От редакции
Вторую часть книги, охватывающую первый год владычества фашистов в Германии, Гейден написал в Швейцарии, уже находясь в эмиграции. Наиболее интересны главы, посвященные описанию борьбы и интриг в правящем лагере, предшествовавших приходу Гитлера к власти. Эти главы Гейден писал по живым, неизгладившимся еще воспоминаниям. Многого, однако, он здесь недоговаривает, не разоблачает до конца, несмотря на свои заявления о готовности бороться с фашизмом. Мы опустили во второй части три начальных главы, повторяющие предшествующее изложение, часть главы о поджоге рейхстага, написанную накануне Лейпцигского процесса, а также сократили заключительную часть, содержащую ряд общих рассуждений. В переводе главы переименованы.
Глава первая
Исход из Рейхстага
13 октября 1930 г. фракция сто семи в первый раз появилась в рейхстаге. Ее оратором и бесспорным вождем был Грегор Штрассер. Спустя несколько дней он произнес речь, которая, несомненно, произвела бы впечатление, если бы ее не затмило впечатление от уличных демонстраций национал-социалистов в памятный день 13 октября. Во время демонстраций были разбиты витрины многих еврейских магазинов. Гитлер заявил по этому поводу одному иностранному журналисту, что беспорядки были совершены главным образом хулиганами, карманниками и коммунистическими провокаторами. Виновных-де он немедленно исключит из партии. «Беобахтер», со своей стороны, писал, что в «Третьем Рейхе» витрины еврейских магазинов будут находиться в большей сохранности, чем теперь, при марксистской полиции.
В феврале 1931 г. партия на продолжительное время снова сменила парламентские домашние туфли на уличные сапоги. Фракция решила не принимать больше участия в заседаниях рейхстага, так как ее систематически старались держать вдали от власти. Брюнинг же вообще ни во что не ставил рейхстаг. Дейч-националы присоединились к национал-социалистам и впервые таким образом продемонстрировали, что они уступили подлинное руководство правыми более сильному партнеру.
Брюнинг, на которого Гинденбург перед лицом всей Германии возложил задачи облеченного властью вождя, был самым торжественным образом покинут той частью нации, к которой президент чувствовал себя ближе всего.
Отставка Францена и падение Фрика
В 1930 г. вскоре после выборов в рейхстаг национал-социалисты сумели добиться второго министерского портфеля в одной из германских провинций. В Брауншвейге, где они одержали избирательную победу, кильский судебный советник д-р Францен был назначен министром внутренних дел. Францен был мало известен в партии; его избрание вызвало некоторое недовольство; и в самом деле, Гитлеру вскоре пришлось разочароваться в нем. В июле 1931 г. национал-социалистское самосознание Францена возмутилось против того, что он в качестве бессильного провинциального министра обязан был подчиняться приказам вражеского имперского правительства Брюнинга, особенно его чрезвычайным декретам, против которых боролись национал-социалисты. Францена поддержал руководитель национал-социалистской фракции в брауншвейгском ландтаге Гро, и в один прекрасный день Францен без ведома партийного руководства подал в отставку. Гро последовал за ним и исчез из национал-социалистских рядов. Стоило немалых трудов сохранить этот пост для национал-социалистов. Преемником Францена был назначен в конце концов народный учитель Дитрих Клаггес.
Возмущение Гитлера по поводу измены Францена было особенно велико потому, что еще ранее партия должна была пожертвовать министерским постом Фрика. В день стенесовского кризиса, 1 апреля 1931 г., Фрик был смещен своими прежними союзниками в тюрингском ландтаге. Союзники внезапно выступили против Фрика, которому они в свое время помогли занять министерский пост; 29 голосами против 22 ландтаг выразил ему недоверие, и министерское кресло в Тюрингии оказалось потерянным.
Массы и принцы
Тюрингское министерское кресло национал-социалистская партия завоевала, когда она была еще самой малочисленной политической партией в Германии. Больно было поэтому лишиться этого кресла в момент, когда она фактически стала самой крупной партией. Теперь считалось «современным» принадлежать к ней.
Знатнейший из знатных, сын экс-кайзера, принц Август-Вильгельм Прусский, уже весной 1930 г. вступил в партию. «Там, где Гитлер вождь, каждый может занять место в рядах», — заявил принц. В коричневой рубашке этот гогенцоллерновский принц выступал оратором на национал-социалистских собраниях. Весной 1931 г. во время одной из стычек он был избит кенигсбергской полицией резиновыми дубинками. Для истории, пожалуй, было не столь любопытно то, что полиция Зеверинга избила гогенцоллерновского принца, как то, что Гогенцоллерн позволил избить себя ради Гитлера. Это, казалось, понял даже экс-кайзер в своем голландском изгнании. На собрании в Мюнхене принц зачитал замечательное место из письма Вильгельма II: «Ты должен гордиться тем, что стал одним из мучеников этого великого народного движения».
Среди тех, кто обратился к национал-социалистской партии, был также бывший президент Рейхсбанка д-р Шахт — тот самый д-р Шахт, который принимал участие в составлении плана Юнга и защищал этот план от национал-социалистской критики. Официальной членской книжки он в то время еще не получил, однако принадлежал к числу экономических советников, которых очень ценил Гитлер. Чистая публика, в своем бессилии преклоняющаяся перед национал-социалистами и предвидящая их успех, все быстрее устремлялась в ряды этой партии, которая превратилась в центр тяжести всего правого фланга.
Народное голосование «Стального шлема»
Соперники национал-социалистов перепугались и с шумом стали пробираться вперед. «Стальной шлем» вспомнил при этом о старой тактической линии правых: «кто владеет Пруссией, тот владеет всей Германией». Он полагал, что Брюнингу, находящемуся под покровительством президента, покуда нельзя нанести никакого вреда, поэтому более простой и благодарной задачей было бы лишить его марксистской опоры в Пруссии. С этой целью «Стальной шлем» организовал допускаемое конституцией народное голосование, во время которого большинство избирателей должно было высказаться за роспуск прусского ландтага. После выборов, как надеялись инициаторы голосования, правительство Брауна не будет больше располагать большинством в ландтаге. Для осуществления этого необходимо было мобилизовать свыше 50 % всех пользующихся правом голоса. Это едва удалось правым в Германии даже в марте 1933 г.; совершенно безнадежным было такое предприятие летом 1931 г. Под давлением обстоятельств в этом предприятии приняли участие также национал-социалисты. 9 августа оно потерпело крушение. Всего лишь 9,8 млн. избирателей, т. е. 37 %, были внесены в списки. Даже этот успех был достигнут лишь потому, что коммунисты приняли участие в народном голосовании. Таким образом эти 37 % нельзя было назвать сколько-нибудь серьезным успехом. Геббельс после голосования с досадой заявил, что национал-социалисты вторично не позволят чужим людям злоупотреблять собой во имя совершенно безнадежных лозунгов.
Брюнинг — «бедный Ионатан»
Тем не менее национал-социалисты вторично поступили именно таким же образом. Спустя 2 месяца после того как «Стальной шлем» предпринял свой неудачный поход против прусской опоры Брюнинга, второй конкурент Гитлера — Гугенберг — решил выбить из позиций канцлера самый большой камень: он попытался оказать моральное давление на Гинденбурга. Гитлер, по крайней мере в начале, оказал ему полную поддержку. Политическая борьба из-за привлечения на свою сторону Гинденбурга является с тех пор одним из самых замечательных политических зрелищ, которое только приходилось переживать этой богатой подобными зрелищами стране.
К числу личных друзей президента принадлежал дейч-националовский депутат рейхстага, старый камергер фон Ольденбург-Янушау из Восточной Пруссии. Уже во времена кайзера он был известен как юнкерский фрондер, который не без остроумия играл роль реакционного грубияна и в эту довольно либеральную эпоху привел в волнение общественное мнение своим заявлением, что кайзер вправе распустить парламент в любой момент с помощью одного лейтенанта и 10 солдат. Впрочем, его реакционные наклонности не омрачали ему политической перспективы. Уже в 1917 г. он разозлил кронпринца своими мужиковатыми пророческими словами: «Ваше королевское высочество, поверьте мне, престольчика вам придется лишиться». Старый Янушау, который еще до войны представлял собой в политике один из пережитков господствующих классов, теперь внезапно опять выплыл на поверхность и благодаря влиянию, оказываемому на президента, играл весьма любопытную роль в государстве.
Юнкерскому лукавству старого Янушау Гинденбург был обязан тем, что стал главой всех помещиков в Германии. Президент происходил из обедневшей юнкерской семьи, которая до сих пор не особенно блистала в государстве. Сам Гинденбург не имел состояния, был всего-навсего армейским офицером и рассчитывал закончить свои дни в качестве генерала в отставке. Тут появился на сцене камергер фон Ольденбург-Янушау, чтобы на склоне лет превратить этого старого господина в одного из благородных помещиков, к которым принадлежал некогда его род. Имперский союз германской промышленности должен был с этой целью организовать сбор денег и приобрести имение Нейдек в юго-западной части Восточной Пруссии, которое некогда являлось родовым поместьем Гинденбурга; он получил этот дар в 1927 г. в день своего 80-летия. Так стал Гинденбург крупным землевладельцем; точнее говоря, им стал его сын и влиятельный советник полковник фон Гинденбург; таким путем рассчитывали, очевидно, избавиться от предстоящей в скором времени уплаты налога на наследство. Эта деловитость, мягко выражаясь, не являлась доказательством особенно сильно развитого чувства государственности. В дальнейшем полковник фон Гинденбург, подлинный владелец Нейдека, проявил себя как политик, для которого интересы крупного землевладения и государства были равноценны.
Что касается самого президента, то он был уверен, что выполнял свой святой долг, охраняя крупных землевладельцев, одну из опор государства, от государственного «аграрного большевизма». Под аграрным большевизмом аграрии понимали, например, требование об уплате своих долгов. Во главе одного из двух крупнейших учреждений, ведавших краткосрочным аграрным кредитом, — Прусской кассы находился Отто Клеппер, человек холодный и расчетливый, последний министр финансов Пруссии левого направления. Он считал значительную часть крупного землевладения переобремененной долгами и не способной далее держаться. Поэтому он настаивал, чтобы эти крупные поместья были поделены на части и предоставлены крестьянам. Даже Брюнинг, который вначале оттеснял Клеппера в сторону, в конце концов понял, что часть латифундий не может быть больше сохранена. Еще в 1931 г. посредством колоссальных подарков так называемой Восточной помощи он надеялся спасти помещиков, а в 1932 г. он и его советники признали это невозможным.
Вот почему в 1931 г. Брюнинг пользовался еще доверием старого Янушау, а в 1932 г. потерял это доверие. Благоприятным образом было истолковано то, что этот старый господин через несколько месяцев после того, как Брюнинг стал канцлером, заявил, что нынешний рейхсканцлер «со времен Бисмарка самый лучший». Вскоре, однако, он взял свою похвалу обратно. Знаток Библии, старый барон из Восточной Пруссии печально заявил: «Жаль мне тебя, брат мой Ионатан».
Это было плохое предзнаменование для Брюнинга.
Гарцбургский фронт
Осенью Гугенберг счел момент подходящим, чтобы ввергнуть «бедного Ионатана» в немилость у царя Саула. Он выступил перед президентом до известной степени от имени всей национальной правой с жалобой на Брюнинга.
Скамья подсудимых была воздвигнута в небольшом курортном городке Гарцбурге, в Брауншвейгской провинции. Здесь под покровительством наполовину дейч-националовского, наполовину национал-социалистского правительства 11 октября 1931 г. собрались на демонстрацию крупные отряды штурмовиков и «Стального шлема». Во время этой демонстрации Гугенберг вместе с Гитлером и вождями «Стального шлема» Зельдте и Дюстербергом намерен был образовать национальный фронт для свержения правительства Брюнинга. На несколько натянутом торжественном заседании перед множеством господ во фраках и мундирах вождь дейч-националов зачитал заявление, которое в подражание вступлению к Веймарской конституции начиналось следующими словами: «Национальный фронт, единый в своих партиях, союзах и группах и воодушевленный стремлением действовать сообща и решительно, извещает о следующем:…» О чем, собственно, он извещал? По существу лишь о том, что «мы требуем немедленной отставки правительств Брюнинга и Брауна». Эта тяжеловесная фраза, казалось, была написана кровью, ибо далее значилось: «Мы заявляем, что во время предстоящих беспорядков мы будем защищать жизнь, собственность, дома и место работы тех, которые вместе с нами открыто примкнут к нации. Мы отказываемся, однако, защищать ценой своей крови нынешнее правительство и господствующую ныне систему». Этим довольно открыто было сказано: «Будьте готовы к гражданской войне».
Влияние гарцбургского фронта было, однако, ослаблено, после того как стали известны раздоры между союзниками. Гитлер нехотя и только из тактических соображений направился в Гарцбург. Еще за несколько часов до совместного выступления его подчиненные вожди выражали сильное сомнение, следует ли вообще идти туда; таким образом, еще накануне выступлению грозил срыв. Фрику в конце концов удалось добиться того, чтобы национал-социалисты приняли участие в выступлении. Он выставил между прочим аргумент, что и Муссолини начал с коалиционного правительства, из которого он позднее выбросил своих союзников. Национал-социалисты неоднократно выступали с той же откровенностью, как и на этот раз, и их нынешние союзники имеют, быть может, моральное, но не интеллектуальное право жаловаться на их ненадежность и нетоварищеское поведение.
Выступление Гугенберга заканчивалось угрозой: «Будь проклят всякий, кто разобьет наш фронт!» Проклятие это тут же на месте было обращено против национал-социалистских вождей. Гитлер зачитал собственное заявление и отказался присутствовать на совместном параде при прохождении «Стального шлема».
День гарцбургской демонстрации положил конец роли Гугенберга как идейного вождя германской оппозиции. Спустя несколько дней это было подтверждено важными политическими переговорами Гитлера. Прежде всего — впервые в своей жизни — он был принят президентом Гинденбургом. Еще важнее было его двухкратное посещение генерала фон Шлейхера, начальника канцелярии министерства рейхсвера, человека, который больше года тайно направлял политическую игру в Германии. В свое время Шлейхер уже добился падения социал-демократического канцлера Мюллера и помог Брюнингу прийти к власти. Теперь он постепенно отказывал Брюнингу в той поддержке, без которой не может править ни один государственный деятель, а именно — в поддержке пулеметов.
Камарилья Гинденбурга
Важнейшим партнером Гитлера в этой игре, то союзником, то противником, оставался до начала 1933 г. генерал фон Шлейхер.
Этот генерал, который проявил себя на ответственном посту лишь весьма посредственным государственным деятелем, был подлинным политиком кулис и полумрака, в котором очертания политического характера остаются скрытыми от глаз, а блестящие эполеты и ярко-красные генеральские лампасы вызывают трепет. Шлейхер, занимая официальный пост начальника канцелярии министерства рейхсвера, был доверенным лицом министра рейхсвера Гренера,[124] его всесильным и опасным советником. Его влияние в государстве, которое вскоре переросло влияние Гренера и Брюнинга, покоилось частично на дружбе детства с полковником фон Гинденбургом, сыном президента. 85-летний глава государства в умственном отношении едва был способен осознать свои политические задачи: лишь в частностях, в вопросах, касающихся отдельных лиц, он проявлял иногда с трудом преодолимое упрямство. В общем и целом дело обстояло таким образом, что в случаях, когда речь шла о президенте Гинденбурге, его взглядах и решениях, в действительности имелся в виду круг лиц, состоявший из сына этого престарелого господина, статс-секретаря д-ра Мейснера,[125] молодого консервативного депутата д-ра Герике, генерала фон Шлейхера и, наконец, из известного числа ост-эльбских политиков и помещиков, самым выдающимся из которых был старый камергер фон Ольденбург-Янушау. Эта группа лиц, как бы различны ни были взгляды ее участников, преследовала в общем одну и ту же цель: сохранить власть угасающего старца и даже по возможности усилить ее, что при параличе и самоупразднении рейхстага и благодаря поведению некоторых партий было нетрудно. У группы Гинденбурга была поэтому политически сходная стратегия с группой Гитлера: быть среди двух борющихся противников третьей, выигрывающей стороной. Политически наиболее изобретательный и самый деятельный человек из этой камарильи генерал фон Шлейхер, бывший полковой товарищ полковника Гинденбурга, надеялся в один прекрасный день использовать полностью или частично также национал-социалистов в качестве одной из опор диктатуры Гинденбурга; при этом он недооценил этого противника и переоценил собственные силы, как и многие другие политики из буржуазных серединных партий в Германии. Из группы Гинденбурга стали раздаваться по адресу Брюнинга упреки в том, что он не в состоянии расположить правые партии и их вождей, Гугенберга и Гитлера, в пользу Гинденбурга; этим самым, как говорили они, Брюнинг подрывает популярность президента среди национально мыслящей части народа. Такие нашептывания оказывали свое действие на престарелого тщеславного господина, опасающегося за свою популярность. Если Брюнинг хотел сохранить свое положение, то он должен был представить доказательство того, что он твердо намерен примирить Гинденбурга с вождями правых.
Предложение Брюнинга Гитлеру
Отсюда возник фантастический политический план. Вначале, после гарцбургской демонстрации, Шлейхер снова вступился за Брюнинга и добился для него передышки. Правда, канцлер должен был согласиться на удаление из своего кабинета нескольких министров левого направления, в том числе республикански настроенного министра внутренних дел д-ра Вирта и министра иностранных дел д-ра Курциуса; последний попал в невозможное положение после неудавшейся попытки добиться присоединения Австрии к Германии под видом таможенного союза. Правда, в дальнейшем Брюнингу не удалось ввести в свой кабинет вождей крупной промышленности, несмотря на то что, проводя политику снижения заработной платы, он старался добиться их расположения. После долгих домогательств с его стороны в его кабинет в качестве министра хозяйства вошел лишь представитель «И. Г. Фарбениндустри» профессор Вармбольд. Во всяком случае, судно Брюнинга снова получило возможность держаться некоторое время на воде, тем более что министр рейхсвера Гренер по настоянию Шлейхера изъявил готовность наряду с прежним министерством взять на себя обязанности министра внутренних дел. Этим самым рейхсвер до известной степени заявлял, что он согласен идти с Брюнингом до конца. Укрепившись, таким образом, и обеспечив свой тыл, Брюнинг в состоянии был перейти к разрешению более трудной задачи: заключить мир, дружбу, завоевать доверие Адольфа Гитлера и сложить эту драгоценнейшую добычу к ногам своего президента. Через посредство Шлейхера он пригласил к себе Адольфа Гитлера.
Встреча эта произошла в январе 1932 г. и имела огромные последствия для германской политики. Внешним поводом для переговоров явились предстоявшие весной перевыборы президента. Семилетний срок пребывания Гинденбурга на своем посту уже истек. Брюнинг предложил национал-социалистскому вождю избавить германский народ в это тревожное время от избирательной борьбы и заявить о своем согласии на продление полномочий Гинденбурга; с помощью национал-социалистских голосов рейхстаг мог продлить полномочия этого престарелого господина, внеся изменение в конституцию. В виде ответной услуги Брюнинг соглашался добровольно подать в отставку и предложить президенту назначить Гитлера рейхсканцлером. Правда, Гитлеру приходилось еще потерпеть свыше года, ибо Брюнинг за это время хотел добиться внешнеполитической цели, к которой он стремился уже в течение ряда лет, а именно — отмены репарационных платежей, которые Германия должна была вносить согласно мирным договорам. Брюнинг с полным основанием утверждал, что бывшие противники Германии, возможно, сделают эту уступку рейхсканцлеру Брюнингу, но никогда не сделают ее рейхсканцлеру Гитлеру. Разумеется, большой вопрос, сделали ли бы они эту уступку Брюнингу, зная, что тот же самый Брюнинг втихомолку работает над тем, чтобы проложить Гитлеру дорогу к власти. Своей политикой Брюнинг обманул бы союзников так же, как он оставил в дураках германские левые партии. В конечном счете во всей этой игре мог оказаться еще один обманутый: сам Гитлер. Ибо в течение года, который ему пришлось бы еще ждать, могло произойти немало событий. Прежде всего, поддерживая политику Брюнинга, Гитлер мог лишиться доброй половины своих избирателей.
В национал-социалистских руководящих кругах, равно как и в лагере Гугенберга, этот план встретил тотчас же резкое сопротивление. Младшие национал-социалистские вожди совершенно правильно осознали опасность вовлечения партии в сети Брюнинга, к тому же они мало заботились о последствиях поражения Гитлера в открытой избирательной борьбе. В качестве представителя этой оппозиции при вторичном посещении канцлера Гитлером вместе с вождем появился начальник штаба штурмовиков Рем. Такого рода свидетель переговоров по многим причинам мог привести Брюнинга в плохое настроение: католические круги в связи с некоторыми личными наклонностями Рема, которые стали известны как раз в эти дни, считали предосудительной личность вождя штурмовиков.
Гитлер понял, что его согласие с планом Брюнинга оказалось бы поддержкой самого канцлера, ибо чрезвычайно укрепило бы его личное влияние на президента, и поэтому на прямой вопрос, поставленный личным советником Гинденбурга, статс-секретарем д-р Мейснером, Гитлер ответил, что на продление полномочий Гинденбурга он может согласиться только в том случае, если Брюнинг подаст в отставку.
Это было неприемлемым требованием. Такой политической дани ни один партийный вождь, как бы силен он ни был, не должен был требовать от президента за согласие на продление его полномочий. Гинденбург отверг требование Гитлера и стал готовиться к борьбе. Одного, однако, Гитлер все же добился: солнце президентских милостей, которое все же слабо светило над канцлером Брюнингом, затянулось еще одной тучей. Этот канцлер, который вовлек президента в открытую борьбу с правыми, ни в коем случае не мог больше казаться господину фон Гинденбургу лучшим со времен Бисмарка.
Регирунгсрат в Брауншвейге
Дело дошло до избирательной борьбы, в которой сражение вели между собой не только Гинденбург и Гитлер, но и Гугенберг, выставивший своего кандидата: второго вождя «Стального шлема», полковника в отставке Дюстерберга. Появились, наконец, и коммунисты, выставившие, как и 7 лет тому назад, кандидатом в президенты председателя своей партии Тельмана. До сих пор Гитлер все еще не решался вступить в безнадежную борьбу; наконец, Геббельс в берлинском дворце спорта провозгласил его кандидатуру, быть может, даже против его собственной воли. Для того чтобы Гитлер вообще мог выставить свою кандидатуру, он должен был в самом срочном порядке стать германским гражданином. Теперь только выяснилось, какое важное значение имеет даже самый маленький министерский пост в одной из германских провинций. Правительство Брауншвейга, в котором преобладали национал-социалисты, назначило господина Адольфа Гитлера регирунгсратом брауншвейгского посольства в Берлине. Ирония судьбы заключалась в том, что с помощью такого пережитка германской разрозненности великогерманский централист Гитлер приобрел германское гражданство.
Победа Гинденбурга
В действительности избирательная кампания явилась ареной ожесточенной битвы между Гитлером и рейхсканцлером Брюнингом, который повел страстную борьбу за сохранение исчезающего расположения Гинденбурга. Руководящие группы правых выступили на стороне Гитлера; имперский сельский союз, одна из самых обширных организаций, при всем своем респекте к Гинденбургу высказался за Гитлера, и даже бывший германский кронпринц высказался за него же. В этой избирательной кампании оказались разорванными все прошлые связи и смешались все направления. За протестантом Гинденбургом пошло большинство католических избирателей, чьи министры еще недавно должны были уйти в отставку из-за недоверия протестантов; за католиком Гитлером шли высшие круги в протестантской северной Германии, и напрасно старался Гугенберг подставить ножку «австрийцу», публично разглашая о его римско-католическом исповедании. За исключением центра, за императорским фельдмаршалом Гинденбургом пошли социал-демократы, в то время как консервативное сельское население в большей своей части пошло за Гитлером.
Результат был тот, что 13 марта 1932 г. в первом туре Гинденбург получил 18,6 млн., т. е. 49,6 % всех поданных голосов, а Гитлер только 11,3 млн., или 30 %. Это было меньше того, на что рассчитывал Гитлер при самой пессимистической оценке. Коммунисты получили около 5 млн., а Дюстерберг только 2,5 млн. голосов. Компактные народные массы высказались в пользу Гинденбурга, однако не в таком числе, чтобы он оказался избранным абсолютным большинством. Первостепенным политическим событием явилось то, что преобладающая часть сельскохозяйственных районов Германии голосовала за Гитлера, в том числе и восток, к которому лежало сердце фельдмаршала. Неприятным курьезом явилось также и то, что в верхнебаварском местечке Дитрамсцель, летнем местопребывании Гинденбурга, большинство населения голосовало за Гитлера. С тех пор Гинденбург избегал это местечко.
Никаких видов на то, чтобы быть избранным, у Гитлера больше не было. Тем не менее уже на следующий день после поражения он призвал своих сторонников принять участие во втором избирательном туре. Это было единственно возможное решение. Необходимо было сохранить в борьбе единство армии, ей нельзя было дать опомниться. 10 апреля во втором туре Дюстерберг снял свою кандидатуру, и Гинденбург был избран, получив 19,3 млн., или 53 %, всех голосов. Однако и Гитлеру удалось относительно увеличить число поданных за него голосов, а именно довести это число до 13,4 млн., или до 36 %.
Трудно сказать, кто вышел победителем из этой избирательной кампании; побежденным во всяком случае оказался Брюнинг. Ибо фельдмаршал никак не мог забыть, что по вине своего канцлера он оказался на противоположной стороне фронта. Гинденбург, вероятно, считал себя обязанным дать доказательство того, что он стоит над партиями. В 1925 г., будучи избран правыми, он вскоре разочаровал своих избирателей, высказавшись за единство народа и за республику. Этой системе разочарований можно было приписать даже более глубокий политический смысл — президент старался добиться доверия своих избирателей к тем, кто не участвовал в его избрании, и таким образом стремился в своем лице установить связь между борющимися частями народа. Так же разрывал он узы доверия, когда опасался, что они могли превратиться в оковы. Втайне он, вероятно, в один прекрасный день собирался показать, что он не изменил своих позиций, а лишь воздал каждому должное. Германская правая после семилетних разочарований дожила неожиданно до этого счастливого дня.
Из случайных замечаний Гинденбурга можно было, однако, понять, что и по отношению к правым, если бы они не справились с задачей, «которую я поставил перед ними» и которая заключалась в ликвидации безработицы, президент намерен дать почувствовать всю силу своей надпартийности.