Грядущее наступление на Ленинград и Киев
Генеральное наступление на СССР! Как реализовать этот план? Каким образом должен произойти разгром большевизма? Сейчас же перед глазами развертывается почти фантастический стратегический план. Наступление на территорию в 21 млн. км2, в два раза превышающую Европу по площади, с линией фронта в 3 200 км (сухопутная граница на западе), наступление на страну, простирающуюся от моря до моря и насчитывающую 175 млн. населения. Это не абиссинская или китайская авантюра. Никогда ни один современный полководец не стоял лицом к лицу с такой проблемой.
Можно говорить о проекте германского прорыва в Бельгии, за которым последует марш на Париж; или о прорыве фронта Антантой через Рейн в Западную Германию. Можно представить себе завоевание больших беззащитных колониальных территорий — безоружных провинций Манчжурии или библейских пустынь Абиссинии. Но как нанести сокрушительный удар — а этот удар должен быть сокрушительным — современной, превосходно оснащенной и превосходно организованной стране, превышающей Великобританию по площади в 93 раза, а Францию — в 39 раз, стране с потенциальной армией в 20 млн. солдат, стране располагающей, притом, самой мощной индустрией в нынешней Европе? Как найти путь к сердцу такой страны для армии, которая хочет войти в страну, но хочет оттуда и выбраться, — как нанести Советскому Союзу такой удар, чтобы разрушить его и разбить вдребезги?
Генеральный штаб германского фашизма, который не является, как мы видели, шлиффеновским генеральным штабом рациональной и нормальной стратегии, вынужден искать этот путь. Каковы бы ни были географические, стратегические, технические и социальные условия, но германский генеральный штаб должен найти этот путь любой ценой. В течение столетий взор германских генералов был прикован к 640 км северной границы Франции, чтобы совершить короткий (320 км) марш на Париж, который им удался только однажды (1871 г.); теперь гитлеровские генералы стоят лицом к лицу с 3 200 км границы Советского Союза; целью является Москва. Москва, центр Советского Союза, но выиграть решающее сражение японский и германский фашизм мог бы только на Урале, за 2 тыс. км от Москвы (расстояние от Мадрида до польской границы); причем Москва показала бы пример превосходного использования этой территории.
Дважды в истории было преодолено огромное пространство и взята столица; оба раза это происходило при отсутствии сопротивления со стороны России и не составляло, следовательно, стратегической проблемы.
Первый раз это произошло триста лет назад, в 1606 г., когда старая феодальная Россия, находившаяся на одном уровне развития с современной Абиссинией, была ввергнута в хаос первыми ударами закрепощенных крестьян (русская «смута» после авантюры Лже-Димитрия), и польская армия, призванная русскими расами — боярами, приветствуемая феодальной кастой, прошла беспрепятственно в Москву только для того, чтобы несколько лет спустя бесславно бежать оттуда вместе с польским принцем Владиславом, которого бояре посадили на трон.
Во второй раз Москва была взята учителем Гофмана, Наполеоном; царь позволил его армии — снова при обнаженном фронте и почти без единого сражения — достигнуть ворот столицы только для того, чтобы дождаться, когда Наполеон, изолированный и истощенный, побежит по тому пути, по которому пришел (несколько месяцев спустя наполеоновской «Великой армии» не стало, а через два года после этого не стало и императора Наполеона).
Оба раза вторгшаяся армия буквально потерялась в обширном пространстве. Русский гласис,[71] простирающийся от Ледовитого океана до Черного моря, оставался практически вне наступательной «проникающей» оперативной стратегии; когда русский фронт был полностью открыт после краха старого государства в 1917 г., то это к неутешной скорби генерала Гофмана не было использовано. Гофман заявил в связи с этим следующее: «Во время войны 1914–1918 гг. мы, немцы…. прошли по русской территории полпути до Москвы… Мы могли бы легко продвинуться к Москве и остаться там столько времени, сколько нам угодно». Как бы там ни было, история уберегла генерала Гофмана от судьбы его двух предшественников и не оставила его даже в Брест-Литовске.
Ныне русский фронт закрыт и забронирован на всем своем протяжении. Белоруссия, Северная Россия, Украина, Центральная Россия, каждая из этих частей Советского Союза сама по себе представляет неприступную могучую крепость. Какой же план составили германские генералы?
Линия русского фронта от Арктики до Черного моря, протяжением в 3 200 км, распадается на пять стратегических зон или секторов, через которые можно повести наступление.
1. Крайняя северная, карельская зона — от Баренцева моря до Ладожского озера (лежащего против Финского залива), протяжением около 1 200 км. Это почти вся советская граница с Финляндией, проходящая в большом редко населенном лесистом районе Северной России; здесь мало крупных городов, почти нет важных отраслей промышленности, вместо всего этого — обширные пустынные пространства. Наступление в этом районе не нашло бы реальной базы и, главное, не имело бы ни политической, ни военной цели, если не считать, что оно могло бы перерезать Мурманскую железную дорогу, связывающую Ленинград и Центральную Россию с единственным незамерзающим портом на севере Советского Союза, что имело бы известное стратегическое значение. Этот большой район на крайнем севере с юга граничит с другим районом, от которого он отделяется Ладожским озером.
Балтийская зона, тянущаяся вглубь материка от Финского залива до Западной Двины вдоль советских границ с Финляндией (южная (часть), Эстонией и Латвией, около 550 км длиной, и представляющая собой путь к Ленинграду. В этом главное стратегическое значение этого сектора. Он ведет к великому бастиону советского государства на западной его окраине; к его первой революционной столице, городу Ленина, второму по важности политическому и культурному центру, существенной экономической позиции и единственному выходу в Балтийское море (морская база Кронштадт). Кроме того, путь к Ленинграду через этот сектор очень короток: это наследство «географии», доставшейся по гофмановскому договору в Брест-Литовске. Кратчайшее расстояние от Ленинграда до границы на северном побережье Финского залива составляет всего 35 километров. Отсюда идут также важные железнодорожные пути в Москву и Белоруссию. Любая армия, начинающая наступление против Советского Союза из этой зоны — от советской границы с балтийскими лимитрофами, имеет шансы сразу попасть на территорию социалистического государства.
Белорусская зона — продолжение балтийской зоны от Двины до притоков реки Припяти, протяжением около 400 км, в середине всей пограничной полосы, охватывает северную часть границы Польши и Советского Союза. Здесь лежит путь на Смоленск — промежуточную станцию на военном пути Варшава — Москва и место первого привала Наполеона в 1812 г. Этот сектор, находящийся уже в непосредственной близости от театра военных действий первой польско-советской войны 1920 г., не только охватывает центральное звено Советского Союза на западе — очень важную с политической и национальной точки зрения Белорусскую советскую республику, на которую уже давно зарятся Пилсудский, Радзивилл и польские фашисты, но представляет также географически наиболее близкий подступ к Москве. Расстояние от польской границы до Смоленска достигает здесь 370 км, а до Москвы —750 км. Но и, наоборот, наступление из России в Польшу также найдет здесь кратчайший прямой путь.
Это плотно населенная территория, с густой железнодорожной сетью; народы, живущие на этой территории, отличаются высоким уровнем национального и политического развития; здесь лежало главное направление наступления германской армии в войне 1914 и 1917 гг. Главным стратегическим препятствием к наступлению внутрь России служит здесь, как показал уже поход Наполеона, река Березина. На юге, за широкой полосой трясин вокруг реки Припяти, недоступных для крупных войсковых операций, тянется
4. Украинская зона (вплоть до Днестра), около 370 км в длину вдоль южной части польско-русской границы; в этой зоне пролегает путь к Киеву. Это — территория, хорошо известная в истории как предмет споров в течение столетий, была объектом военных вожделений феодальной Польши и за последние четыре года привлекает особое внимание Гитлера; прежде это был район обнищавших крестьян, угнетаемых русским самодержавием и обескровленных польскими магнатами, ныне это территория замечательной цветущей Украинской советской республики. В военном отношении этот сектор не только открывает путь к Киеву — национально-политическому центру международного значения (Киев находится в 300 км от границы), но и является также ключом к лежащему за Днепром большому очень богатому зерновому району «житнице» Советского Союза. В то же время этот сектор отделяет Красную Украину от ее естественного географического и национального продолжения — Западной Украины (Галиции), находящейся под властью Польши, где массовое недовольство крестьян служит постоянным предметом беспокойства варшавского правительства. Пилсудский в 1920 г. вел по этому пути свое наступление и при поддержке украинских белогвардейцев занял Киев, где ему удалось продержаться несколько недель до тех пор, пока контратака Красной армии не отбросила его назад — чуть ли не к воротам Львова (столица Галиции) и Варшавы — на севере. Наступление в киевском направлении вклинивается в Советский Союз с юга, отрезает Москву от важных источников продовольственного снабжения и угрожает коммуникациям между центром и Черным морем.
5. Крайняя южная Черноморская зона, тянущаяся примерно на 480 км вдоль Днестра, последний сектор западной границы Советского Союза — это граница с Румынией. Отсюда идет дорога на Одессу — важнейший южный порт Советского Союза, который после захвата Бессарабии отстоит всего на 40 км от границы, и далее — вдоль побережья к Донецкому бассейну, крупнейшему центру каменноугольной и тяжелой промышленности. С тех пор, как ныне советский флот господствует на Черном море (в противоположность Балтийскому), эта зона представляет собой, помимо ее сельскохозяйственного и промышленного значения, мост, соединяющий СССР со странами Средиземного моря и Западной Европой; этот факт приобретает особое значение, если Ленинград окажется под угрозой блокады. Наступление в одесском направлении, в тылу черноморского флота, поставит под угрозу иностранное снабжение СССР с юга, прервет сообщения с турецкими друзьями СССР — и что, особенно важно, — в дальнейшем откроет возможность операций на суше и на море против Кавказа, который играет в планах фашистов и участников «крестового похода» весьма специфическую роль. Кавказ является центром советской нефтепромышленности и в то же время крупной приманкой для Великобритании.
Таковы пять путей для наступления на Советский Союз, пять каналов, ведущих во внутрь социалистического континента. Каждый из них равен по меньшей мере всей франко-бельгийской границе с Германией в 1914 г. Два из них ведут на Москву; это путь через Ленинград, протяжением около 640 км, и путь через Белоруссию и Смоленск, около 750 км. Расстояние от Парижа до германско-бельгийской границы составляло в 1914 г. 320 км. Какое из этих направлений выберет германский фашизм, армия «крестового похода» для решающего удара против Красного фронта, для «генерального прорыва», который должен «пронзить» этот фронт, подобно фронту Франции в 1914 г., и подорвать самые корни Советского Союза при первом же ударе?
Это, в известном смысле, вопрос истории. Но ответ на него нетруден; не труднее, чем ответ на вопрос о направлении главного германского наступления против Жоффра в 1914 г.
Из пяти направлений для главного наступления, направление на крайнем севере и два на юге с самого начала отпадают. Ни в одной из этих зон германская армия — главная опора наступления — не сможет найти подходящую базу для немедленного развертывания сил и ни одна из них не имеет решающего стратегического и политического значения.
Наступление в Карельской зоне Северной России, между Ледовитым океаном и Финским заливом, естественно не подлежит обсуждению; это наступление пришлось бы начинать из пустынного озерного Финского района; при этом пришлось бы везти всю германскую армию через Балтийское море, чтобы подкрепить пять слабых финляндских дивизий; наконец, все это наступление привело бы только в огромную лесную зону, лишенную политических и военных центров.
Наступление в двух южных зонах — Украинской и Черноморской — отличается такими же трудностями; нужно совершить длительный переход еще до советской границы прежде, чем можно будет начать развертывание сил. Польская армия, которая стоит лицом к лицу с Украиной, не может, конечно, сама предпринять «сокрушительное» наступление против могущественной советской армии; похоже скорее на то, что она, соединившись с германской армией, сама подвергнется страшной атаке с первого же дня войны. Чтобы добраться до украинской границы, германская армия должна или совершить длинное и технически трудно осуществимое путешествие по железной дороге сквозь всю Южную Польшу (польские железные дороги не выдержат бремени этого транспорта уже через несколько дней), или она должна проделать вооруженный военный поход, в полном смысле этого слова, через Чехословакию, поход с боями против чехословацких войск и аэропланов, с боями, которые, конечно, будут достаточно ощутительными.
Германское нападение на Чехословакию должно произойти в этой войне при любых обстоятельствах, и безусловно при современном положении вещей оно представляет смертельную опасность для этой страны (к этой части стратегического «плана Гофмана» мы вернемся впоследствии). Но, разумеется, не нужно понимать это нападение как непосредственную составную часть генерального наступления на Советский Союз, проводимую одновременно с ним; это мало вероятно, по крайней мере до тех пор, пока Австрия и Балканы еще не находятся в руках национал-социалистов. Даже если германской армии, вступившей в Богемию, удастся «разгромить» Чехословакию и при поддержке дунайских фашистов расчистить дальнейший путь на восток, эта победа придет, во всяком случае, слишком поздно, для того чтобы с той же армией предпринять большое неожиданное наступление на Советский Союз. Время для такого неожиданного вторжения, которое только и может в условиях современной стратегии рассчитывать на успех, давным давно будет упущено, и великая армия Советов, естественно, не позволит своему противнику диктовать ей стратегию. Может легко случиться, что в тот самый момент, когда германская армия, совершая победоносный марш с севера, достигнет польско-украинской границы, она не найдет там больше польской армии — своего главного союзника!
Это положение слишком очевидно для того, чтобы в настоящий момент допустить возможность перенесения германского главного наступления, нового «шлиффеновского удара» против Москвы, к югу — на Днепр; и здесь-то как раз и ошибается мистер Сайдтботэм («Скрутейтор»), который, обсуждая в «Sunday Times» другие проблемы, замечает: «Не нужно иметь большое воображение, чтобы представить себе план германской кампании, которая, начавшись соединением с Австрией и Венгрией, сначала расправится с Чехословакией и… которая прорвется на Украину, по направлению к Черному морю».[72]
Возможно и несомненно правдоподобно, что Германия и все фашистские группы на Дунае немедленно пошлют всякого рода подкрепления, войска и материалы польской армии на украинском фронте для усиления ее позиции в борьбе с Красной армией; они постараются сделать это своевременно, после того когда дунайская зона будет завоевана национал-социалистами и фашистами и когда произойдет объединение всех этих сил; тогда сможет быть предпринята новая попытка большого наступления на Киев. Это вторая часть германского стратегического «перспективного» плана, к которому мы еще вернемся… Но основной первоначальный удар на Москву не будет и не может быть предпринят здесь, в южной зоне.
То же самое и еще в большей степени относится, конечно, к черноморской зоне, советской границе с Румынией (Днестр и Одесса), так как переход туда германской армии был бы еще более продолжительным. Необходимость «разгрома» также и Румынии, повторения того, что Макензен сделал в 1916 г., не облегчает германской задачи, а присутствие неподалеку могущественного советского флота в Черном море и турецких друзей СССР отодвигает возможность использовать этот путь для германского генерального штаба лишь на вторую очередь.
Германский штаб должен искать путь, который позволил бы произвести немедленное развертывание собственно германских сил с максимальной легкостью и быстротой, путь, который обладал бы наиболее надежной базой в тылу и вел бы к наиболее уязвимому и центральному жизненному нерву Советского Союза и советской армии.
Ясно, что из двух оставшихся путей, второй, т. е. белорусская зона с Минском, Могилевом и Смоленском, также не удовлетворяет этим требованиям. Это, конечно, кратчайший стратегический путь Варшава — Москва, но он не лучший из путей Берлин — Москва. Расстояние до советского фронта для германских развернутых военных сил на этом пути действительно меньше, потому что германская армия, вместо того чтобы пересекать всю Польшу, может здесь прямо выйти из Восточной Пруссии через Литву к польско-советской границе (через Ковно — Вильно — около 320 км). Но этот путь развертывания военных сил не особенно благоприятен в политическом смысле — Литва является явным национальным врагом Германии и Польши, а белорусские крестьяне польских пограничных провинций не будут особенно гостеприимны; однако и в стратегическом отношении эта позиция не является лучшей для наступления.
Здесь в центральном секторе своей линии фронта советская армия полностью располагает огромной глубиной хинтерланда, что чрезвычайно важно для крупных военных операций и, главным образом, для их начала (мобилизация, развертывание фронта, перегруппировка). Относительная близость московского центра и его организованного снабжения, густота железнодорожной сети, центральное положение по отношению ко всем остальным районам СССР с их территориальными войсками придают тылу советской армии особенную силу именно в этом месте; ведь и в самом деле именно отсюда красные дивизии начали в 1920 г. свое мощное напористое наступление на Пилсудского (потерпевшее неудачу по другим причинам). Этого пути, ведущего непосредственно не только к Москве, но также и к Варшаве, не зря боялась Польша на всем протяжении истории. Правда, этим путем в 1812 г. прошел Наполеон, но ведь Березина была также началом конца его военной карьеры.
Но самое главное состоит в следующем: вторжение по белорусскому направлению не ведет к политически или экономически жизненным центрам Советского Союза, которые находились бы в непосредственной близости от линии фронта. Здесь отсутствует первая цель современного сокрушительного «молниеносного наступления». Такое наступление должно как можно быстрее, после успешного прорыва, достичь одного из жизненных нервов врага, чтобы не растратить своих сил преждевременно (как это было с Людендорфом после его прорывов во Франции в 1918 г.). Если это не удается, если не удается повалить противника после первого же удара, то все преимущества прорыва теряются ввиду новой вражеской линии обороны и создается обратное положение: истощение, а быть может, и полное поражение «прорвавшейся» армии, становящейся в этом случае легкой добычей для контратаки противника. На белорусском секторе или позади него нет жизненных центров Советского Союза: ни Минск, ни Могилев, ни даже Смоленск, который лежит, в конце концов, на расстоянии 370 км от границы, по сравнению, например, с расстоянием в 320 км от Германии до Парижа, не являются в конечном счете такими центрами ни в политическом, ни в военном, ни в экономическом отношении.
Нет, гитлеровский генеральный штаб должен поискать другого места для своего «шлиффеновского удара» против социалистического государства. Остается только одна возможность. И это место, этот путь, со всех упомянутых выше точек зрения и по всем соображениям, — это путь на Ленинград.
Штурм Ленинграда, первой крепости социалистической революции, это квинтэссенция и венец германского нового стратегического плана на востоке; многое происходящее уже сегодня находит в этом свое объяснение.
Какое значение имеет Ленинград для германского наступления на востоке?
Стратегически он кажется идеальной оперативной целью. На всей советской территории Ленинград — это пункт, выдвинутый дальше всего, пункт, до которого можно, следовательно, быстрее всего добраться. Расстояние от него до границы на юге (граница с Эстонией) равняется 120 км, на севере (граница с Финляндией) —35 км, а ширина северного фронта, вклинивающегося между Финским заливом и Ладожским озером, составляет 59 км. Итак, здесь-то и находятся действительные ворота, ведущие в Ленинград.
С запада к Ленинграду непосредственно подходит третья граница—это Финский залив. Город защищен морской крепостью — Кронштадтом, лежащей на острове Котлин, расположенном перед Ленинградом. Финский залив принадлежит тому, кто господствует на Балтийском море. Таким образом, обладатель морского превосходства находится с этой стороны не более чем в 48 км от Ленинграда (расстояние Кронштадт — Ленинград). Такова стратегическая ситуация: 120 км, 35 км, 48 км — с трех сторон.
Для Германии это важно с двух точек зрения. Ей нужна прежде всего мощная непосредственная морская база для нападения на советские позиции. Как мы видели, непосредственной базы для развертывания военных действий германским силам на всех прочих путях как раз не хватало, везде германской армии пришлось бы проделать длинный, трудный и весьма сомнительный переход по чужой территории с враждебным населением и неразвитым железнодорожным сообщением. Между тем Балтийское море превратилось для нового германского военно-морского флота почти в германское внутреннее море, стало для германской армии как бы внутренним путем, ведущим прямо к жизненному центру Советского Союза!
Это обстоятельство имеет чрезвычайно большое значение. Оно сразу прекращает всякую полемику на тему о том, что «Германия не имеет границ с Советами». Балтийское море — это новая Бельгия Востока. Германский флот не только может сам по себе предпринять с Финского залива лобовую атаку на Кронштадт и блокировать Ленинград, но с помощью флота может быть также создана вторая база для развертывания германских сил в этом секторе.
Ленинградская зона, и только она одна, как будто, может быть достигнута германскими войсками по суше без труда и сравнительно быстро. Маршрут через балтийские страны, начинающийся по близости от Мемеля, — наиболее благоприятный для германской армии на востоке; к тому же он не нов для Германии. В 1918 г. германская армия генерала Гофмана была в Ковно, Риге, Ревеле (Таллин) и Финляндии; в 1919 г., после Брест-Литовска, балтийская дивизия под командованием подчиненного Гофману генерала графа фон-дер-Гольца вступила на советскую территорию вместе с русскими белогвардейцами возле Пскова и непосредственно к югу от предместий Ленинграда.
Политически современная Балтика — четыре ее слабых окраинных государства, неспособных к сопротивлению — является творением Брест-Литовска, т. е., иначе говоря, снова генерала Гофмана. Германско-балтийские группы населения этих окраинных государств, остатки бывшей правящей феодальной касты, рассеянные по всей их территории, представляют естественную поддержку для германской армии, идущей из Восточной Пруссии к Финскому заливу. Балтийский фашизм, порожденный Германией и организованный ею, одушевленный только идеей новой объединенной войны против СССР, расчистит — если он не сделает этого еще заранее — дорогу наступающим германским войскам, пропустит их через свои страны; вот в чем назначение балтийского фашизма.
При этих обстоятельствах маршрут Кенигсберг — Мемель — Рига—Ревель (Таллин) может, пожалуй, стать (если не говорить о сопротивлении рабочего класса и прогрессивных элементов в балтийских странах) «прогулкой» германских экспедиционных сил. Но даже если наступающая армия встретит сопротивление в три правительства Балтийской Антанты, чтобы спасти независимость своих стран, противопоставят германскому «молоту» девять своих слабых дивизий, то этому молоту вряд ли придется ударить; ведь одного предупредительного выстрела с германских дредноутов в портах Мемеля, Риги и Ревеля (Таллин) будет достаточно, чтобы добиться у буржуазных правительств абсолютного, немого повиновения Германии. Германский балтийский флот со своей морской артиллерией может покорить три прибалтийских государства в течение нескольких часов; четвертая — страна Маннергейма и Хакселя — уже является союзницей Германии.[73]
Одновременно с этим балтийский флот может участвовать в перевозке войск через Балтийское море, а главное, он может также наиболее удобным путем перевезти на фронт все громадные массы тяжелых технических военных материалов, без которых немыслимо современное наступление: артиллерию, танки, транспортные материалы, снаряжение, продовольственные запасы. Германский торговый флот, с тоннажем в 4,5 млн. т (по сравнению с 5,5 млн. т до войны), снова является сегодня третьим в мире после Великобритании и США; под защитой военного флота этот торговый флот может идеально выполнить такую задачу. Он может сконцентрировать для наступления огромные массы технических военных средств на сухопутных подступах к Ленинграду: ни одна из железных дорог на востоке не может обеспечить этого. Это чрезвычайно важно; в современной войне это решает.
Германская морская база и германская сухопутная база дополняют одна другую и вместе образуют действительно мощную исходную позицию; неблагоприятное стратегическое расположение Ленинграда само по себе как бы помогает этому. Если проводить параллели, то положение Ленинграда таково, каково было бы положение Лондона при наступлении через Ламанш, если бы вдобавок через канал имелся еще сухопутный путь, а в Атлантическом океане вместо английского господствовал бы неприятельский флот. Это положение очень напоминает мышеловку. Стратегически, следовательно, это как раз подходящий путь для германского наступления на востоке.
Политически это также не менее удобный объект. Ленинград — это важнейший политический и культурный центр Советского Союза после Москвы; это гнездо революции, ее родина. Отсюда следуют два вывода. Взятие Ленинграда должно нанести (согласно германским расчетам) сильный удар по всему фронту советских масс, вселить в них панику и неуверенность. И та же победа, благодаря ее моральному эффекту, возымеет свое действие и на другой лагерь: она пробудит и мобилизует русскую контрреволюцию — свергнутый класс буржуазии и кулаков, который, по мнению фашистских стратегов, еще жив.
«Ленинград взят Гитлером!» Это означало бы немедленное провозглашение вслед за этим, что в Ленинграде установлено «новое русское фашистское правительство». Действительно, совершенно ясно, что первым актом победоносной германской армии после занятия Ленинграда было бы провозглашение «нового национального русского правительства». Такое правительство представляло бы собой лишь разновидность колониальной администрации, набранной из последних выживших подонков русских белогвардейцев; практической задачей его была бы организация с помощью фашистских войск (а также и бомбовозов) нового фашистского государства.
Таковы были когда-то намерения генерала Гофмана, который в своем первоначальном плане ратовал за установление «монархистского правительства» в захваченной Москве (быть может во главе с германским принцем, по образцу того, как Польша в 1606 г. возвела на русский престол Владислава). Такую попытку сделала в 1919 г. другая держава, которая тогда точно так же вдохновляла наступление на Ленинград; она выслала против Кронштадта крейсер (он взорвал русский пароход) и без замедления образовала «национальное русское правительство» для Ленинграда; это было сделано даже еще до того, как были взяты городские предместья, а они вообще не были взяты. Это правительство имело всего лишь один курьезный недостаток: в него в качестве министров входили только бывшие русские владельцы и акционеры нефтяных вышек Баку и Грозного, и никто больше; у этого правительства не было даже шофера, а оно называлось национальным правительством. Германский фашизм имеет наготове свои русские колониальные кадры в гораздо большем выборе; это белогвардейский отряд в составе восточной фашистской лиги.
Согласно расчетам германского фашизма взятие Ленинграда — это лучший исходный импульс, лучшая воспламеняющая искра для того, чтобы вызвать одновременно с внешним военным ударом против Советского Союза внутренний, политический распад в его тылу. В этом заключается одна из самых главных идей всего германского плана. Фашистские стратеги думают, что эта перспектива, возможно, избавит их от дальнейшего длительного похода на Москву или, во всяком случае, облегчит и упростит его до чрезвычайности. Главное, это — прежде всего взять штурмом жизненный политический центр социализма.
На этой основной идее зиждется вся стратегическая диспозиция войны на востоке, так же как в свое время кампания 1914 г. основывалась на наступлении Клуковского правого фланга через Бельгию на Париж. «Восточный» шлиффеновский удар также должен быть нанесен на севере. Ведущую роль должен сыграть именно левый фланг фашистского «крестового похода», фронт которого должен растянуться от Ледовитого океана до Черного моря. Генеральное наступление на Ленинград — это решающая операция против Москвы. Из этого исходит план всей остальной кампании.
Тактика на всех других фронтах неизбежно должна, в первое время быть по существу оборонительной. На этих секторах, где будут развертывать свои силы не германская армия, но ее национальные фашистские союзники, придется удерживать фронт против превосходящих советских сил, чтобы предотвратить возможное наступление последних.
В центре, в белорусской зоне, польской армии придется всеми средствами сдерживать возможное наступление красных сил в направлении Брест-Литовск — Варшава; такое наступление, как в 1920 г., заключает в себе опасность польской революции и может также ударить в тыл германской армии в Балтике; польская армия должна будет удерживать свои позиции до тех пор, пока успешная операция германской армии против Ленинграда и Пскова радикально не изменит ситуацию и позволит также и польской армии в свою очередь перейти в наступление. Если советский фронт в Балтийской зоне от Ленинграда до Пскова и далее к Полоцку будет прорван, а важный железнодорожный путь Ленинград — Орша с ответвлением Новосокольники — Великие Луки — Невель окажется под угрозой, то положение советской армии дальше к югу в Белоруссии также усложнится; в этом случае польское наступление к Смоленску облегчится, потому что для польской армии появится возможность встречи и соединения с наступающими германскими войсками несколько севернее, в районе около Витебска. Это тактика, сходная с той, которая была избрана в войне 1914–1918 гг. при операциях германской армии с австрийскими войсками, а также и другими более слабыми союзниками Германии.
На крайнем севере, выше Ладожского озера (Карельская зона), финляндская армия должна как можно лучше выполнить прорыв, имеющий целью перерезать Мурманскую железную дорогу и новый канал им. Сталина (ведущий от Белого моря до Онежского озера) в направлении Петрозаводска или дальше к северу (около 120 км от финляндской границы); после того как Ленинград будет окружен, такой прорыв стал бы проще даже для сравнительно слабых сил; в свою очередь, отрезав сообщение с портами на Ледовитом океане, он увеличил бы эффективность блокады Ленинграда. Во всяком случае, две второстепенных армии — польская в Белоруссии и финляндская в Карелии — имеют задачу только поддерживать операции центральной группы на левом крыле, т. е. германской армии.
Какую задачу германский оперативный план возлагает на правое крыло, на юге, растянутое по фронту на 850 км между Украиной и Черным морем? И здесь, так же как в Белоруссии, польская армия, поскольку ей придется рассчитывать лишь на собственные силы, сможет, в основном, только обороняться против превосходящей ее во много раз советской армии и стараться всеми силами удержать фронт.
В связи с существующим соотношением сил было бы ошибочно ожидать в этот начальный период другой тактики, например, немедленного польского генерального наступления по направлению к Днепру (кроме диверсий). Но эта оборона должна стать только прелюдией к наступлению, которое должно начаться и здесь на южном правом крыле, как только для него созреют условия; этими условиями являются формирование на Дунае и поход вниз по Дунаю второй фашистской армии против Советского Союза, составленной из всех национал-социалистских союзников в Юго-восточной Европе; они уже теперь работают на Гитлера политически, а когда война вспыхнет, то они начнут немедленно помогать ему и в военном отношении. Коротко говоря: это армия «юго-восточной фашистской лиги».
В тот момент, когда разразится война и когда германские дивизии из Саксонии и Баварии (главнокомандующий генерал фон-Бок, приятель кронпринца) пересекут чешскую и австрийскую границу, почти автоматически произойдет следующее: австрийские национал-социалисты восстанут в Вене, в Штейермарке и Тироле. Богемские национал-социалисты из гейнлейновского «Отечественного фронта» восстанут в Северной Чехословакии и двинутся на Прагу, которую с другой стороны, с юга, будут атаковать дружественные Германии венгерские дивизии Хорти. Румынские фашисты выступят в Бухаресте и при поддержке некоторых дворцовых и военных кругов потребуют присоединения к новой, реакционной дунайской антанте. Самолеты с аэродромов Дрездена и Будапешта ускорят этот процесс.
А с военной точки зрения все это вместе означает не что иное, как воссоздание в новой форме прежней австро-венгерской армии, снова выступающей в союзе с Германией и снова действующей в пользу Германии в южном секторе Европы. И тогда (только тогда!) эта армия, словно возникшая из пепла 1918 г. после Сен-Жермена и Трианона, отправится в поход: туда, где она стояла перед 1914–1918 гг., чтобы начать наступление на Украину. Так просто, если перевести происходящее на военный язык, может быть даже сегодня в основном объяснена вся кажущаяся путаница, царящая в дунайской зоне. Эта возродившаяся армия маршала Конрада фон-Гетцендорфа,[74] который на этот раз стал бы только одним из подчиненных Гитлера (а Гетцендорф им не был), снова попытается штурмовать Киев: чтобы занять великую украинскую зерновую зону, парализовать действия советского черноморского флота, создать правительство сепаратистского украинского фашизма (как в Ленинграде), поставить под угрозу русский угольный центр в Донбассе и нефтяной центр на Кавказе; все это для того, чтобы также и с юга вбить клин в Советский Союз, уже атакованный с севера!
Таков план действий правого крыла «крестового похода». А так как эта армия, в отличие от 1914–1918 гг., должна быть подкреплена польскими силами в количестве от 25 до 30 дивизий (все польские военные силы насчитывают от 50 до 60 дивизий, остальные должны находиться в Белоруссии), то она надеется, что это наступление будет более сильным, чем когда-либо. Если оно не увенчается успехом, то положение, конечно, радикально изменится и перспектива фашистского триумфального марша на Киев превратится в перспективу народного социалистического и национально-освободительного восстания на Дунае против войны. Если, однако, это наступление окажется успешным, то во фланги советской державы, Ленинград и Киев, будут направлены два клина для того, чтобы пронзить сердце этой державы — Москву.
Так, постепенно отчетливо вырисовываются главные военные контуры этого «нео-наполеоновского» плана, который ставит своей целью уничтожить страну, располагающую 175 миллионами социалистического населения и занимающую территорию в 21 млн. км2. Это план двух операций большого масштаба, двух больших фашистских кампаний от линии Висла — Дунай до линии Двина — Днепр: первого решающего, наиболее интенсивного, энергичного наступления на левом крыле на севере, опирающегося на Балтийское море; второго последующего наступления на правом крыле на юге, направленного к Черному морю, и комбинированных уравновешивающих операций в центре.
Эта диспозиция лишь слабо напоминает сходный план 1812 г., предусматривавший второстепенный марш левого крыла «Великой армии» (маршал Макдональд и прусский корпус) на Балтику, второстепенный марш правого крыла (князь Шварценберг и австрийский корпус) на Южную Россию и главную операцию под руководством самого Наполеона и с французскими силами — в центре на Варшаву, Смоленск и Москву. Но стратегический план «великой армии» 193(..?) не случайность, не произвольная комбинация, изобретенная каким-нибудь военным теоретиком в германском военном министерстве. Он соответствует сегодня планам и диспозициям умирающего европейского капитализма. Этот план, состоящий из двух операций, соответствует, с одной стороны, экономической и политической динамике германского империализма (являющегося центральной движущей силой), а с другой стороны, расстановке фашистских сил в Европе.
Однако в то же время он основан на роковой ошибке: на решающей неправильной оценке военных сил Советского Союза, на смешении его чисто географической стратегической карты с его подлинной военной и политической мощью. Этому посвящены заключительные главы книги.
Между тем, однако, план наступления на Ленинград и Киев становится все более и более конкретным. Многие неизбежно его сопровождающие последствия, имеющие резко выраженное международное значение, например: принудительное открытие Балтийского моря (для германского флота и для операций против Ленинграда) и принудительное закрытие Черного моря (для изоляции советского флота и для наступления на Украину и Кавказ) будут нами также рассмотрены ниже, при описании современных германских конкретных приготовлений в соответствии с этим планом.
Конечной целью обеих операций и на севере и на юге остается естественно Москва. Если занят Ленинград, то дальнейший прямой путь в Москву будет, как это предполагается по плану, пролегать вдоль Октябрьской (бывшей Николаевской) железной дороги на расстоянии, примерно, в 640 км, не прерываемый ни большой рекой, ни каким-либо другим естественным препятствием. Германская армия, выйдя из Ленинграда, должна пройти сначала 300 км по направлению к Бологому, находящемуся на полпути к Москве, и открыть совместные действия с польской армией, которая тем временем (после предполагаемого отступления Красной армии на севере) достигнет Смоленска; таким образом, с востока Москва попадает в вилку на сравнительно небольшом расстоянии (примерно 320 км).
Это, однако, только часть второй фазы всего плана, третьей фазой которого должно стать вступление Гитлера в Кремль на белом коне. Мы не намереваемся здесь заходить так далеко в анализе современной германской стратегии и всего этого крестоносного мистицизма. Наступление на Ленинград и Киев — самостоятельные и во всяком случае уже совершенно назревшие проблемы. Практическая подготовка к этим двум операциям уже далеко зашла и не прекращается ни на минуту.
Рассмотрим эту подготовку и перспективы фашистского «крестового похода».