В ПОХОДЕ

Отряд из предосторожности ехал только по ночам, днем останавливаясь на отдых где-нибудь в лесу и расставляя часовых, которые обязаны были задерживать всякого, кто вступит в лес.

-- Расскажи мне, Франсуа,-- сказал Филипп на привале,-- о твоем кузене де Лану, под начальством которого нам придется сражаться.

-- Моему кузену еще только тридцать шесть лет,-- начал с энтузиазмом Франсуа,-- и нет человека благороднее его среди французских дворян. Как тебе известно, он принадлежит к бретонскому роду, одному из самых знаменитых в крае, и сродни Шатобрианам и Матиньонам. Уже мальчиком он прославился своими способностями в воинских упражнениях, хотя, как говорят, лениво учился и книг не любил. Когда он, согласно своему происхождению, попал ко двору Генриха Второго, им овладела страсть к чтению сочинений о войнах, и вскоре под начальством маршала Бриссона он принял участие в войне в Пьемонте. Он очень добр, и это сказалось, например, в следующем: мать его до такой степени увлеклась игрой в карты, проигрывая состояние сына, что король назначил над ней опеку, но сын, воротившись из Пьемонта, попросил у короля как милости, чтобы опека была снята с матери. Вскоре после этого она умерла, и де Лану оставил двор и поселился в своих обширных владениях в Бретани. В это же время д'Андело, брат Колиньи, приехал к своей невесте в Бретань и привез с собой знаменитого проповедника Кормеля. Проповеди этого священника обратили де Лану, которому было тогда двадцать семь лет, и многих других в протестантство, хотя Бретань -- самая католическая провинция Франции. Нужно тебе сказать, что кузен был другом Гизов и в числе других дворян назначен был сопровождать Марию Стюарт в Шотландию. В сражении при Дре он очень помог адмиралу Колиньи вывести войско в порядке, но в то же время он горько оплакивал убийство Франсуа Гиза, а последние четыре года принужден был оставаться в своих бретонских владениях. Он не сторонник войны, но, раз она началась, будет одним из главных предводителей, и я очень счастлив, что буду в отряде такого отважного, образованного дворянина.

После трех дней пути отряд переправился через Луару и, вступив в горную страну, сделал привал.

-- Теперь нужно дать коням отдохнуть целые сутки,-- сказал Франсуа Филиппу,-- до Шатильон-сюр-Луана, вероятно, миль двадцать, не более, но горная дорога чрезвычайно утомительна, а мы сделали уже три больших перехода. Приехать на место на измученных конях неудобно, да и спешить некуда, мы и так успеем раньше других отрядов, без которых адмирал и Конде не могут начать военных действий. Боюсь, что многим отрядам будет нелегко добраться до них, не вызвав тревоги; тогда двор узнает все и успеет из Mo уехать в Париж.

Молодые друзья не догадывались, что то, чего боялся Франсуа, уже совершилось. При дворе узнали, что в милях двадцати от Mo собираются гугеноты. Тотчас же было послано за отрядом швейцарцев, к счастью для двора находившимся недалеко, и по прибытии его двор немедленно направился в Париж. Конде, предвидевший это, захватил было брод через Марну, но бороться с незначительными силами против швейцарцев, вооруженных длинными копьями, было невозможно, и после небольшой схватки Конде вынужден было отступить.

Известия об этих событиях пришли в Шатильон как раз в то время, когда Франсуа и Филипп подъезжали к нему. Ворота замка были открыты, и на дворе возбужденно толпились дворяне-гугеноты.

-- Вот мой кузен де Лану! -- воскликнул Франсуа, соскакивая с коня.-- Какое счастье! Что бы мы стали делать, если бы не застали его здесь! -- И он направился к изящному дворянину, разговаривавшему с другими.

-- А, Франсуа, это ты? Прибыл благополучно? Господа, вот мой кузен Франсуа де Лаваль... Это твой отряд въезжает в ворота, Франсуа?.. Да, да, узнаю ваше знамя. Честное слово, этот отряд вооружен лучше других... А кто этот молодой человек?

-- Это мой кузен Филипп Флетчер, сын Люси, сестры моей матери. Я говорил тебе о нем. Он приехал сражаться за нашу веру.

-- Весьма рад, что могу приветствовать вас, сэр,-- сказал де Лану.-- Мы с вами родственники, я кузен Франсуа со стороны отца, а вы -- со стороны матери. Прекрасно, что вы приехали помогать нам. Если бы ваша королева стала во главе протестантов, дело наше было бы выиграно.

-- Правда ли, кузен, что двор успел бежать в Париж? -- спросил Франсуа.

-- К сожалению, Конде не располагал ни силами, ни временем, чтобы помешать этому,-- ответил де Лану.-- Я сам, как ни спешил, только часа два назад прибыл сюда. Завтра утром мы все направляемся к принцу. Так как ваш отряд едет со мной, я распоряжусь, чтобы о нем позаботились... А, капитан Монпес! Это вы командуете отрядом? Я так и думал, что графиня поручит вам начальство над ним. Очень рад... Надо расположить ваших людей вместе с моими. Не слишком ли устали ваши кони?

-- К утру они успеют отдохнуть, граф.

-- Прекрасно. Необходимо захватить для них достаточно корма, им предстоит снова тяжелый путь.

Де Лану представил Франсуа и Филиппа своим друзьям, а затем отвел их к адмиралу. Когда они вошли к адмиралу, то застали там многочисленное общество и только что прибывшего курьера, который, преклонив колена, подал Колиньи письмо с каким-то важным известием. Адмирал поспешно прочитал письмо и отпустил курьера.

Вся внешность Колиньи невольно внушала уважение. То был человек с серьезным, несколько грустным и добрым лицом, высокого роста, с коротко стриженной бородой и усами. Одет он был во все черное, а на плечи был накинут камзол с высоким воротником и широкими висящими рукавами. На голове он носил низкую мягкую шляпу с узкими полями. Несмотря на то что он был одним из лучших полководцев своего времени, он более чем кто-либо старался избежать междоусобной войны и страдал от сознания ее необходимости.

Он очень любезно принял Франсуа и его кузена.

-- Весьма рад,-- сказал он первому,-- видеть здесь представителей де Лавалей. Ваш отец был моим другом и пал, сражаясь рядом со мной... Рад видеть представителя и другого древнего рода, де Муленов,-- обратился он к Филиппу.-- Приятно, что, переселясь в Англию, он не перестает любить Францию.

Адмирал поклонился им, как бы отпуская их, и заговорил с графом де Лану, а молодые люди направились в соседний зал, где находились накрытые столы, уставленные блюдами.

Рано утром на другой день де Лану должен был выступить из замка с отрядом в двести человек, и Франсуа получил приказание быть готовым со своими людьми к пяти часам утра.

-- Признаюсь, не люблю выступать до рассвета,-- заметил Франсуа Филиппу,-- Ничто так не портит расположения духа, как езда в темноте; при этом чувствуешь, что и спутники твои так же недовольны, как и ты.

-- Да ведь в пять часов уже рассветает,-- ответил Филипп.-- К тому же завтра первый день нашей походной жизни.

Отряды гугенотов подходили между тем к замку один за другим до поздней ночи. В большом зале замка, при свете факелов, оживленно беседовали гугеноты; в девять часов к ним вышел адмирал с некоторыми дворянами, с которыми он совещался, а четверть часа спустя пастор совершил вечернюю молитву, после чего слуги разостлали вдоль стен солому, на которой все приезжие расположились на ночь.

В половине пятого утра уже раздались звуки рожка, запылали факелы, и вооруженные дворяне-гугеноты отряда де Лану, подкрепив себя холодными блюдами, поданными в зале, шумной толпой выходили на двор, один за другим садились на коней и строились за воротами. Адмирал был тут же и наблюдал за порядком. По обычаю гугенотов священник прочел молитву, и отряд с де Лану во главе выступил в путь. Весь отряд состоял из тридцати дворян с их телохранителями и ста пятидесяти конных воинов.

Как только отряд выехал из замка, де Лану вмешался в толпу друзей и всю дорогу весело шутил с ними. Через полтора часа быстрой езды отряд прибыл в Монтаржи. Тут вместо того, чтобы ехать прямо, как ожидало большинство, передовые воины круто свернули посреди города налево.

-- Я готовлю вам сюрприз, господа, и за городом сообщу его вам,-- сказал с улыбкой де Лану.

Когда они выехали из города, де Лану обратился к отряду.

-- Господа! -- сказал он.-- Теперь я могу сообщить вам, какую великую честь оказал нам адмирал, возложив на нас одно из самых почетных дел. До сих пор оно хранилось в тайне, потому что в Шатильоне мог быть лазутчик Гизов... Нам поручено овладеть Орлеаном!

Это отважное предприятие вызвало крики изумления и сомнения со стороны всего отряда.

-- Вам кажется слишком смелым такое дело для двухсот человек? -- продолжал улыбаясь де Лану.-- Но у нас в городе есть друзья. Д'Андело находится с ними в сношениях последние десять дней. Мы, разумеется, должны ожидать сопротивления; но у меня нет и тени сомнения в успехе, раз мы нападем на город врасплох с таким числом испытанных храбрецов. Мне не нужно объяснять вам, как важен для нас Орлеан, открывающий нам дорогу на юг, и как ободряюще подействует взятие его на всех наших единоверцев. В пяти милях от города нас встретит де Грело и сообщит нам, что сделано там для облегчения входа нашего в город.

-- Какое блестящее дело! -- восхищался Франсуа.

-- А как ты думаешь,-- спросил Филипп,-- будет ли Конде в состоянии предпринять что-нибудь против Парижа?

-- Теперь едва ли. Что могут сделать какие-нибудь полторы тысячи конницы да столько же пехоты против Парижа, с его крепкими стенами и вооруженным населением, не говоря уже о шести тысячах швейцарцев, находящихся там!

В полдень отряд сделал привал. Пообедав и накормив лошадей, большинство воинов расположилось отдохнуть на траве, а остальные собрались в группы и завели оживленный разговор о предстоящем деле.

-- Я был уверен, что мы скоро затеем какое-нибудь головоломное дело,-- заметил капитан Монпес Франсуа и Филиппу, когда те подошли к нему.-- Граф де Лану не такой человек, чтобы дать траве расти у себя под ногами. Я довольно насмотрелся на него в последнем походе, и граф, ваш отец, и Франсуа, был очень высокого мнения о его военных способностях. Но мы затеяли слишком трудное дело: Орлеан -- большой город, и сколько бы ни было в нем наших друзей, взять его нелегко будет двумстам ратникам.

-- Тем больше славы и чести для нас,-- заметил весело Франсуа.

В четыре часа отряд снова пустился в путь и час спустя после того, как стемнело, вступил в деревушку, лежавшую милях в пяти к северу от Орлеана.

Тотчас расставили цепь часовых с приказом не выпускать никого из деревни. Напуганным крестьянам объявили, что кто осмелится выйти из дому, будет убит. Коней привязали среди улицы к кольям, а солдаты разместились в овинах. Де Лану со своими приближенными расположились около костра. В восемь часов двое передовых часовых привели всадника -- то был де Грело. Его встретили с восторгом.

-- Ну, как дела в Орлеане? -- спросил его де Лану.

-- Все готово,-- ответил де Грело.-- Завтра утром в семь часов отряд из двадцати пяти надежных людей соберется осторожно, поодиночке, у северных ворот, и в ту минуту, когда часовые начнут отворять ворота, они нападут на них. Вся стража состоит только из пятнадцати воинов, и, застигнутые врасплох, они не окажут стойкого сопротивления. Вы с вашим отрядом должны находиться, конечно, поблизости. Как только ворота будут захвачены, вам будет дан сигнал белым флагом, и вы беспрепятственно вступите в город. К вам тотчас присоединятся многие сторонники наши, которым сообщено, что они должны быть готовы во всякое время взяться за оружие и присоединиться к тем, кто явится для их освобождения. В городе находится также много католиков, расположенных к нам. Вообще наше предприятие имеет большие шансы на благополучный исход. Укрыться вам нужно в замке одного из наших друзей вблизи городских ворот; из верхних окон дома вам легко будет увидеть сигнал, и через три-четыре минуты вы можете быть в городе.

-- Прекрасно! -- сказал граф.-- Успех почти обеспечен. Теперь, господа, нам нужно отдохнуть, а в четыре часа мы должны быть уже на конях.

В назначенный час де Грело ввел отряд в ворота замка, владелец которого уже ждал его. Дворяне были приглашены в дом, а солдатам вынесли завтрак во двор. В седьмом часу показались крестьяне, ехавшие к городским воротам, и отряд сел на коней в то время, как хозяин замка, стоя у окна, ожидал сигнала. Ровно в семь часов он крикнул:

-- Ворота отворены!.. Крестьяне бегут!.. А вот и белый флаг.

-- Вперед! -- крикнул де Лану, и отряд во весь опор помчался к городу и ворвался в ворота.

-- Рассыпьтесь по улицам и созывайте наших друзей на помощь! -- скомандовал де Лану.

Отряд тотчас разделился на четыре части и разъехался в разные стороны. Франсуа и Филипп со своими воинами составили отряд, предводимый самим де Лану. В городе уже знали, в чем дело, и в нем поднялась тревога, а когда де Лану со своими спутниками въехал на базарную площадь, навстречу показался отряд всадников неприятеля, по численности равный его отряду.

-- За Бога и веру! -- вскричал де Лану, командуя атаку.

Неприятель, застигнутый врасплох и не имевший никакого представления о силах нападающих, смешался при бурном натиске гугенотов и обратился в бегство. Пехота, встретившая затем отряд де Лану, оказала более стойкое сопротивление, но при виде других отрядов гугенотов, въезжавших со всех сторон на площадь, побросала оружие и сдалась. Горожане-католики с тревогой смотрели из окон ка эту борьбу, но не осмеливались показаться на улице при виде вооруженных гугенотов, которые являлись со всех сторон и обращали в бегство прибывавшие войска католиков.

В течение часа сопротивление было сломлено. Гугеноты овладели Орлеаном, заняли все ворота и сторожевые пункты и разослали патрули по городу. Граф тотчас издал прокламацию, приглашая граждан к миру и гарантируя всем личную свободу и защиту имущества, и многие, до того скрывавшие свое сочувствие новой вере, открыто стали на сторону гугенотов. Управление городом было поручено совету из именитых горожан, как католиков, так и гугенотов, а гугеноты, способные носить оружие, обязаны были составить отряды для охраны города, выбрав из своей среды офицеров. Де Лану принял строгие меры для охраны католиков и их храмов, а затем отправил большую часть своего отряда к принцу Конде, оставив в городе только Франсуа и Филиппа с их солдатами и свой собственный отряд в сорок человек.