I.
ПОХОДЪ НА ПОЛЯКОВЪ.
Ой, пошли козаки на четыре поля,
На четыре поля, пятое -- Подолье.
Какъ одной дорогой да пошолъ Мушкетъ,
По другой дорогѣ Кукуруза-свѣтъ,
А дорогой третьей Полтора-Кожуха:
Длинный оселедецъ вьётся изъ-за уха,
На конѣ гарцуетъ, пѣсню распѣваетъ;
А за нимъ большое войско выступаетъ,
Запорожцы хваты, козакй лихіе.
Бьютъ въ литавры, въ бубны золотые,
На коняхъ гарцуютъ, саблями сверкаютъ,
Тёплыя молитвы къ Богу возсылаютъ,
А Кариб, панъ-гетманъ, пѣсню распѣваетъ:
Ой, тоска меня заѣла,
Сердце изсушила,
Молодого, удалого
Съ ногъ меня свалила.
Но тоскѣ той окаянной
Я не поддаюся.
Ой, пойду, пойду къ шинкаркѣ,
Мёду съ ней напьюся.
Если хочешь выпить мёду,
Выпей у жидовки:
У жидовки чернобровки
Свѣтлыя подковки.
Юбка пёстрая, монисты...
Сама молодая...
Да хорошая какая!
Что за удалая!
Ну, шинкарка, дай мнѣ мёду:
Стану веселиться!
Пусть головушка больная
Съ хмѣлю закружится.
"Если ты женатъ, аль вдовый --
Чортъ тогда съ тобою!
Если жь холостъ -- не женатый,
То ночуй со мною""
Есть и дѣтки, есть и жонка,
Жонка молодая,
Да не хочетъ приласкаться --
Гордая такая!
1870.
2.
MОPОЗЕHKО.
Ой, Морозецъ, Мороз е нко, бравый козачина!
Но тебѣ, по Морозёнкѣ, плачетъ Украина.
Ой, не такъ та Украина, какъ козаки хваты...
А Морозиха всё плачетъ, сидя возлѣ хаты.
Полно, старая, о сынѣ слёзы лить рѣками!
Лучше выпей-ко ты мёду съ нами, козаками.
"Что-то мнѣ, мои родные, мёдъ-вино не пьётся:
Гдѣ-то онъ, мой Морозёнко, съ лютымъ туркомъ бьётся?"
Изъ-за горъ изъ-за высокихъ войско выступаетъ;
Впереди всѣхъ Морозёнко; конь подъ нимъ играетъ.
Ѣдетъ онъ, коню на гриву голову склоняя:
"Голова ль моя больная!... сторона чужая!..."
Тѣло бѣлое покрыто красною насѣчкой:
Гдѣ проѣдетъ Мороз е нко -- кровь струится рѣчкой.
Окопалися козаки въ полѣ у Лимана...
Взяли, взяли Мороз е нка въ воскресенье рано.
Посадили Мороз е нка на пескѣ, на солнцѣ:
Сняли, сняли съ Мороз е нка поясъ и червонцы.
Посадили Мороз е нка на пивную бочку:
Сняли, сняли съ Мороз е нка красную сорочку.
1870.
3.
ПОБѢГЪ ТРЕХЪ БРАТЬЕВЪ ИЗЪ АЗОВА.
(Украинская дума.)
Не тучей туманы надъ дальнимъ Азовомъ вставали:
Три брата родные изъ тяжкой неволи бѣжали;
Два конныхъ, а третій имъ пѣшій во слѣдъ поспѣшаетъ,
Босыми ногами на острые камни ступаетъ,
Слѣды свои кровью бѣгущею съ нихъ поливаетъ
И такъ, чуть дыша, старшихъ братьевъ своихъ умоляетъ:
"Ой, братцы, постойте, такъ шибко коней не гоните,
Живымъ до земель христіанскихъ дойти помогите."
И, сжалившись, старшаго брата середній пытаетъ,
А тотъ ему, тучей нахмурившись, такъ отвѣчаетъ:
"Аль хочется, братъ, тебѣ снова въ неволю отдаться?
Какъ станемъ его ми въ голодной степи дожидаться,
Лихіе враги насъ догонятъ, изловятъ, изрубятъ,
А если и нѣтъ, то въ неволѣ несносной погубятъ."
"Когда подождать меня сираго вы не хотите",
Имъ младшій въ отвѣтъ, "то съ дороги вы лучше сверните,
Булатными саблями тѣло моё изрубите
И здѣсь подъ курганомъ высокимъ въ стеии закопайте,
Но звѣрю и птицѣ его вы въ добычу не дайте. "
Середній братъ съ горестью горькимъ словамъ тѣмъ внимаетъ
И младшему брату на рѣчь его такъ отвѣчаетъ:
"О братъ нашъ родной, мы того никогда не слыхали,
Чтобъ братья да въ братней крови свои сабли купали,
Себѣ избавленье булатнымъ копьёмъ добывали!"
А младшій имъ: "Если убить вы меня не хотите.
То въ балкахъ попутныхъ терновыхъ вѣтвей нарубите,
Возьмите съ собой ихъ, усталыхъ коней погоняйте
И мнѣ по дорогѣ тѣ вѣтви примѣтой кидайте."
Шумитъ буеракъ. Братъ середній къ нему подъѣзжаетъ,.
Булатною саблей -- душа милосердіе знаетъ --
Со степнаго терновника вѣтви срубать начинаетъ
И брату меньшому тѣ вѣтви примѣтой кидаетъ;
Но стало бросать ему нечѣмъ примѣту по праху,
Когда подъѣзжать они стали къ Муравскому шляху,
Тогда онъ рубашку червонную съ тѣла снимаетъ,
Её разрываетъ, куски за собою роняетъ
И брату примѣту тѣмъ въ голой степи оставляетъ.
Какъ сталъ пѣшеходъ изъ терновыхъ кустовъ выбираться,
Что шагъ -- на китайку червонную сталъ натыкаться.
Глядитъ, безталанный, и тѣ лоскутки подымаетъ,
Цѣлуетъ, слезами горючими ихъ омываетъ
И такъ своё горе въ словахъ золотыхъ выливаетъ:
"Не даромъ китайка валяется прахомъ по шляху!
Быть можетъ отъ братьевъ моихъ не осталось и праху.
Быть можетъ погоня за ними но слѣду бѣжала,
Заснувшаго въ чащѣ терновой меня миновала,
А братьевъ моихъ, захвативъ средь степи, полонила,
Ихъ кровь источила, тѣла на куски изрубила.
О, еслибъ Господь милосердый мнѣ далъ только силу
Сыскать ихъ тѣла средь степи и зарыть ихъ въ могилу!
Одно -- это жажда, другое же худшее -- голодъ,
А третье -- то вѣтеръ жестокій что въ бурю и холодъ
Въ степи неисходной свободно и шумно гуляетъ,
Усталаго путника съ ногъ молодецкихъ сшибаетъ.
Ой, полно въ степи мнѣ за конными братьями гнаться:
Пора моей грѣшной душѣ съ грѣшнымъ тѣломъ разстаться."
Сказалъ такъ бездольный, теряя послѣднія силы --
Сказалъ и на землю склонился у Саворъ-Могилы.
И вотъ къ нему стая орловъ сизокрылыхъ слетаетъ,
Садится на землю и глазъ съ казака не спускаетъ.
Онъ видитъ ихъ сизыхъ и шлётъ имъ слова золотыя:
"Орлы сизокрылые, гости мои дорогіе,
Прошу васъ -- дождитесь сходящаго сумрака ночи
И выклюйте мнѣ вы тогда мои чорныя очи,
Когда ими видѣть ужь больше не въ силахъ я буду
Ни яснаго Божьяго свѣта, ни Божьяго люду."
Сказалъ онъ и отдалъ на волю Его пресвятую
Творцу милосердому душу свою золотую.
Сказалъ -- и на тѣло спустились орлы полуночи
И стали выклёвывать съ кривомъ казацкія очи,
А мелкая птица, собравшись вкругъ мёртваго тѣла,
Съ костей его бѣлыхъ кровавое мясо объѣла;
А сѣрые волки изъ тёмныхъ лѣсовъ набѣжали
И долго въ оврагахъ тѣ бѣлыя кости глодали
И выли надъ ними, смолкали и вновь завывали --
Ну точно обрядъ похоронный надъ ними справляли.
Но вотъ и кукушка изъ тёмныхъ лѣсовъ прилетѣла
И, слёзы роняя, на иву плакучую сѣла
И долго на деревѣ плачущемъ томъ куковала,
Какъ первенца мать или брата сестра поминала.
Какъ стали два брата къ родимымъ землямъ приближаться,
Великое горе въ сердцахъ у нихъ стало скопляться.
И старшему молвитъ середній печальное слово:
"Какъ много въ сердцахъ нашихъ горя скопилося злого!
Ой, видно въ живыхъ не увидѣть намъ брата меньшого.
И какъ къ отцу-матери въ домъ мы съ тобою прибудемъ?
Какъ станутъ насъ спрашивать, что отвѣчать мы имъ будемъ?"
Нахмурившись, старшій словамъ тѣмъ печальнымъ внимаетъ
И брату середнему такъ, помолчавъ, отвѣчаетъ:
"Да то, что не вмѣстѣ мы горе своё коротали,
Что позднею ночью изъ тяжкой неволи бѣжали,
Будили его и никакъ не могли добудиться
И волей-неволей пришлось намъ однимъ воротиться."
Середній словамъ тѣмъ недобрымъ внимаетъ
И старшему брату на рѣчь его такъ отвѣчаетъ:
"Когда они, старые, правды отъ насъ не узнаютъ,
Святыя молитвы ихъ насъ за грѣхи покараютъ."
Вотъ старшіе братья къ Самарскимъ землямъ подъѣзжаютъ,
Бросаютъ коней и въ зелёной травѣ засыпаютъ,
Но вслѣдъ басурмане пришли и уснувшихъ убили,
Тѣла христіанскія ихъ на куски изрубили,
Со смѣхомъ куски тѣ по голой степи раскидали
И долго на сабляхъ ихъ головы вверхъ подымали.
1881.