ПРЕДИСЛОВІЕ.

Въ первые вѣка нашей исторіи Русь находилась въ литературномъ союзѣ съ другими славянскими землями -- по-крайней-мѣрѣ съ тѣми изъ нихъ, которыя принадлежали къ православной церкви. Въ XVI и XVII столѣтіяхъ литература польская не только обращала на себя вниманіе образованныхъ русскихъ людей, но въ значительной степени вліяла на тогдашнюю нашу письменность. Со времени же петровской реформы нами такъ сильно овладѣли литературы западноевропейскія, что мы, изучая ихъ и подражая имъ, совершенно забыли о литературахъ славянскихъ. Нити, связывавшія умственную жизнь Россіи съ славянскимъ міромъ, порвались; не только умственная дѣятельность, но самое почти существованіе славянскихъ народовъ сдѣлалось у насъ неизвѣстнымъ. Такъ продолжалось до недавняго времени. Еще великій нашъ Пушкинъ, одинъ изъ первыхъ, если не первый, угадавшій значеніе для насъ народной поэзіи западныхъ славянъ, знакомился съ нею не но настоящимъ текстамъ, а въ безобразныхъ передѣлкахъ француза Мериме. Обращённый къ Мериме запросъ нашего поэта на счотъ того, "на чёмъ основано изобрѣтеніе странныхъ сихъ пѣсенъ" и отвѣтное письмо Мериме о его "Guzla" останутся свидѣтельствомъ, въ какомъ невѣдѣніи мы тогда находились относительно славянскаго міра. И надобно замѣтить, что это было въ тридцатыхъ годахъ (письмо Мериме помѣчено: 18 января 1835 года), то-есть -- двадцать лѣтъ спустя послѣ перваго изданія Вукомъ Караджичемъ подлинныхъ сербскихъ пѣсенъ, съ которыми знаменитый Гриммъ тотчасъ же познакомилъ Германію, и десять лѣтъ послѣ того какъ Гете, неоднократно обращавшій вниманіе своихъ соотечественниковъ на переводы произведеній народной поэзіи южныхъ славянъ, утверждалъ, что "въ довольно скоромъ времени сокровища сербской литературы сдѣлаются общимъ достояніемъ Германіи)" (die Schätze der serbischen Literatur werden schnell genug deutsches Gemeingut werden).

Не знаемъ, въ какой мѣрѣ сбылось предсказаніе великаго нѣмецкаго поэта; но думаемъ, что если литературныя сокровища западныхъ и южныхъ славянъ должны сдѣлаться гдѣ-либо общимъ достояніемъ, то это въ Россіи, потому-что въ нихъ отпечатлѣвается духъ народностей, которыя составляютъ съ нами одно племенное тѣло, которыя намъ ближе всѣхъ по исторіи, которыя одни намъ близки по сочувствіямъ.

Въ послѣднія десятилѣтія свѣдѣнія о славянскихъ племенахъ, наукахъ и литературахъ начали распространяться и въ Россіи. Этому, конечно, содѣйствовали учреждённыя въ 1839 году каѳедры славянскихъ языковъ въ нашихъ университетахъ; но нельзя не пожалѣть, что въ преподаваній на этихъ каѳедрахъ было слишкомъ мало жизни, что оно имѣло въ виду спеціалистовъ. Насколько быстрѣе пошло бы у насъ развитіе славянской идеи, если бы хоть на одной изъ славянскихъ каѳедръ явился такой человѣкъ, какъ Грановскій! Но всё же дѣло подвигалось вперёдъ; политическія событія всё болѣе и болѣе уясняли славянское призваніе Россіи и значеніе для насъ славянскихъ народностей; общность ихъ и нашихъ интересовъ становилась всё болѣе ощутительною, и въ настоящее время вопросы, касающіеся славянъ, принадлежатъ въ тѣмъ, къ которымъ общественное мнѣніе Россіи далеко не равнодушно.

Но если политическое положеніе славянскихъ племёнъ составляетъ теперь предметъ уже довольно знакомый русской публикѣ, то этого нельзя еще сказать объ ихъ литературной дѣятельности. У насъ по этому предмету было до-сихъ-поръ одно только пособіе -- изданный въ 1865 году гг. Пыпинымъ и Спасовичемъ "Обзоръ исторіи славянскихъ литературъ". Сочиненіе это имѣетъ свои несомнѣнныя достоинства, по обилію собранныхъ въ нёмъ свѣдѣній, и польза его, какъ справочной книги, заставляетъ забыть ту странную отрицательную точку зрѣнія, которая затемняетъ безпристрастіе историческаго изложенія. Но, во всякомъ случаѣ, съ какимъ бы совершенствомъ ни была написана исторія той или другой литературы, она не можетъ замѣнить собою чтенія самихъ ея произведеній. Потому мы надѣемся восполнить существенный недостатокъ, предлагая нашей публикѣ изданіе, въ которомъ она найдётъ, въ переводѣ на русскій языкъ, лучшія произведенія какъ народной, такъ и художественной поэзіи славянскихъ племёнъ. При этомъ мы сочли полезнымъ сообщить біографическія свѣдѣнія о самихъ поэтахъ и краткій историческій очеркъ каждой изъ славянскихъ литературъ. Какъ мы, такъ и сотрудники наши старались, чтобы переводы были по возможности вѣрны -- разумѣется насколько позволяли требованія русскаго стиха. Мы старались, чтобы нашъ сборникъ служилъ картиною славянскихъ литературъ по возможности полною, то-есть, чтобы всѣ замѣчательнѣйшіе поэты славянскіе были въ нёмъ представлены хотя однимъ изъ ихъ произведеній. Наконецъ -- мы обращались въ Славянскія Земли, въ извѣстнѣйшимъ литераторамъ, за указаніемъ, какія именно произведенія ихъ поэтовъ признаются у нихъ образцовыми и пользуются наибольшею популярностью, дабы, придерживаясь въ выборѣ нашемъ этихъ указаній, дать нашему сборнику характеръ, соотвѣтствующій дѣйствительному направленію каждой литературы и чуждый какого-либо произвольнаго съ нашей стороны подбора. По этому -- тѣмъ осязательнѣе будутъ для читателя отличительныя черты этихъ литературъ: ихъ юношеская восторженность и страстность, ихъ простодушное общеніе съ природою, ихъ безпритязательное сочувствіе къ простому народу, ихъ національно-патріотическое чувство, согрѣтое свѣтлыми надеждами на великое будущее славянскаго племени, и утверждающееся на крѣпкомъ сознаніи славянскаго единства, ихъ любовь къ Россіи -- всё это свойства, проникающія литературы южныхъ и западныхъ славянъ въ цѣломъ ихъ составѣ. Одна литература польская, какъ замѣтитъ читатель, составляетъ между ними исключеніе, соотвѣтствующее историческому характеру и настоящей политической роли польской интеллигенціи въ славянскомъ мірѣ.

Но сборникъ нашъ -- мы надѣемся -- не только уяснитъ читателямъ характеръ и направленіе славянскихъ литературъ -- онъ, быть-можетъ, пособитъ разсѣять тотъ существенный предразсудокъ, съ которымъ мы привыкли взирать на умственныя произведенія нашихъ соплеменниковъ. Воспитанные въ западно-европейской школѣ, мы привыкли думать, что только литературы англійская, французская, нѣмецкая, итальянская могутъ представить намъ творенія оригинальныя, что только въ нихъ мы можемъ найти великихъ поэтовъ; славянскія же литературы пробавляются лишь блѣдными копіями съ западныхъ образцовъ. Этотъ-то предразсудокъ и составляетъ, если мы не ошибаемся, главную причину того, что публика паша, уже менѣе прежняго равнодушная къ общественнымъ и политическимъ дѣламъ западныхъ и южныхъ славянъ, до-сихъ-поръ не обращаетъ вниманія на ихъ литературы. А между-тѣмъ у нихъ есть поэты оригинальные, поэты съ истиннымъ художественнымъ талантомъ и вдохновеніемъ. Станко Вразъ, Мажураничъ, Букулевичъ-Сакцинскій, Вукотиновичъ, Прерадовичъ -- у сербовъ, Славейковъ -- у болгаръ, Прешернъ -- у хорутанъ, Колларъ, Челяковскій, Яблонскій, Гавличекъ -- у чеховъ, Халупка, Сладковичъ -- у словаковъ, Зейлеръ -- у лужичанъ, Мицкевичъ, Богданъ Залѣсскій, Красинскій, Винцентій Поль -- у поляковъ, наконецъ, Іосифъ Федьковичъ у нашихъ русскихъ галичанъ -- это люди, которые заняли бы каждый въ любой западно-европейской литературѣ одно изъ почетнѣйшихъ мѣстъ. А эти имена, которыми должно гордиться славянское племя, до-сихъ-поръ -- кромѣ одного или двухъ польскихъ -- почти безвѣстны въ Россіи.