В состав того многообъемлющего соединения народов, которым являлось персидское государство, входил и обитавший на этом берегу еврейский народ. У этого народа мы опять-таки находим священную книгу, Ветхий завет, в котором излагаются воззрения этого народа, принцип которого диаметрально противоположен вышеуказанному принципу. Если у финикийского народа духовное начало еще ограничивалось природной стороной, то, наоборот, у евреев оно является совершенно очищенным; сознание направлено на чистый продукт мышления, на мышление о себе, и духовное начало развивается в своей крайней определен {183} ности в противоположность природе и единству с нею. Правда, мы уже упоминали о чистом Браме, но лишь как о всеобщем природном бытии и притом так, что сам Брама не становится объектом для сознания; мы видели, что у персов он становится объектом для сознания, но в чувственном воззрении, как свет. Но теперь свет уже есть Иегова, чистое единое. Благодаря этому происходит разрыв между Востоком и Западом; дух углубляется в себя и постигает абстрактный основной принцип для духовного начала. Природа, являющаяся на Востоке первым началом и основой, теперь унижается и считается сотворенной, а первым принципом является дух. Бога признают создателем всех людей, всей природы и абсолютной действительностью вообще. Но в своей дальнейшей определенности этот великий принцип является исключающим единым. Эта религия непременно должна содержать в себе момент исключительности, который по существу состоит в том, что только один народ познает единого и признается им. Бог еврейского народа есть лишь бог Авраама и его потомства; в представлении о нем смешиваются национальная индивидуальность и особый местный культ. В противоположность этому богу все другие боги оказываются ложными, причем различие между истинным и ложным совершенно абстрактно; ведь не признается, что свет божественного проявляется в ложных богах. Однако всякая духовная действительность и тем более всякая религия такова, что, какова бы она ни была, в ней заключается утвердительный момент. Как бы ни заблуждалась религия, ей все-таки присуща истина, хотя и в искаженной форме. Во всякой религии оказывается налицо божественное начало, божественное отношение, и философия истории должна отыскать момент духовного и в наиболее искаженных формах. Однако из того, что эта религия есть религия, еще не вытекает, что она хороша как таковая; не следует впадать в слабость и говорить, что не содержание, а только форма имеет значение. В иудейской религии нет этого слабохарактерного добродушия, так как она оказывается абсолютно исключительной.
Здесь духовное начало непосредственно отделяется от чувственного, и природа низводится на степень чего-то внешнего и небожественного. Такова, собственно говоря, истина природы, так как лишь впоследствии идея может достигнуть примирения в этой своей отчужденности; первое обнаружение идеи будет направлено против природы, так как дух, который до тех пор был унижен, здесь впервые обретает свое достоинство, равно как и природе снова отводится подобающее ей место. Сама природа является чем-то внешним для себя, она есть {184} то, что положено, она сотворена, и из того представления, что бог есть владыка и творец природы, вытекает, что бог возвеличивается, так как вся природа является украшением бога и вместе с тем служит ему. По сравнению с этим величием индийское величие является лишь величием безграничного. Из духовности вообще вытекает, что чувственность и безнравственность не поощряются, а презираются как безбожие. Только единое, дух, нечувственное есть истина. Мысль свободна для себя, и теперь могут проявляться истинная моральность и праведность; ведь почитание бога выражается в праведности, и праведность есть следование по пути, указанному господом. Вознаграждением за это оказываются счастье, жизнь и земное благополучие; ведь сказано: да будешь долголетен на земле. Здесь существует и возможность исторического воззрения; ведь здесь прозаичный рассудок отводит надлежащее место ограниченному и определенному и рассматривает его как особую форму конечности: люди рассматриваются как индивидуумы, не как воплощения бога, солнце как солнце, горы как горы, а не как содержащие в самих себе дух и обладающие волей.
Мы находим у этого народа суровое служение как отношение к чистой мысли. Субъект как конкретный не становится свободным, так как само абсолютное начало не понимается как конкретный дух, так как дух еще представляется как бездушный. Правда, мы имеем здесь пред собой внутренний мир, чистое сердце, покаяние, благоговение, но отдельный конкретный субъект не стал объективным для себя в абсолютном, и поэтому он вынужден строго соблюдать обряды и закон, в основе которых лежит именно чистая свобода как абстрактная. Евреи являются такими, какими они суть, благодаря единому; поэтому субъект лишен свободы для самого себя. По мнению Спинозы, бог дал евреям закон моисеев как наказание, как ферулу. Субъект никогда не доходит до сознания своей самостоятельности; поэтому мы не находим у евреев веры в бессмертие души, так как субъект не оказывается существующим в себе и для себя. Но если субъект в иудействе не имеет значения, то, наоборот, семья самостоятельна, так как с семьей связано служение Иегове, а благодаря этому она есть субстанциальное. Однако государство не соответствует иудейскому принципу и чуждо законодательству Моисея. По представлению евреев, Иегова есть бог Авраама, Исаака и Иакова, тот бог, который вывел их из Египта и предоставил им страну Ханаан. Рассказы о патриархах интересуют нас. В этой истории мы видим переход от патриархального кочевого состояния к земледелию. Вообще еврейская история отличается воз {185} вышенными чертами; но она загрязнена обязательным исключением духов других народов (предписывается даже истребление жителей Ханаана), недостаточной культурностью вообще и суеверием, вызываемым представлением о высокой ценности особенностей нации. Смущают нас в этой истории как истории также и чудеса, так как поскольку конкретное сознание несвободно, несвободно и конкретное понимание; у природы отнята божественность (entgöttert), но еще нет ее понимания.
Благодаря завоеванию Ханаана семья разрослась в народ, завладела страной и построила в Иерусалиме общий храм. Однако не существовало истинной государственной связи. Когда угрожала опасность, появлялись герои, которые становились во главе войска, но большею частью народ был порабощен. Впоследствии избирались цари, и лишь они сделали евреев самостоятельными. Давид даже занялся завоеваниями. Первоначально законодательство относилось только к семье, однако уже в книгах Моисея предусмотрено желание иметь царя. Избирать его должны священники, он не должен быть иностранцем, не должен набирать многочисленных отрядов конницы и должен иметь немногих жен. После непродолжительного блеска царство распалось и разделилось. Так как существовали только одно колено Левитово и только один храм в Иерусалиме, то при разделении царства должно было тотчас же возникнуть идолопоклонство; ведь единому богу нельзя было поклоняться в различных храмах и не могло существовать двух царств, в которых была бы одна религия. Насколько объективный бог мыслится чисто духовно, настолько же несвободной и недуховной оказывается еще субъективная сторона поклонения ему. Оба царства, одинаково несчастливые во внешних и внутренних войнах, были наконец покорены ассирийцами и вавилонянами. Кир разрешил израильтянам вернуться на родину и жить по собственным законам.