и сталъ просить прощенія. Изъ хрущовскихъ крестьянъ было арестовано 54 человѣка, которые и очутились на скамьѣ подсудимыхъ. Дѣло тянулось цѣлыхъ два дня и судьба подсудимыхъ висѣла на волоскѣ, такъ какъ прокуроръ требовалъ примѣненія къ нимъ той статьи закона, которая содержитъ въ себѣ наказаніе 20-лѣтней каторжной работой. Но присяжные засѣдатели не увлеклись ужасающей наружностью этого дѣла и внимательно обсудили участіе въ немъ 54 подсудимыхъ, а также причины, побудившія ихъ произвести безпорядки. Присяжнымъ было предложено для разрѣшенія 200 вопросовъ, но изъ нихъ только одинъ, объ оскорбленіи пристава неприличными словами, разрѣшенъ былъ противъ подсудимаго, который и приговоренъ къ 10-рублевому штрафу; всѣ остальные подсудимые оправданы.
Мы знаемъ, что найдутся люди, которые вышеприведенные факты объяснятъ гораздо проще, чѣмъ мы ихъ объяснили, и будутъ утверждать, что крестьяне постановляли оправдательные приговоры въ этихъ двухъ случаяхъ потому, что здѣсь дѣло шло о крестьянахъ же, и что слѣдовательно присяжные руководствовались не чувствомъ справедливости, а сословными побужденіями. Но мы можемъ отвѣтить на это слѣдующимъ поразительнымъ фактомъ. Въ ярославскомъ окружномъ судѣ докладывалось недавно дѣло о помѣщикѣ, судимомъ за жестокое обращеніе съ крестьянкой. Подобныхъ дѣлъ въ былое время возбуждалось множество, но они были прекращены по Высочайшему манифесту. Дѣло, о которомъ идетъ рѣчь, началось лѣтъ десять назадъ; помѣщикъ обвинялся въ томъ, что высѣкъ беременную крестьянку; во время производства слѣдствія былъ обнародованъ манифестъ, въ силу котораго и этого помѣщика освободили отъ слѣдствія и суда; однакожъ, ему было воспрещено въѣзжать на жительство въ свою деревню. Такое запрещеніе представляло, конечно, много невыгодъ для помѣщика, и потому онъ, по обнародованіи новыхъ судебныхъ уставовъ, предпочелъ судиться по всей строгости законовъ. Просьба его была уважена. Присутствіе присяжныхъ, которому онъ ввѣрялъ свою судьбу, состояло почти исключительно изъ крестьянъ -- и помѣщикъ былъ оправданъ. Мы думаемъ, что этотъ фактъ лучше всего разрѣшаетъ вопросъ, руководствуются ли крестьяне въ своихъ приговорахъ сословными симпатіями и антипатіями, или нѣтъ.
Вотъ другой фактъ, также весьма краснорѣчиво отвѣчающій на вышеприведенный вопросъ. Въ рязанскомъ судѣ докладывалось дѣло объ одномъ крестьянинѣ, обвиняемомъ въ томъ, что жестокимъ обращеніемъ со своею женою, онъ довелъ ее до рѣшимости на самоубійство. Несмотря на то, что большинство присяжныхъ состояло изъ крестьянъ, которые, какъ извѣстно, вообще не отличаются семейными добродѣтелями, и не смотря на то, что защитникъ подсудимаго особенно напиралъ именно на это обстоятельство (если вы припомните, гг. присяжные, говорилъ защитникъ, мнѣніе того общества, среди котораго выросъ и живетъ подсудимый, взглядъ этого общества на отношенія мужа къ женѣ, вы ни мало не удивитесь, что подсудимый побилъ свою жену, и въ васъ не пробудится ни малѣйшаго чувства негодованія къ поступку подсудимаго), присяжные, однакожъ, все-таки обвинили крестьянина.
Полное безпристрастіе, отсутствіе тенденціозности въ сужденіяхъ о виновности или невинности каждаго подсудимаго -- вотъ свѣтлая сторона преобладанія крестьянъ въ составѣ присяжныхъ засѣдателей. Но оно, къ сожалѣнію, хотя и совершенно естественно, имѣетъ также темныя стороны, зависящія отъ безграмотности и полной неразвитости крестьянъ. Что имъ дала сама природа и условія ихъ быта, тѣмъ они пользуются, но въ чемъ имъ отказало общество -- тѣмъ они, конечно, пользоваться не могутъ. Тяжесть крестьянскихъ ошибокъ и промаховъ пусть ляжетъ на тѣхъ господъ, которые толкуютъ, что народу еще рано образованіе, и которые въ практическихъ своихъ дѣйствіяхъ руководствуются этимъ нелѣпымъ тезисомъ. Въ судебной практикѣ было уже очень много случаевъ, доказывающихъ непривычку крестьянъ мыслить и соображать свои личныя впечатлѣнія съ тѣми требованіями, которыя предъявляетъ имъ судъ. Все, что написано на бумагѣ,-- представляется имъ необыкновенно труднымъ и головоломнымъ; предложите имъ какой нибудь вопросъ устно, они на него сейчасъ же отвѣтятъ, но напишите этотъ самый вопросъ на бумагѣ и дайте прочитать имъ самимъ -- они смутятся и очень часто дадутъ самый нелѣпый отвѣтъ, какъ будто они отвѣчали на удачу, а не сознательно. Люди, занимавшіеся обученіемъ грамотѣ взрослыхъ крестьянъ, умственно нисколько неразвитыхъ, знаютъ множество такихъ фактовъ: научился, напримѣръ, крестьянинъ складывать слоги; положимъ, вы даете ему прочитать слово "баня"; онъ очень ясно и внятно прочтетъ ба-ни. Вы спрашиваете, что онъ прочиталъ -- молчитъ, какъ будто это слово пришлось ему услышать первый разъ въ жизни. Вы повторяете свой вопросъ -- опять молчаніе. Наконецъ вы сами произносите слово баня и спрашиваете ученика, неужели онъ не знаетъ, что такое "баня". Широкая улыбка освѣщаетъ лицо крестьянина. "Какъ бани не знать!" отвѣчаетъ онъ, очень довольный, что въ книжкѣ нашлось такое знакомое слово. Онъ, видите ли, читая книжку, по складамъ, считалъ находящіяся въ ней слова совсѣмъ не тѣми, которыя употребляются въ разговорѣ; книжка и житейскія соображенія стоятъ въ его глазахъ такъ далеко другъ отъ друга, что кажутся ему неимѣющими между собою ничего общаго. Такая же точно несообразительность сказывается часто и въ отвѣтахъ присяжныхъ засѣдателей на предлагаемые имъ письменные вопросы. Крестьянинъ не привыкъ мыслить, и потому онъ часто не въ состояніи связать вынесенное имъ изъ суда впечатлѣніе съ тѣми вопросами, на которые онъ долженъ дать отвѣтъ; онъ часто не въ состояніи понять роль каждаго вопроса въ общей ихъ связи, и полому нерѣдко случается, что отвѣты присяжныхъ противорѣчатъ одинъ другому. Возьмемъ, напримѣръ, отвѣты присяжныхъ по Рыкайловскому дѣлу, содержаніе котораго было изложено выше. Присяжнымъ между прочимъ были предложены слѣдующіе два вопроса: 1) виновенъ ли подсудимый такой-то въ сопротивленіи приставу Малькевичу, при требованіи имъ, но обязанности службы, выдачи скота, назначеннаго въ продажу на пополненіе недоимокъ, числящихся на крестьянахъ? и 2) сопровождалось ли это сопротивленіе со стороны подсудимаго явнымъ насиліемъ, заключающимся въ усиліи отнять револьверъ? На первый изъ этихъ вопросовъ присяжные отвѣчаютъ "нѣтъ, не виновенъ", чѣмъ самъ собою уничтожается второй вопросъ; между тѣмъ, отвѣтивъ отрицательно на первый, присяжные на второй отвѣчали такъ: "да, сопровождалось, но подсудимый, по обстоятельствамъ дѣла, заслуживаетъ снисхожденія". Очевидно, что въ этихъ двухъ отвѣтахъ заключалось явное противорѣчіе, и предсѣдатель суда принужденъ былъ объяснять присяжнымъ, что если на первый вопросъ они отвѣчали отрицательно, то второй долженъ остаться совсѣмъ безъ отвѣта. Тогда присяжные вторично удалились въ совѣщательную комнату и вынесли оттуда уже вполнѣ оправдательный приговоръ.
Подобные случаи чрезвычайно важны, и только такая мертвая газета, какъ "Судебный Вѣстникъ", могла не обратить на нихъ никакого вниманія и не протестовать громогласно, во имя достоинства новаго суда, противъ существующихъ взглядовъ на важность народнаго образованія. Такіе случаи, часто повторяясь, могутъ повлечь за собою весьма важныя измѣненія въ судебныхъ уставахъ. Уже и теперь Сенатъ нашелъ необходимымъ установить нѣчто въ родѣ предварительной цензуры для отвѣтовъ присяжныхъ засѣдателей. Случай, послужившій поводомъ къ такому установленію, былъ слѣдующій: въ тульскомъ окружномъ судѣ съ участіемъ присяжныхъ засѣдателей разсматривалось дѣло о крестьянахъ Русаковѣ и Марѣевѣ, обвинявшихся въ разбоѣ. По окончаніи преній, присяжнымъ были предложены такіе вопросы: виновенъ ли Русаковъ въ похищеніи денегъ, сопровождавшемся нападеніемъ съ оружіемъ въ рукахъ; присяжные отвѣчали -- тьтъ, не виновенъ; виновенъ ли въ томъ же преступленіи Марѣевъ -- да, виновенъ; если Русаковъ и Марѣевъ не виновны въ означенномъ преступленіи, то не виновны ли въ томъ, что отняли деньги съ насиліемъ и угрозами -- да, виновны; если подсудимые виновны въ которомъ либо изъ означенныхъ преступленій, то для совершенія его было ли между ними предварительное согласіе -- да, виновны; если таковое согласіе было, то кто изъ нихъ первый задумалъ совершить преступленіе -- по обстоятельствамъ д ѣ ла, присяжные зас ѣ датели затрудняются разр ѣ шеніемъ этого вопроса; если подсудимые не виновны ни въ одномъ изъ означенныхъ преступленій, то не виновенъ ли Марѣевъ въ тайномъ похищеніи денегъ, -- да, съ предумышленіемъ. Очевидно, что присяжные, давая такіе сбивчивые отвѣты, совершенно спутались, что въ особенности подтверждается послѣднимъ отвѣтомъ, даже нисколько не соотвѣтствующимъ вопросу. Такъ какъ судъ не затруднился постановить приговоръ на основаніи такихъ неопредѣленныхъ и отчасти противорѣчивыхъ отвѣтовъ, то дѣло, по жалобамъ осужденныхъ, поступило въ кассаціонный департаментъ сената, который уничтожилъ этотъ приговоръ и передалъ дѣло на разсмотрѣніе другого суда и съ другими присяжными. Въ этомъ-то рѣшеніи, для избѣжанія подобныхъ случаевъ, сенатъ и установилъ ту цензуру, о которой мы упомянули выше. "Настоящій случай, говоритъ кассаціонный департаментъ, указываетъ на необходимость, для устраненія поводовъ къ отмѣнѣ многихъ приговоровъ и сопряженнаго съ большими затрудненіями пересмотра дѣлъ, окончательно рѣшенныхъ, признать за окружными судами право обращенія присяжныхъ засѣдателей, въ извѣстныхъ исключительныхъ случаяхъ, къ новому обсужденію постановленныхъ судомъ вопросовъ". Но вмѣстѣ съ тѣмъ, "Сенатъ не можетъ не остановиться на томъ соображеніи, что двукратное провозглашеніе отвѣтовъ присяжныхъ, могущихъ оказаться несогласными съ предложенными судомъ вопросами, не соотвѣтствовало бы тому значенію, которое закономъ присвоено рѣшенію присяжныхъ и представлялось бы тягостнымъ для присутствующихъ при этомъ подсудимыхъ, и притомъ необходимость такого порядка вовсе не вытекаетъ изъ разума ст. 816 Уст. Уг. Суд., которою этотъ торжественный обрядъ установленъ именно въ "иду того, что "провозглашенный публично приговоръ присяжныхъ не долженъ уже затѣмъ подлежать ни исправленію, ни измѣненію даже самими присяжными". Для избѣжанія этого, Сенатъ совѣтуетъ предсѣдателямъ судовъ самымъ подробнымъ и точнымъ образомъ излагать присяжнымъ сущность поставленныхъ вопросовъ и напоминать имъ о томъ, что въ случаѣ неясности, они всегда имѣютъ право возвратиться въ зало суда и потребовать объясненій. Наконецъ Сенатъ даетъ право предсѣдателямъ судовъ, въ извѣстныхъ случаяхъ, требовать, чтобы вопросный листъ, для отклоненія всякихъ недоразумѣній, былъ предъявленъ предварительно суду, съ т ѣ мъ, чтобы провозглашеніе р ѣ шенія посл ѣ довало лишь тогда, когда судъ не признаетъ надобности въ дополнительномъ сов ѣ щаніи присяжныхъ. При соблюденіи присяжными такого порядка объявленія приговоровъ, устранится возможность провозглашенія приговора, неимѣющаго законной силы, а присяжные засѣдатели не будутъ поставлены въ необходимость измѣнять, по замѣчаніямъ суда, провозглашенные уже приговоры". Каждый согласится съ тѣмъ, что подобныя указанія Сената вызваны крайнею необходимостью, по за то многіе будутъ согласны и съ нашимъ мнѣніемъ, что подобная мѣра, не смотря на ея очевидную необходимость, все-таки, какъ будто, кладетъ нѣкоторое стѣсненіе, хотя и чисто-формальное, на присяжныхъ засѣдателей, и что было бы лучше, если бы не встрѣтилась надобность прибѣгать къ подобнымъ мѣрамъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ мы не можемъ не заявить нашей полнѣйшей увѣренности въ томъ, что если къ народному образованію будутъ относиться съ такою небрежностью, съ какою относятся теперь, то очень можетъ случиться, что въ судебныхъ уставахъ послѣдуютъ такія коренныя измѣненія, передъ которыми вышеприведенная мѣра кассаціоннаго департамента совершенно поблѣднѣетъ.
Гдб.
"Дѣло", No 5 , 1868