Важный законъ, касающійся мировыхъ учрежденій.-- Представленіе залоговъ, какъ необходимое условіе для подачи жалобъ въ сенатъ.-- Ожидаемое вліяніе этой мѣры на мировой институтъ.-- Осужденный за порубку своего собственнаго лѣса.-- Легкая возможность парализовать неудобства новаго закона.-- Необходимость уничтоженія имущественнаго ценза для мировыхъ судей.-- Петербургская и провинціальная полиція.-- Взгляды на полицію провинціальныхъ публицистовъ.-- Московскій профессоръ, какъ подозрительный человѣкъ.-- Что можно желать провинціи въ полицейскомъ отношеніи.
Не упуская изъ виду, по обязанности хроникера, ни одного мало-мальски значительнаго явленія текущей общественной жизни, мы прежде всего должны остановиться на одномъ важномъ законѣ, относящемся до новыхъ судебныхъ учрежденій, который прошелъ какъ будто незамѣченнымъ въ нашей печати, хотя онъ будетъ имѣть очень большое вліяніе на дѣятельность мировыхъ учрежденій и на отношеніе къ нимъ общества. Мы говоримъ о законѣ, обнародованномъ въ половинѣ минувшаго мѣсяца и измѣнившемъ нѣкоторыя статьи уставовъ уголовнаго и гражданскаго судопроизводства.
Въ этомъ законѣ говорится, между прочимъ, слѣдующее: "при жалобахъ въ кассаціонный по уголовнымъ дѣламъ департаментъ правительствующаго сената на окончательныя рѣшенія мировыхъ съѣздовъ представляется въ залогъ десять рублей, безъ чего жалоба не принимается. Залогъ по жалобѣ, оставленной сенатомъ безъ уваженія, поступаетъ въ казну, а по жалобѣ, признанной основательною -- возвращается представившему оный. Отъ представленія залога освобождаются всѣ вообще административныя управленія, а также подсудимые, содержащіеся подъ стражею или подлежащіе тюремному заключенію". Такой же залогъ и на такихъ же правилахъ требуется отъ тѣхъ, которые приносятъ въ сенатъ жалобы на съѣздъ по гражданскимъ дѣламъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ установленъ 25-рублевый залогъ для жалобы на окончательные приговоры уголовныхъ департаментовъ судебныхъ палатъ и 100-рублевый для жалобы по дѣламъ гражданскимъ. Правила и для нихъ установлены тѣ же, что и для мировыхъ съѣздовъ. Эти статьи новаго закона дополнены слѣдующимъ примѣчаніемъ: "если правительствующій сенатъ признаетъ, что принесшій жалобу находится въ положеніи, безусловно оправдывающемъ примѣненіе къ нему права бѣдности, то можетъ распорядиться о возвращеніи ему залога, буде только жалоба его, хотя и не уваженная, не представляется, однакоже, лишенною всякаго основанія".
Мы оставимъ безъ разсмотрѣнія ту часть закона, который опредѣляетъ залоги для жалобъ на судебныя палаты, и остановимся только на той, которая касается мировыхъ учрежденій.
Цѣль приведеннаго нами закона ясна сама собою. Она состоитъ, очевидно, въ томъ, чтобы уменьшить, сколько возможно, число поступающихъ въ сенатъ жалобъ, и особенно жалобъ неосновательныхъ. Существованіе именно этой цѣли въ новомъ законѣ подтверждается еще тѣмъ, что онъ изданъ почти одновременно съ Высочайшимъ повелѣніемъ объ открытіи мировыхъ учрежденій во всѣхъ тѣхъ губерніяхъ, гдѣ уже дѣйствуютъ земскія учрежденія. Въ виду того, что съ увеличеніемъ числа мировыхъ судей и съѣздовъ въ Россіи, должно увеличиться и число жалобъ на нихъ, подаваемыхъ въ сенатъ, усиленъ личный составъ кассаціонныхъ департаментовъ и изданъ тотъ законъ, о которомъ у насъ идетъ рѣчь.
Съ этой стороны его слѣдуетъ считать совершенно цѣлесообразнымъ: число жалобъ, подаваемыхъ на мировые съѣзды, уменьшится по крайней мѣрѣ въ десять разъ, потому что съ мировыми судьями и съѣздами въ провинціи имѣютъ дѣло большею частію люди небогатые, для которыхъ внести десятирублевый залогъ есть вещь большею частію рѣшительно невозможная. Но вмѣстѣ съ тѣмъ, при чтеніи этого закона, являются нѣкоторыя соображенія, въ основательности которыхъ невозможно сомнѣваться.
Наши читатели отчасти знакомы съ нѣкоторыми фактами изъ провинціальной судебно-мировой практики. Не говоря о нихъ вторично, мы только напомнимъ, что многіе изъ этихъ фактовъ можно назвать вполнѣ возмутительными и нисколько не отличающимися отъ тѣхъ, которыми такъ богата была наша недавняя сутяжническая практика. Это происходитъ вовсе не оттого, какъ нѣкоторые наивно полагаютъ, что въ мировые судьи дозволено выбирать людей незнакомыхъ съ юридическими науками. Чтобы толково разобрать дѣло, хладнокровно выслушать обѣ стороны и постановить безпристрастный приговоръ, не обращая вниманія на то, о комъ идетъ дѣло: о помѣщикѣ или крестьянинѣ, военномъ или купцѣ,-- вовсе не нужно быть юристомъ; для этого слѣдуетъ быть порядочнымъ человѣкомъ и нелишеннымъ нѣкоторой сообразительности. Если же мы успѣли подмѣтить въ мировой практикѣ-факты крючкотворства, пристрастіе къ однимъ, недоброжелательство къ другимъ и т. п., то это зависѣло просто оттого, что на мѣстѣ судьи сидѣлъ человѣкъ или озлобленный, желающій дѣйствовать наперекоръ новымъ порядкамъ, или крючкотворъ, посѣдѣлый въ кляузахъ, или, наконецъ, субъектъ совершенно неспособный. Для всѣхъ этихъ лицъ легкая возможность каждому подсудимому или тяжущемуся довести дѣло до сената служила нѣкоторой уздой, отчасти сдерживающей ихъ слишкомъ ухарскія замашки. И если несмотря на такую узду, они, все-таки дозволяли себѣ нѣкоторыя непристойныя вольности, то легко представить, до чего они могутъ дойти, воспользовавшись по своему тѣмъ закономъ, который мы привели выше. Правда, непосредственно на мировыхъ судей жалобъ въ сенатъ не приносится; но мировые съѣзды, какъ извѣстно, состоятъ въ близкихъ отношеніяхъ съ судьями, потому что составляются изъ нихъ же самихъ, такъ что все сказанное нами о судьяхъ, цѣликомъ примѣнимо и къ съѣздамъ.
Оставляя на время въ сторонѣ газетныя извѣстія, мы обратимся сперва къ другому источнику, именно къ сборнику рѣшеній кассаціонныхъ департаментовъ сената за настоящій годъ. Просматривая эти рѣшенія за два съ половиною мѣсяца этого года, мы видимъ, что большинство ихъ относится до приговоровъ мировыхъ съѣздовъ. Такъ, изъ 192 жалобъ, разсмотрѣнныхъ въ уголовномъ департаментѣ, сто-тринадцать относятся къ мировымъ учрежденіямъ; а изъ 132 жалобъ гражданскихъ -- сто принесено на мировые съѣзды. Правда, большинство ихъ оказалось неосновательными и имъ отказано; именно изъ 100 гражданскихъ жалобъ, уважено только двадцать пять -- четвертая часть, а изъ 113 жалобъ уголовныхъ уважено только тридцать. Но изъ этого вовсе не слѣдуетъ, чтобы всѣ отказанныя сенатомъ жалобы были дѣйствительно неосновательны. Они, оказались такими въ глазахъ кассаціонныхъ департаментовъ, потому что часто не удовлетворяли тѣмъ формальнымъ условіямъ, которыхъ требуетъ отъ нихъ законъ. Такъ, напримѣръ, одни изъ нихъ были поданы по прошествіи опредѣленнаго срока -- а потому оставлены сенатомъ безъ уваженія, хотя, можетъ быть, многія изъ нихъ были совершенно основательны сами по себѣ; другія касались сущности дѣла и потому также не могли разсматриваться кассаціонными департаментами, которые наблюдаютъ только за правильнымъ толкованіемъ и примѣненіемъ къ данному случаю закона; третьи просто не умѣли изложить дѣло такъ, какъ слѣдовало и обращали вниманіе сената не на то, на что нужно и т. п. Словомъ, если принять во вниманіе всѣ подобнаго рода случаи, то число неосновательныхъ жалобъ оказалось бы меньшимъ по крайней мѣрѣ на половину. Но очевидно, что тѣ обстоятельства, помѣшавшія многимъ жалобамъ казаться основательными, о которыхъ мы сейчасъ говорили, не имѣютъ постояннаго характера и могутъ быть со временемъ легко устранены. Они зависятъ оттого, Что ни наше общество, ни тѣмъ болѣе народъ не понимаютъ, очевидно, никакой разницы между апелляціонной и кассаціонной жалобами; та и другая представляются имъ просто жалобами на неправильное рѣшеніе, и только. И этотъ недостатокъ юридическихъ знаній, совершенно и ненужныхъ обществу, существуетъ не у насъ только, а вездѣ. Но въ другихъ мѣстахъ онъ парализуется большимъ числомъ адвокатовъ, которымъ юридическія тонкости извѣстны въ совершенствѣ и которые большею частію напередъ могутъ сказать, будетъ ли удовлетворена такая-то жалоба или нѣтъ. У насъ же роль провинціальныхъ адвокатовъ исполняется большею частью крючками, отставными или служащими чиновниками, которые, составляя извѣстную жалобу, думаютъ вовсе не о томъ, чтобы написать ее какъ слѣдуетъ -- часто они и неспособны на это -- а только о томъ, чтобы сорвать съ просителя какъ можно больше денегъ.
Но однакожъ, не смотря на то, что у насъ многія жалобы оставляются безъ уваженія только потому, что не удовлетворяютъ извѣстнымъ формальностямъ, все-таки оказывается сравнительно большое число случаевъ, гдѣ они, достигаютъ цѣли, то-есть отмѣны неправильнаго рѣшенія. И въ этихъ-то случаяхъ мы имѣемъ возможность наблюдать небрежность въ рѣшеніяхъ, желаніе рѣшить дѣло какъ нибудь, чтобы только отъ него избавиться и вообще полное невниманіе со стороны мировыхъ съѣздовъ къ своей обязанности. Въ теченіи какихъ нибудь двухъ съ половиною мѣсяцевъ можно насчитать не малое число случаевъ, гдѣ сенатъ, независимо отъ отмѣны рѣшенія, дѣлаетъ съѣздамъ замѣчанія, наставленія или "поставляетъ имъ на видъ". Такъ, напримѣръ, при разборѣ одного дѣла, рѣшеннаго Петербургскимъ* съѣздомъ, онъ говоритъ, что этотъ съѣздъ, "не смотря на неоднократныя разъясненія сената, по такому-то предмету, не соблюлъ порядка, указаннаго закономъ", что и поставляется ему на видъ. При разборѣ другого дѣла, рѣшеннаго Петербургскимъ съѣздомъ, сенатъ дѣлаетъ этому съѣзду замѣчаніе за "невнимательность при изложеніи рѣшенія и важный безпорядокъ производства", состоящіе въ томъ, что въ разбиравшемся дѣлѣ крестьянка Васса Иванова названа крестьяниномъ Власомъ Ивановымъ. Далѣе, при разсмотрѣніи одного дѣла, рѣшеннаго Осташковскимъ съѣздомъ, сенатъ обращаетъ его вниманіе на допущенные имъ безпорядки при разборѣ дѣла мировымъ судьей и наконецъ на его собственныя неправильности, заключавшіяся въ томъ, что онъ, рѣшая одно дѣло, руководствовался прежними, давно уже отмѣненными порядками. Далѣе, разбирая жалобу одного лица на рѣшеніе Гдовскаго мирового съѣзда, сенатъ хотя и оставилъ ее безъ уваженія, но вмѣстѣ съ тѣмъ опредѣлилъ: дѣйствія мироваго судьи, подавшаго поводъ къ жалобѣ, разсмотрѣть въ особомъ, распорядительномъ засѣданіи. Намъ, конечно, нѣтъ возможности перечислить всѣхъ такихъ случаевъ, потому что они далеко не рѣдки.
Но эти неправильности, обращавшія на себя вниманіе сената, представляютъ еще внѣшнюю сторону дѣла и не могутъ дать полнаго понятія о тѣхъ злоупотребленіяхъ, какія дѣлаются мировыми судьями и ихъ съѣздами. Очень часто жалобы въ сенатъ подаются для того только, чтобы перенести дѣло изъ того мироваго округа, гдѣ живетъ проситель и въ которомъ всѣ судьи чуть не родные братья, въ другой, гдѣ представляется нѣсколько больше надежды на правильное рѣшеніе дѣла. Въ этихъ случаяхъ просители не имѣютъ возможности излагать сенату сущность своихъ жалобъ и тѣхъ неправильностей со стороны съѣзда, которыя именно и заставляютъ просителя жаловаться, потому что это значитъ касаться существа д ѣ ла, что въ кассаціонныхъ жалобахъ не допускается. Но именно это-то существо дѣла часто и оказывается самымъ возмутительнымъ. Если бы ошибки судей и съѣздовъ заключались только въ томъ, что они неправильно примѣнили такую-то статью закона или нарушили такой-то законный порядокъ, это бы еще не бѣда. Но дѣло въ томъ, что очень часто въ кассаціонной жалобѣ формальное нарушеніе закона есть только, такъ сказать, придирка,-- посредствомъ которой проситель надѣется добиться отмѣны постановленнаго съѣздомъ рѣшенія и передачи дѣла въ другой мировой !округъ, и потому, если мы хотимъ познакомиться съ сущностью судебно-мировыхъ. злоупотребленій и ошибокъ, то должны перейти отъ сборника сенатскихъ рѣшеній къ другимъ источникамъ. Такимц источниками служатъ. намъ судебные отчеты и газетныя корреспонденціи.
Мы, однакоже, не имѣемъ теперь намѣренія сообщать читателю статистическія, цифры относительно дѣлъ, неправильное рѣшеніе которыхъ мировыми съѣздами особенно. рѣзко бросается въ глаза. Для, нашей цѣли достаточно привести здѣсь одно или два такихъ дѣла, изъ разбиравшихся въ самое послѣднее время. Мы остановимся на рѣшеніи Опочковскаго мироваго съѣзда по дѣлу о крестьянинѣ, судимомъ за порубку своего собственнаго лѣса. Какъ ни курьезно это дѣло само по себѣ, но рѣшеніе съѣзда еще курьезнѣе.
Вотъ въ чемъ заключается сущность этого дѣла, которую мы извлекаемъ изъ письма корреспондента "С.-Петербургскихъ Вѣдомостей". Крестьяне князя Юсупова издавна владѣютъ пустошью, поросшею зарослью. Эта пустошь дана была имъ Помѣщикомъ на суки, то есть заросль сожигалась и земля вспахивалась. Крестьянинъ одной изъ деревень князя Юсупова, Дмитрій Ивановъ, владѣлъ сверхъ помѣщичьей земли еще небольшею пустошью, купленною на его собственныя деньги. Но такъ какъ эта пустошь лежала далеко отъ его постояннаго мѣстожительства, то онъ и предложилъ нѣкоторымъ крестьянамъ, владѣвшимъ помѣщичьей землею, помѣняться съ нимъ пустошами, на это крестьяне и согласились. Мѣна состоялась, и была засвидѣтельствована въ волостномъ правленіи. Такимъ образомъ, Дмитрій Ивановъ имѣлъ два участка: одинъ, данный помѣщикомъ, который онъ обработывалъ, и другой, пріобрѣтенный мѣною, на которомъ онъ разводилъ лѣсъ. Дѣйствительно, спустя лѣтъ пятнадцать, этотъ участокъ покрылся молодымъ лѣскомъ, которымъ Дмитрій Ивановъ и сталъ по немногу пользоваться. Но вдругъ управляющему князя Юсупова вздумалось подать мировому судьѣ жалобу на Дмитрія Иванова за порубку, имъ будто бы помѣщичьяго лѣса. Судья, разсмотрѣвъ жалобу, на, шелъ ее основательной и приговорилъ Иванова къ уплатѣ 30 рублей. Ивановъ, конечно, рѣшеніемъ остался недоволенъ, и аппелировалъ въ мировой съѣздъ. съѣздъ, прежде чѣмъ рѣшать дѣло, поручилъ одному изъ судей произвесть разслѣдованіе, которымъ и обнаружилось все то, что изложено выше. Въ числѣ лицъ, подтверждавшихъ дѣйствительность правъ Иванова на лѣсъ, находились: старшина, деревенскій староста, мировой посредникъ и, наконецъ, сторонніе люди; спрошенные подъ присягой. Мало того, мировой посредникъ дополнилъ свое показаніе слѣдующимъ важнымъ обстоятельствомъ: онъ заявилъ, что крестьяне князя Юсупова имѣли съ бывшимъ своимъ помѣщикомъ процессъ, окончившійся мировою сдѣлкою въ губернскомъ по крестьянскимъ дѣламъ присутствіи; въ силу этой сдѣлки, крестьяне должны были получить въ надѣлъ всѣ земли, какими они владѣли въ день 19 февраля 1861 года, за что обязались платить помѣщику извѣстный оброкъ. Такимъ образомъ, еслибы даже участокъ земли, вымѣненный Ивановымъ, былъ занятъ даже строевымъ лѣсомъ, то и тогда онъ долженъ бы былъ, согласно условію, принадлежать крестьянамъ, а не помѣщику. По, не смотря на очевидную ясность и силу доказательствъ вышеприведенныхъ фактовъ, мировой съѣздъ утвердилъ приговоръ судьи, то есть приговорилъ Дмитрія Иванова къ штрафу въ 30 рублей -- другими словами, осудилъ человѣка за порубку его же собственнаго лѣса.
Но это дѣло представляетъ еще очень выгодное условіе для кассаціи; въ немъ формальная сторона такъ тѣсно связана съ самою сущностью дѣла, что, говоря объ одной изъ нихъ, невозможно не касаться другой. Сенату, куда поступила уже жалоба Иванова, при разсмотрѣніи ее, прійдется имѣть дѣло съ чисто-юридическимъ вопросомъ, очень однакоже существеннымъ для Иванова, именно: можетъ ли участокъ земли, пріобрѣтенный Ивановымъ на извѣстныхъ условіяхъ, считаться его собственностью; то есть въ своемъ ли лѣсу производилъ Ивановъ порубку, или въ чужомъ? Отъ того или другого рѣшенія этого вопроса будетъ зависѣть исходъ всего дѣла. Если сенатъ признаетъ, что лѣсъ принадлежитъ Иванову, тогда рѣшеніе мироваго съѣзда уничтожается само собою. Но есть множество дѣлъ, гдѣ формальная сторона совершенно отдѣлена отъ существенной и гдѣ, слѣдовательно, при самомъ нелѣпомъ и очевидно несправедливомъ рѣшеніи, сенатъ все-таки ничего не сдѣлаетъ, если съѣздомъ соблюдены при рѣшеніи всѣ законныя формальности. Въ такихъ-то дѣлахъ свободная подача со стороны просителей кассаціонныхъ жалобъ оказывается чрезвычайно важною. Хотя проситель, прибѣгая въ подобныхъ случаяхъ въ помощи сената, и не могъ быть твердо убѣжденъ въ томъ, что его жалоба будетъ уважена, но онъ отъ этого ничего не теряетъ; а между тѣмъ могло случиться, и дѣйствительно случалось, что жалоба оказывалась уважительной и рѣшеніе отмѣнялось. Наконецъ, еслибы даже оно оставалось и въ силѣ, то все-таки бывали случаи, что сенатъ, хотя и отказывая въ жалобѣ, дѣлалъ въ тоже время съѣздамъ замѣчанія за такія ошибки, которыя замѣчались въ дѣлѣ имъ самимъ, помимо указаній со стороны жалующихся. А все это вмѣстѣ, повторяемъ, играло для съѣздовъ роль узды, которая все-таки нѣсколько ихъ сдерживала.
Теперь дѣло должно значительно измѣниться; жалобы сомнительнаго характера почти совершенно исчезнутъ, потому что немного въ провинціи найдется людей, которые станутъ рисковать десятирублевымъ залогомъ, поступающимъ въ казну, если жалоба окажется неуважительною. Въ тоже время значительно уменьшится и число жалобъ вполнѣ справедливыхъ, потому только, что у просителя или совсѣмъ не окажется десяти рублей, или хотя и окажется, но онъ будетъ не въ состояніи вынуть ихъ изъ своего кармана на время всего производства дѣла въ сенатѣ. При этихъ условіяхъ судьи и съѣзды должны почувствовать себя гораздо свободнѣе и вѣрнѣе могутъ расчитывать на полную безнаказанность своихъ дѣйствій.
Намъ могутъ напомнить, что въ извѣстныхъ случаяхъ законъ даетъ право сенату освободить просителей отъ представленія залога. Но этому нельзя придавать большаго практическаго значенія. Во-первыхъ, сенату трудно убѣдиться въ томъ, что такой-то проситель находится въ положеніи, безусловно оправдывающемъ прим ѣ неніе къ нему права б ѣ дности; а во-вторыхъ, и такихъ лицъ сенатъ не можетъ освободить отъ представленія залога; онъ Ф только можетъ возвратить имъ уже высланный залогъ -- да и то въ такомъ лишь случаѣ, если жалоба просителя "хотя и не уваженная, не представляется однакоже лишенною всякаго основанія". Понятно, что пользованіе на практикѣ этимъ закономъ окажется очень затруднительнымъ.
Но въ тоже время необходимо обратить вниманіе и на другую сторону дѣла, которая имѣетъ очень важное значеніе. Роль кассаціоннаго суда заключается въ томъ, чтобы слѣдить за правильнымъ и однообразнымъ примѣненіемъ закона. Каждое его рѣшеніе для судебныхъ мѣстъ имѣетъ силу закона; разъ состоявшееся въ такомъ-то смыслѣ, оно и во всѣхъ другихъ, подобныхъ, же случаяхъ должно остаться такимъ же, пока не будетъ измѣнено въ законодательномъ порядкѣ. Отсюда слѣдуетъ, что каждая поступающая въ кассаціонные департаменты жалоба должна быть разсмотрѣна съ полнымъ вниманіемъ, потому что какъ бы она ничтожна ни была -- о ней долженъ быть сдѣланъ подробный и обстоятельный отчетъ для напечатанія въ "Сборникѣ рѣшеній". Такимъ образомъ, ни объ одной жалобѣ кассаціонный сенатъ не можетъ отозваться вскользь: а для этого, число сенаторовъ должно быть такъ велико, чтобы каждый изъ нихъ имѣлъ по крайней мѣрѣ физическую возможность разсмотрѣть приходящуюся на его долю массу дѣлъ, сдѣлать о нихъ докладъ и составить для печати окончательную редакцію того рѣшенія, которое состоится. Число жалобъ на съѣзды значительно превышало, уже въ началѣ нынѣшняго года, число жалобъ на общія судебныя мѣста; введеніе же мировыхъ учрежденій въ остальныхъ губерніяхъ должно еще больше увеличить эту массу, уже и безъ того значительную. Отсюда прямо слѣдуетъ, что число сенаторовъ также должно возрасти на очень значительную цифру. Но это представляетъ значительное неудобство въ двухъ отношеніяхъ: во-первыхъ, при большомъ числѣ сенаторовъ довольно трудно требовать отъ нихъ однообразныхъ рѣшеній, а во-вторыхъ -- и, пожалуй, самое важное,-- тогда пришлось бы увеличить государственный бюджетъ на очень значительную цифру, что вовсе не желательно.
Такимъ образомъ, мы очутились, повидимому, въ безвыходномъ положеніи. Но это только такъ кажется съ перваго взгляда. На самомъ же дѣлѣ, можно отыскать довольно дѣйствительное средство для соглашенія интересовъ подсудимыхъ и тяжущихся съ ни тересани государственнаго хозяйства и кассаціоннаго суда. Средство это заключается въ-улучшеніи личнаго состава мировыхъ учрежденій. Если бы на мѣстахъ мировыхъ судей находились люди болѣе способные и честные, лучше понимающіе свои обязанности и болѣе внимательные къ своему дѣлу, то нѣтъ никакого сомнѣнія, что, вслѣдствіе одного этого обстоятельства, число жалобъ, подаваемыхъ въ сенатъ, значительно уменьшилось бы само собою, помимо введенія всякихъ залоговъ и другихъ стѣснительныхъ мѣръ. Наконецъ, тогда и установленные залоги имѣли бы болѣе справедливый характеръ, потому что при хорошемъ составѣ мировыхъ учрежденій и съ уменьшеніемъ, такимъ образомъ, числа несправедливыхъ и пристрастныхъ приговоровъ, они вѣрнѣе достигали бы главной своей цѣли -- уменьшенія числа очевидно-неосновательныхъ жалобъ, подаваемыхъ лишь для того, чтобы оттянуть время и т. п. Во всякомъ случаѣ, при полной добросовѣстности и способности мировыхъ судей, ошибочные приговоры сдѣлались бы исключеніемъ, случаемъ, тогда какъ теперь они составляютъ общее явленіе.
Но какъ улучшить составъ мировыхъ судей, выборъ которыхъ предоставленъ самому обществу? Отвѣчая на этотъ вопросъ, мы опять приходимъ къ тому выводу, который, если помнятъ читатели, сдѣланъ былъ нами еще въ прошломъ "Обозрѣніи"; именно -- необходимо предоставить обществу право выбирать въ судьи кого угодно, не стѣсняя избирателей ничѣмъ и не дѣлая извѣстный размѣръ имущественнаго ценза необходимымъ условіемъ для избранія. Если же безъ ценза обойтись невозможно, то лучше установить цензъ умственный, опредѣляемый какою либо степенью образованія, университетскаго или гимназическаго, который, во всякомъ случаѣ, будетъ имѣть болѣе смысла, чѣмъ цензъ имущественный, который никогда, а тѣмъ болѣе въ настоящее время, не можетъ служить доказательствомъ годности человѣка къ какому либо дѣлу.
Чтобы показать, какъ совпадаютъ наши выводы съ тѣмъ, что происходитъ теперь въ дѣйствительности, мы приведемъ нѣсколько буквальныхъ выписокъ изъ нѣкоторыхъ газетныхъ корреспонденцій, написанныхъ по случаю введенія въ губерніяхъ мировыхъ учрежденій. Вотъ, напримѣръ, что сообщаютъ въ одну газету изъ Чернигова: "Самая свѣжая новость теперь близкое введеніе мировыхъ учрежденій, вслѣдствіе котораго идутъ уже приготовленія къ выбору мировыхъ судей. При этомъ часто приходятъ къ тому любопытному заключенію, что выбирать некого: иной бы и удовлетворялъ всѣмъ требованіямъ, которыя можно предъявить мировому судьѣ, да нужнаго ценза не им ѣ етъ; другой и годился бы, и цензъ у него есть, да идти въ судьи не хочетъ, потому что другимъ занятъ, а остальные цензъ им ѣ ющіе, больно ужъ плохи". Въ виду такого недостатка въ людяхъ находятся кулаки, промышленники и всякіе пройдохи, которые разсчитываютъ воспользоваться общественнымъ затрудненіемъ въ выгодахъ своего кармана. "Одинъ баринъ,-- сообщаетъ тотъ же корреспондентъ, -- всю свою жизнь занимавшійся кляузничествомъ на всевозможныхъ поприщахъ, и въ уѣздцрмъ судѣ и частнымъ образомъ, одинъ изъ тѣхъ почтенныхъ субъектовъ, которые извѣстны подъ именемъ крючковъ, прослышавъ о введеніи мировыхъ учрежденій, немедленно пріобр ѣ лъ себ ѣ 500 десятинъ ни къ чему негодной земли и теперь, опираясь на эти 500 десятинъ и на опытность, пріобрѣтенную имъ во время его долгаго хожденія по дѣламъ, нав ѣ рняка разсчитываетъ попасть въ мировые судьи". И конечно попадетъ, потому что кого нибудь да нужно же выбирать. Подобныя жалобы принимаютъ все болѣе и болѣе общій характеръ, такъ что невольно обращаютъ на себя вниманіе.
Такимъ образомъ, мы видимъ, что улучшеніе состава мировыхъ судей, выборъ которыхъ предоставленъ хотя и обществу, зависитъ вовсе не отъ общества; оно безсильно сдѣлать тутъ что нибудь, пока будетъ существовать законъ, лишающій его права выбирать судей по своему усмотрѣнію. А до тѣхъ поръ и тотъ законъ, съ котораго мы начали рѣчь -- хотя онъ вызванъ и крайнею необходимостью -- будетъ отзываться очень тяжело на интересахъ подсудимыхъ и вообще всѣхъ, кого несчастный случай заставитъ имѣть дѣло съ нынѣшними провинціальными мировыми судьями.
-----
Если въ Петербургѣ существуетъ многочисленная и зоркая полиція, если вы не найдете здѣсь угла, гдѣ бы не стоялъ городовой, или улицы, гдѣ бы вы не встрѣтили околодочнаго надзирателя, если Петербургъ тратитъ на содержаніе полиціи до милліона рублей въ годъ, то есть, больше третьей части всѣхъ городскихъ расходовъ, если Петербургъ не на минуту не мыслимъ безъ полиціи, ни днемъ, ни ночью, ни зимой, ни лѣтомъ, если обыватели его до того привыкли къ необходимости полиціи, что даже, переѣзжая на дачи, влекутъ за собою извѣстное число городовыхъ и заставляютъ учреждать подгородные полицейскіе участки, если они такъ вѣрятъ во всемогущество полицейской власти, что обращаются даже къ оберъ-полицмейстеру съ жалобами на увеличивающуюся дороговизну и выслушиваютъ отъ начальника полиціи увѣренія, что "причины дороговизны настолько многочислены и сложны, что полиція въ этомъ случаѣ никакого содѣйствія оказать не можетъ", и также другія экономическія истины, въ родѣ того, что "устраненія причины дороговизны надо ожидать въ то время, когда экономическія условія цѣлой страны прійдутъ въ болѣе правильное и нормальное положеніе", словомъ, если полиція составляетъ чуть не центръ петербургской жизни, вокругъ котораго все обращается -- то провинція въ этомъ случаѣ представляетъ громадное отличіе отъ Петербурга.
Хотя нѣкоторые провинціальные публицисты и старались увѣрить своихъ читателей, что "полиція есть душа гражданства", что " спокойствіе общественное лежитъ безспорно на бдительности полицейской", что этой души "долго нельзя было примѣтить въ нашей матушкѣ Руси", но что послѣднее десятилѣтіе "встряхнуло эту душу гражданства, и душа полицейская дѣйствительно встрепетнулась и нынѣ является свѣтлою, чистою, мыслящею и разумною", что, наконецъ, такъ думаетъ "весь русскій народъ", если исключить изъ него "такіе элементы разныхъ народностей, которыхъ культъ идетъ совершенно въ разрѣзъ съ русской натурой и нерѣдко тормозитъ дѣло прогресса, опираясь на свое историческое начало, давшее, въ силу былаго младенчества русскаго, особыя права и преимущества пришлыми элементамъ", хотя одинъ изъ донскихъ участковыхъ засѣдателей и увѣрялъ циркулярно публику и своихъ подчиненныхъ, что "полиція -- это должно быть пламя, хватающееся за все сгараемое, это -- огонь, проникающій въ самыя тончайшія сокровенныя щели", что на обязанности полиціи "лежитъ развитіе матеріальныхъ и нравственныхъ силъ государства", что полиція должна "собственнымъ примѣромъ и благими внушеніями направлять согражданъ жить богобоязненно, поселять въ нихъ взаимныя отношенія, въ Праздничные дни ходить вмѣстѣ съ ними въ церковь Божію" и т. д.-- но все это, въ дѣйствительности, представляется только идеаломъ, къ которому можетъ стремиться провинціальная полиція, никогда его недостигая. На самомъ дѣлѣ, провинціальная полиція ведетъ себя такъ тихо и такъ мало вмѣшивается въ дѣла обывателей, что вы, проживши цѣлый годъ въ какомъ нибудь уѣздномъ городишкѣ, можете и не знать о существованіи въ немъ "души гражданства"' или "пламени, хватающагося за все сгараемое". Дѣятельность полиціи ограничивается тамъ отправленіемъ самыхъ нижнихъ полицейскихъ обязанностей, какъ-то: собираніемъ по улицамъ дохлыхъ собакъ, появленіемъ для проформы на пожарахъ и, въ очень рѣдкихъ случаяхъ, -- розыскиваніемъ воровъ и мошенниковъ. На этомъ и кончается ея дѣятельность.
Петербуржецъ, незнакомый съ истинною ролью полицейской власти въ провинціи, можетъ прійти въ ужасъ, узнавши то, что мы сейчасъ сказали; онъ будетъ не въ состояніи себѣ представить, какъ могутъ существовать граждане при такихъ ничтожныхъ полицейскихъ средствахъ, какъ они до сихъ Поръ не лишились всего своего имущества, пожалуй даже и жизни. Но что же дѣлать! Малочисленность провинціальной полиціи объясняется бѣдностью нашихъ городскихъ доходовъ и тѣхъ суммъ, какія отпускаются правительствомъ на содержаніе полиціи, а это бѣда непоправимая. Волей-неволей, а нашимъ уѣзднымъ и даже губернскимъ городамъ приходится довольствоваться тѣмъ, что есть, и въ видѣ утѣшенія, читать изліянія публицистовъ и даже самихъ полицейскихъ чиновъ, въ родѣ вышеприведенныхъ.
Но нужна ли провинціаламъ болѣе многочисленная полиція и желаютъ ли они увеличенія ея состава? На оба эти вопроса каждый провинціалъ отвѣтитъ отрицательно. Если и той полиціи, какая теперь существуетъ, рѣшительно нечего дѣлать, если она, не смотря на все свое желаніе, не могла бы отыскать предметовъ для обнаруженія своей дѣятельности и для зарекомендованія себя какъ "души гражданства", или "всепожирающаго пламени", то чтобы она дѣлала, еслибъ составъ ея былъ увеличенъ во много разъ, или еслибъ въ нее попали люди безпокойные, хлопотливые, которомъ не хотѣлось бы сидѣть сложа руки, которые пожелали бы дѣйствовать, проявлять свое значенія, проникать "въ самыя сокровенныя щели", учить гражданъ "взаимнымъ отношеніямъ", посылать ихъ въ церковь и т. д. Мы убѣждены, что провинціалы не только не были бы благодарны за такую полицію, но напротивъ, всѣми силами старались бы отъ нея избавиться. Въ самомъ дѣлѣ, "взаимныя отношенія" достаточно установились въ провинціи, въ церковь провинціалы ходятъ исправно, заговоровъ и тайныхъ обществъ между собою не устраиваютъ, живутъ богобоязненно, словомъ, рѣшительно не представляютъ изъ себя предметовъ, удобныхъ для проявленія полицейской бдительности и всепожираемости. А за отсутствіемъ таковыхъ предметовъ, дѣятельность бдительной полиціи должна проявляться очень невыгоднымъ для общества образомъ -- посредствомъ придирокъ, излишняго вмѣшательства въ домашнія дѣла, обывателей и т. и Вслѣдствіе подобныхъ соображеній, провинціи не желаютъ для себя многочисленной полиціи, да и ту, которая уже существуетъ, держатъ больше для проформы, не чувствуя въ ней ни малѣйшей надобности. И. полиція, нужно отдать ей справедливость, въ свою очередь, вполнѣ понимаетъ свою настоящую роль въ провинціи; онъ, какъ мы упоминали, предается очень мирнымъ занятіямъ въ родѣ подбиранія дохлыхъ собакъ, присутствованія на пожарахъ и т. п.
Но какъ же разбои, грабежи, убійства, воровства и тому подобныя преступленія? будетъ спрашивать петербуржецъ, привыкшій все возлагать на полицію. Но въ этомъ отношеніи провинціалъ далеко опередилъ петербуржца; онъ очень хорошо понимаетъ, что усердіе и бдительность самой лучшей полиціи имѣютъ мало отношенія къ числу совершающихся преступленій; провинціалъ видитъ по фактамъ, что въ Петербургѣ, не смотря на громадность и сложность полицейскаго управленія, совершается не меньше преступленій, какъ и въ провинціи; что число нераскрытыхъ кражъ, убійствъ и т. п. также велико, какъ и въ провинціи; и что, слѣдовательно, полиція здѣсь рѣшительно не при чемъ. И вотъ, если въ провинціи случится какое нибудь уголовное дѣло, полиція, конечно, примется розыскивать преступника, но большею частію случается такъ, что его находятъ сами граждане, которые и указываютъ полиціи на подозрѣваемаго -- и тогда только попадаетъ онъ въ руки правосудія; если же преступникъ не найдется, то, значитъ, такова его судьба, и полиція тутъ нисколько не виновата.
Такимъ образомъ, провинція по отношенію въ полиціи выигрываетъ передъ Петербургомъ во многомъ: во-первыхъ, она сохраняетъ у себя тѣ деньги, которыя истрачиваетъ на полицію Петербургъ, во-вторыхъ, ничего отъ этого не теряетъ, и въ-третьихъ, пользуется значительно-большею свободою въ своихъ дѣйствіяхъ, чѣмъ пользуются ею петербуржцы.
Чтобы имѣть понятіе о томъ, насколько для провинціаловъ выгодна та роль, какую они назначили полиціи, стоитъ только познакомиться съ дѣйствіями полицейскаго начальства въ тѣхъ мѣстностяхъ, гдѣ полиція не довольствуется этою ролью, а желаетъ "проникать въ самыя тончайшія, сокровенныя щели" и заботиться о благосостояніи и безопасности жителей. Такова именно полиція Константиновской станицы въ Землѣ войска донскаго. Въ эту станицу недавно пріѣзжалъ московскій профессоръ Чернопятовъ съ помощникомъ и двумя студентами для нѣкоторыхъ ученыхъ изысканій. Мѣстная полиція, заботясь о безопасности жителей, вообразила почему-то, что пріѣхавшія лица подозрительны, почему и потребовала отъ нихъ бумагъ. Бумаги тотчасъ же были представлены, но начальникъ полиціи призналъ ихъ подложными, на томъ основаніи, что, во-первыхъ, на подорожной г. Чернопятова стояла фамилія московскаго губернатора Баранова, тогда какъ начальникъ, полиціи помниль, что московскимъ губернаторомъ графъ Сиверсъ; во-вторыхъ, полицейскому начальству казалось, что подписи на подорожныхъ должны быть непремѣнно писанныя, а, между тѣмъ, на подорожной г. Чернопятова губернаторская подпись была оттиснута какою-то машиной. Ученые путешественники возражали на это, что графъ Сиверсъ дѣйствительно былъ московскимъ губернаторомъ, во что теперь на его мѣстѣ другое лицо; что же касается подписи, то они старались увѣрить полицію. въ невозможности для столичнаго губернатора подписывать огромныя кипы подорожныхъ; но ни что не помогало; полиція требовала другихъ доказательствъ. "Чѣмъ же мы можемъ доказать enfe наши личности! въ отчаяніи заговорилъ г. Чернопятовъ. Ну, вотъ вамъ перстень съ буквами И. Ч.-- вензель, который вы можете видѣть и на бѣльѣ; если угодно -- раздѣнусь и покажу". Наконецъ, предоставили открытые листы саратовскаго губернатора, но и тѣ оказались въ глазахъ полиціи подложными. Послѣ этого полиція, 1 вспомнивъ свое назначеніе "проницать въ самыя тончайшія сокровенныя щели", пересмотрѣла всѣ вещи путешественниковъ, сосчитала деньги, перечитала письма, коснулась даже аппаратовъ, которые везъ съ собою профессоръ. Затѣмъ, продержавши путешественниковъ еще нѣсколько часовъ, отпустила ихъ на всѣ четыре стороны.
Въ виду подобныхъ фактовъ, чего пожелать провинціи: того-ли, чтобъ ея полиція совершенствовалась, лучше понимала свое назначеніе, умнѣе исполняла свои обязанности, чтобъ она сдѣлалась "душой гражданства -- чистой, свѣтлой, мыслящей и разумной", или же того, чтобы повсюду въ ней полиція задалась тою скромною ролью, какую она играетъ въ большинствѣ губернскихъ и уѣздныхъ городовъ? Въ разрѣшеніи этого вопроса намъ опять можетъ помочь Петербургъ. Если петербургская полиція, усердно совершенствуемая многими оберъ-полиціймейстерами, и поглощающая третью часть всѣхъ доходовъ города, до сихъ поръ не можетъ на_ зваться образцовой; если она до сихъ поръ представляетъ длинный списокъ полицейскихъ своеволій и насилій надъ мирными гражданами, вызывающихъ со стороны высшаго начальства энергическіе циркуляры и другія болѣе строгія мѣры; если на нее не дѣйствуютъ ни начальническія взысканія, ни печатныя заявленія, ни протесты со стороны публики, то очень естественно, что провинція во вѣки вѣковъ не достигнетъ того, чтобы имѣть полицію "чистую, свѣтлую, мыслящую и разумную". Слѣдовательно, провинціи гораздо выгоднѣе желать сохранить за полиціей ту скромную роль, которою она пользуется во многихъ уѣздныхъ городахъ и которая состоитъ въ подбираніи дохлыхъ собакъ, да въ присутствовали на пожарахъ. По крайней мѣрѣ эта скромная роль не подаетъ повода ни къ какимъ столкновеніямъ и не возбуждаетъ многихъ неудовольствій.
Гдб.
Степная филантропія. Кто-то изъ французскихъ писателей XVIII вѣка сказалъ: "Русскимъ нечего бояться голодной смерти; они другъ друга ѣдятъ". Если принимать это выраженіе въ буквальномъ смыслѣ, то нѣтъ надобности воспламеняться патріотическимъ негодованіемъ противъ злобствующаго Запада -- всякому ясно, что это чистѣйшая клевета. Даже Бирскій исправникъ и фельетонистъ С.-Петербургскихъ Вѣдомостей, состоящій у г. Корша въ качествѣ его камердинера и только по воскресеньямъ увольняемый имъ писать праздничные фельетоны подъ именемъ Незнакомца, -- даже сіи почтенные граждане настолько цивилизованы, что не станутъ другъ друга ѣсть. Не зная лично ни Бирскаго исправника, ни камердинера г. Корша, мы однакожь ручаемся, что они никогда я въ помыслахъ не имѣли пожирать своихъ ближнихъ. Но если французскій сатирикъ придавалъ своимъ словамъ не буквальное значеніе, а метафорическое, то мы должны признать за ними нѣкоторую долю справедливости. Общественная наша солидарность такъ плоха, что есть скептики, сомнѣвающіеся даже въ томъ, что дѣйствительно ли мы общество?! Не табуннымъ ли чувствомъ живемъ мы, когда дѣло касается пониманія нашихъ взаимныхъ интересовъ и общественной жизни? При всемъ своемъ оптимизмѣ я склоненъ думать, что дѣйствительно общественныя отношенія, сознаніе соціальныхъ обязанностей и уваженіе къ нимъ находятся у насъ еще въ эпохѣ варяжскаго періода. "И поидоша другъ да друга усобицею и сотвориша себѣ всякія пакости". Усобицами жила древняя Русь, усобицами живетъ и современный русскій человѣкъ Все у него разсчитано и основано на копѣечныхъ личныхъ интересахъ, на глухой, и безпрерывной борьбѣ, другъ съ другомъ. Самымъ деликатнѣйшимъ образомъ сосѣдъ кушаетъ понемножку своего сосѣда каждый день, и это не мѣшаетъ ни тучной коровѣ, ни тощей оставаться въ наилучшихъ отношеніяхъ по домашнему комфорту. Иванъ подсматриваетъ за Петромъ, а Петръ подслушиваетъ Ивана, одинъ другого толкаютъ въ яму, а между тѣмъ кажутся чуть не Орестомъ и Пиладомъ. На этомъ дикомъ антагонизмѣ покоится весь механизмъ нашихъ житейскихъ поступковъ и только имъ можно объяснить такой фактъ, какой я намѣренъ здѣсь разсказать.
Нынѣшнимъ лѣтомъ мнѣ привелось быть въ самарскихъ степяхъ, на берегу Иргиза. Глушь и тьма непроглядная царствуютъ въ этомъ благословенномъ краю, гдѣ стада башкирскихъ овецъ ничѣмъ не хуже въ умственномъ отношеніи людской толпы. По берегу Иргиза тянется длинное селеніе Большая Глушица, торгующая бургонскимъ виномъ, разведеннымъ на патокѣ, и чаемъ, отзывающимся потными голенищами. Тутъ есть и медикъ, въ качествѣ фельдшера, назначеннаго министерствомъ государственныхъ имуществъ. На цѣлыя пять тысячь жителей и на цѣлые десятки верстъ,-- это единственный Эскулапъ, и притомъ казенный. Русскій человѣкъ выработалъ себѣ особенную способность -- никогда не лечиться, а умирать какъ Богъ послалъ, но есть случаи, когда онъ охотно прибѣгаетъ не къ шарлатанству знахаря и ворожеи, а къ дѣйствительнымъ медицинскимъ средствамъ. Это онъ дѣлаетъ въ крайней необходимости немедленной операціи. Въ Большой Глушицѣ свирѣпствовала въ это время такъ называемая сибирская язва. Одна бѣдная "женщина, заболѣвшая отъ язвы, долго крѣпилась и охала, наконецъ, по совѣту другихъ, обратилась къ фельдшеру, прося его вырѣзать злокачественный нарывъ на ея щекѣ,
-- Что дашь? спросилъ больную человѣколюбивый Эскулапъ. Баба ежилась и мялась и предложила ему за операцію рубль.-- Мало, возразилъ другъ человѣчества,-- давай трюшницу (3 р. с.), такъ стану рѣзать.-- У больной не нашлось такихъ денегъ, и фельдшеръ отказался помочь несчастной. На третій день она умерла и, вѣроятно, даже не подумала о томъ, что убійцей ея былъ человѣколюбивый врачъ. Ивѣ хотѣлось лично заглянуть въ эту деревянную и наглую физіономію, и я отправился въ нему подъ предлогомъ купить у него ненужнаго мнѣ лекарства; но я рѣшительно струсилъ передъ этимъ степнымъ дикаремъ, прочитавъ на его лицѣ такую отвагу, которая способна за двугривенный отпустить на тотъ свѣтъ кого угодно. Какъ же послѣ этого мы не ѣдимъ другъ друга?
Г. Б.
"Дѣло", No 8, 1868