Когда после ужина княжна Людмила Васильевна прошла к себе и, конечно, встретила ожидавшую ее Таню, она не преминула сообщить ей содержание своего разговора с матерью.
– Мне казалось, Таня, что в последнее время ты стала сомневаться в нашей любви к тебе. Но ты напрасно так думаешь, и я могу доказать тебе сегодня, что не только я сама, но и мама тебя очень любит.
– Я верю, верю.
– Нет, все-таки выслушай, – и княжна Людмила передала почти дословно беседу со своей матерью за ужином. – Мне лично очень жаль расстаться с тобою, но я понимаю маму… Ей тяжело сразу расстаться со мной и тобой, и к тому же я не хочу мешать твоей судьбе. Пусть мы будем счастливы обе.
– Благодарю вас, ваше сиятельство.
– Опять «сиятельство»! Ты неисправима, Таня. Ну, да Бог с тобою. Лучше скажи мне откровенно: тебе кто-нибудь нравится?
– Кто нравится? – с испугом спросила девушка.
– Ну, кто-нибудь из наших мужчин?
– Каких мужчин, барышня?
– Ну, вот, например, Михайла, Сергей… Они холостые.
Михайла был дворецким, Сергей – выездным лакеем.
– А-а… Вы об этих… – В тоне Тани прозвучало нескрываемое презрение. – Нет, никто не нравится.
– Я к тому это спрашиваю, что если бы кто-нибудь тебе нравился, то я сейчас же сказала бы об этом маме, и ты тоже была бы невестой, как и я. Знаешь, когда чувствуешь себя счастливой, так приятно видеть и вокруг себя счастливых людей.
– Это – правда… А когда человек сам несчастен, то счастливых людей видеть очень неприятно. Это только усугубляет несчастье.
– Ты несчастна?
– С чего это вы взяли? – спохватилась Таня. – Я просто к слову.
– А… Но все-таки как жаль, что тебе никто не нравится из наших!
– Странная вы, барышня! Да ведь если бы кто-либо даже нравился, то и его спросить надо, нравлюсь ли я.
– Это само собою разумеется. Каждый из них был бы счастлив, имея надежду сделаться твоим мужем. Ты ведь красивее всех наших дворовых девушек.
– Не по хорошу мил, а по милу хорош.
– Жаль, жаль!.. – повторила княжна, уже ложась в постель.
Таня вышла из ее комнаты и, только пробежав двор и очутившись в поле, вздохнула полною грудью.
– Ишь ты: ее сиятельство забота обо мне одолела! – со злобным смехом заговорила она сама с собою, пробираясь по задворкам деревни за околицу. – «Люблю ее, дочь мне будет напоминать… Судьбу ее устрою… Не хочешь ли замуж за дворового». Эх, ваше сиятельство, я и за князя вашего замуж выйти не хочу. Вот что!
Быстро пробежала она небольшую деревню и очутилась у Соломонидиной избушки. В окне светился тусклый огонек.
– Дома, – радостно прошептала Таня и, быстро взбежав по ступенькам крыльца, отворила дверь.
Никита сидел на лавке пред лучиной и чинил дратвой кожаный мешок, служивший ему ягдташем. Он, видимо, ничуть не удивился появлению Тани и, спокойно подняв голову при шуме отворенной двери, окинул девушку проницательным взглядом.
– Здравствуй, Никита Спиридонович, – сказала она.
– Здравствуй, красная девица… Что так запыхалась?
– Бегом бежала! – Таня села и несколько времени молча тяжело дышала, а затем каким-то надтреснутым голосом произнесла: – Князь завтра свататься приедет. Княжна сказала.
– Ей, значит, открылся.
– Сегодня! – и Таня подробно рассказала Никите, со слов княжны Людмилы, обстановку первого признанья и испугавший их смех, который они приняли за крик совы.
– Совы!.. Как бы не так!.. – угрюмо сказал Никита. – Да разве совы при солнце кричат?.. Это «он», леший над ними потешается. Да, по всему видно, что им судьбы своей не миновать.
– Не миновать, конечно! Свадьбу, чай, быстро устроят да и уедут в Питер… Поминай как звали…
– Ну, сейчас видно, что ты – дура девка… Коли я сказал «не миновать», так слова даром не вымолвил.
– Уж ты прости меня… Томит меня очень… раздумье мучит, – заметила Таня.
– А ты плюнь и не думай, положись на меня! – Никита встал, несколько раз прошел по избе и наконец сел на лавку рядом с Таней. – Ты вот послушай лучше, что я тебе скажу! – и, придвинувшись к ней еще ближе, он стал говорить ей что-то пониженным шепотом.
По мере того как он говорил, лицо Тани прояснялось, радостно-злобная улыбка на губах сменялась улыбкой торжества.
– Эх, кабы все это так и сделалось! – воскликнула она.
– Сделается, как по писаному, – ответил вслух Никита и снова стал шепотом говорить Татьяне.
Совершенно успокоенная, радостная и довольная, возвратилась Татьяна в девичью и прямо в свою каморку. В эту ночь, пред отходом ко сну, ее даже не посетили обыкновенные злобные думы по адресу княгини и княжны. Она быстро заснула, и ее сны были полны радужных картин, которые только что нарисовал ей, нашептывая на ухо, беглый Никита.
Таня проснулась в прекрасном расположении духа.
Второй туалет княжны, после утреннего чая, занял в этот день больше времени, чем обыкновенно. Княжна Людмила считала себя невестой и старалась тщательнее обыкновенного одеться для своего жениха.
Таня проявила весь свой вкус, отказать в котором ей было нельзя, и княжна Людмила осталась совершенно довольна ею. У нее даже снова мелькнула мысль, нельзя ли как-нибудь уговорить маму отпустить Таню в Петербург. Она там может выйти замуж за одного из лакеев князя Лугового; ведь эти лакеи, как петербургские, конечно, франтоватее и лучше деревенских, и кто-нибудь из них может приглянуться разборчивой дворовой девушке.
Однако мысль о матери, остающейся совершенно одинокой в Зиновьеве, заставила княжну отказаться от этого плана.
«Бедная мама, – замелькало в ее голове, – она так любит Таню! Кроме того, она будет напоминать маме обо мне… Нет, не надо быть эгоисткой… Здесь Таня будет даже счастливее… Пройдет время, и она кого-нибудь полюбит… Ведь я до князя никого не любила, никто мне даже не нравился… А у нас бывали же гости из Тамбова, хотя редко, да бывали даже офицеры… Так и с нею может случиться… Теперь никто не нравится, а вдруг понравится».
Наконец туалет был окончен. Людмила отправилась к матери, находившейся на террасе.
Княгиня осталась ею довольна.
– Когда князь приедет, – сказала она, – ты уйди в свою комнату. Так водится… Он должен со мною объясниться с глазу на глаз, а потом я, может быть, позову тебя.
– «Может быть»! – печально повторила княжна, и у нее даже покраснели глаза от навертывавшихся слез.
– Полно, ты, кажется, собираешься плакать?.. Я пошутила… Конечно, позову… Что с вами поделаешь! Совсем вы от рук отбились. По старине следовало бы не соглашаться сразу, попросить время подумать… А теперь и заикаться об этом нельзя – слез у тебя не оберешься. Так будь по-вашему… Скажу, что согласна, и тебя позову.
– Мамочка, какая вы добрая!.. – бросилась княжна целовать руки матери.
В это время вдали послышался звон колокольчика.
– Это он едет! – встрепенулась княжна Людмила.
– Да, действительно, это княжеские колокольчики, – заметила и мать. – Ну, теперь ступай к себе!
Экипаж князя Лугового вскоре въехал на двор и остановился у подъезда. Князь Сергей Сергеевич был в полной парадной форме. На его лице светилась особая торжественность переживаемых им минут. Он с особенною серьезностью приказал лакею доложить о нем княгине Вассе Семеновне, несмотря на то, что в последнее время входил обыкновенно без доклада.
– Пожалуйте. Их сиятельство на террасе, – ответил возвратившийся слуга.
Князь прошел на террасу.
– А, дорогой князь, милости просим! – воскликнула княгиня и, как бы только сейчас заметив, что князь одет в полную форму, добавила: – Что это вы сегодня в полном параде?
Князь, поцеловав руку Вассы Семеновны, сел в кресло, с которого только что за несколько минут пред ним спорхнула княжна Людмила. Он не сразу ответил и несколько минут хранил молчание, как бы приготовляясь к первому торжественному акту в его жизни.
Княгиня смотрела на него деланно вопросительным взглядом.
– Я приехал, княгиня, переговорить с вами по одному очень серьезному для меня делу… и не только серьезному, но имеющему для всей последующей моей жизни очень важное, решающее значение.
Он остановился.
– Я полюбила вас, несмотря на короткое время нашего знакомства, как сына, князь, а потому готова выслушать вас и, в чем могу, помочь, – ответила ему Васса Семеновна.
– Я имею честь просить у вас руки вашей дочери, – вдруг выпалил князь Сергей Сергеевич.
Княгиня сделала вид, что поражена неожиданностью, и несколько минут молчала.
Очередь глядеть вопросительно наступила для князя.
– Я благодарю за честь… – начала княгиня Васса Семеновна, – но я, право, не знаю… Люда еще молода, и притом я не могу ее неволить. Как она сама.
– Княжна Людмила согласна, – сказал князь Сергей Сергеевич. – Я вчера имел удовольствие выразить ей свои чувства и получить благоприятный ответ.
Удивление княгини, казалось, росло с каждой минутой.
– Вчера?.. Так вот что вы так долго делали в парке!.. Это не порядок, князь! Вы должны были обратиться сперва ко мне, как к матери.
– Простите, княгиня, это вышло так нечаянно…
Княгиня едва удержалась от улыбки, вспомнив, как вчера и ее дочь уверяла, что это случилось нечаянно.
– Бог вас простит. Сделанного не исправишь. Но все-таки скажу вам: может, в Петербурге у вас это водится, а у нас нет.
– Могу я надеяться, княгиня? – после некоторой паузы с дрожью в голосе спросил князь.
– Ну, если вы все уже без меня устроили, так мне остается дать согласие, и я даю его.
Князь вскочил с кресла и бросился на колени пред княгинею и, схватив ее руки, стал покрывать их поцелуями.
Княгиня Васса Семеновна позвонила и приказала явившемуся лакею:
– Попроси сюда княжну Людмилу Васильевну.
– Слушаю-с, ваше сиятельство.
Лакей вышел.
– Пусть плутовка повторит при мне то, что вчера говорила вам, пользуясь дозволением прогуляться с вами в парке, – шутливо заметила княгиня.
Луговой, уже снова сидя в кресле, счастливо улыбался.
В это время в дверях террасы появилась княжна. Она была особенно хороша. Несколько смущенный, растерянный вид придавал лицу и всей ее фигуре особую прелесть.
– Вы меня звали, мама? – сказала она после небольшой паузы.
Князь вскочил с места при ее появлении. Княжна как-то особенно церемонно присела ему.
– Да, звала, плутовка. Нечего из себя строить наивную овечку, – начала княгиня. – Ты знаешь, зачем сегодня пожаловал к нам князь в полной амуниции?
Княжна смущенно потупилась, а затем бросилась к матери, говоря:
– Мама, простите!
– Чего прощать-то? Нет, ты нам скажи, знаешь или нет?
– Знаю, – смущенно ответила княжна, бросив искоса взгляд на князя Сергея Сергеевича.
Тот положительно пожирал ее влюбленным взором.
– Ну, так и ответь ему сама.
Людмила молчала.
Княгиня с улыбкой смотрела на нее, а затем обратилась к князю:
– Стыдно, князь, говорить о девушке неправду! Ишь, выдумали, что моя Люда согласилась вчера на ваше предложение быть вашей женой! Бедная девочка, какую небылицу взвел на тебя князь!
– Мама, он сказал правду, – вся вспыхнув, произнесла княжна.
– Вот как? Ну, значит, извините, князь, поклепала на вас понапрасну. Дочка-то моя, видно, без меня разговорчивее. Значит, ты знаешь, что князь приехал сегодня просить твоей руки? – вдруг оставила она шутливый тон и обратилась к дочери: – Ты согласна, согласна и я.
Князь уже стоял около своей невесты. Они оба преклонили колени пред тоже вставшей княгиней. Та положила им на голову руки, перекрестила и поцеловала обоих, после чего пригласила завтракать.
Завтрак прошел очень оживленно. Княгиня продолжала шутить с дочерью и будущим сыном, но на княжну эти шутки не производили уже того конфузящего впечатления, как первый шутливый вопрос матери на террасе.
Конечно, все обитатели Зиновьева быстро узнали о событии в барском доме, о том, что «ангел-княжна» – невеста.
После завтрака жених и невеста вышли в парк, чтобы на досуге помечтать о радужном, как им казалось, будущем, открывавшемся пред ними.