ПРАВЕДНИЦА
Этот гость был Иван Сергеевич Дмитревский.
— Легок на помине! — подумала Ираида Ивановна, выходя к нему в гостиную.
Атлетическая фигура Дмитревского поднялась при входе ее с кресла.
Из гостиной вышмыгнула, уже успевшая приветствовать «дядю Ваню», но не успевшая сделать своего вечернего туалета, Полина.
Генеральша недовольно покосилась вслед убежавшей дочери.
— Вы одни? — обратилась она к гостю.
— Один, матушка, ваше превосходительство… один… — отвечал, целуя руку Ираиды Ивановны. — А почему же вы думаете, что я не сам вдруг или сам третий?
— Я слышала, ваш племянник… — смутилась генеральша, так как первый вопрос вырвался у нее под впечатлением разговора со старшей дочерью.
— Приехал… Виктор приехал.
— Так я думала…
— Что он явится засвидетельствовать вам свое почтение… И хотел, матушка ваше превосходительство… Только я ему в том воспрепятствовал.
— Это почему же?..
— С дороги человек устал, да и недужится ему что-то… А рвался… ужас, как рвался… — фантазировал Иван Сергеевич, чтобы объяснить на самом деле странное отсутствие у Похвисневых Оленина.
— Надеюсь, недужится не опасно? — спросила Ираида Ивановна.
— Нет… пустяки… растрясло, дорогой растрясло… ну и недужится… — утешил ее Дмитревский.
— С чего бы растрясти… Ведь в санях…
— А ухабы, матушка ваше превосходительство, ухабы… — нашелся Дмитревский.
— И то, а я не сообразила… И здесь, в городе-то, иной раз всю душу вымотает, ежели далеко…
— Вот то-то и оно-то… Ну и растрясло… Как поправится мало-мальски… первый визит к вам… Ждет не дождется… — лукаво улыбнулся Иван Сергеевич.
Гость и хозяйка уже сидели в креслах.
— Вы не пройдете ли к его превосходительству?
С получением ее мужем генеральского чина, она не называла его иначе, как полным титулом.
— Пойду, пойду, вы идите, коли надо… Хозяйский глаз — смотрок… Я свои… И один посижу… и с его превосходительством покалякаю.
— Я действительно пойду… Мне надо кое-что по хозяйству справить… — встала Ираида Ивановна.
— Идите, идите, матушка.
Та вышла и прямо отправилась в комнату барышень. Полина делала свой туалет.
— Побойся ты Бога… Ведь ты причесалась какой-то чучелой, — кое-как, на лоб лезут пряди волос… Перечешись…
— Нет уж, слуга покорная… я предоставляю тебе чуть не пол дня проводить у зеркала, а я не стану… Причесалась, оделась и в сторону.
— Но как причесалась, как оделась…
— Как могла и сумела.
— Вели горничной.
— Теперь не могу стоять как кукла, которую обряжают… Свои руки есть.
Зинаида Владимировна пожала плечами и отошла.
— Дура!.. — сквозь зубы, тихо, но так, что Полина слышала, сказала она.
Полина Владимировна не обиделась, но, напротив, добродушно расхохоталась.
— Вот странно, сердится на то, что для нее же лучше.
— Как лучше? — обернулась к ней сестра.
— Да так! Если я оденусь и расфуфырюсь как ты то пожалуй буду если не лучше тебя, так такая же и отобью… Оленина.
— Благодарю за жертву… если для меня… Одевайся даже лучше меня. Я не боюсь.
— Нет, я и для других…
— Это любопытно…
— Что им будет за радость смотреть на двух одинаковых, как две капли воды… Это скучно… Да притом, они не будут знать в кого им влюбляться, а теперь для них это ясно…
— Как ясно?..
— Влюбляться надо в тебя, любить меня.
Разговор сестер прервал приход матери.
— Там пришел Иван Сергеевич… — деланно-равнодушным тоном сказала она.
— Один? — быстро обернулась к матери Зинаида.
— Один… Виктор Павлович болен… Иван Сергеевич настоял, чтобы он остался дома…
— Серьезно?
— Нет… Просто с дороги… Мне кажется, старик преувеличивает.
Ираида Ивановна вышла. За ней вскоре убежала и Полина.
Зинаида Владимировна позвала горничную и чуть ли не в двадцатый раз начала поправлять свою прическу.
Иван Сергеевич, между тем, отправился к генералу.
Он застал Владимира Сергеевича в волнении, ходившим по кабинету.
Генерал Похвиснев был полный, невысокого роста мужчина, с кругленьким брюшком и с коротенькими ножками. Он был одет в генеральском мундире, со всеми орденами. Оленина он встретил радушно, но рассеянно.
— С чего это ты, брат, в таком параде? — удивленно спросил Иван Сергеевич.
— Как с чего… все-таки будут гости…
— Не финти, Владимир… ты кого-нибудь ждешь… Недаром ты в такой ажитации…
Иван Сергеевич уселся в кресло. Генерал несколько раз молча прошелся по комнате и остановился перед своим приятелем.
— Если уже говорить… так говорить… Тебе скажу… Я действительно ожидаю сегодня к себе одну особу…
— Особу?
— Да…
— Какую же это?
— Графа Ивана Павловича…
— Кутайсова?
— Его самого… Сам назвался…
— Вот как… С чего бы это…
— Генеральша с Зиной как-то были на утреннем разводе… Граф их там увидал… Справился: кто… Ему сказали… Он при встрече со мной во дворце и говорит: красавицу какую, ваше превосходительство, привезли к нам да под спудом держите… Дозвольте хоть к вам приехать… полюбоваться… Шутник… его сиятельство…
Генерал остановился.
— Ну, а ты что?
— Я, известно, «сочту за честь» и все такое… как водится в этих случаях.
— Он бабник… Турка… горячая кровь…
— Может Зине суждено быть графиней…
— Ну, это навряд… Там Шевальиха опутала его сиятельство с ног до головы…
— Что Шевальиха… актерка… не жена…
— Ну, такие-то хуже жен… — заметил Дмитревский. Ему почему-то в этот момент вспомнился Оленин. «Что-то он со… своей?..» — мелькнуло в его голове. Генерал продолжал ходить нервными шагами по кабинету.
— Шевальиха, что Шевальиха… Такие и после свадьбы остаются… Не в этом дело… Капиталов у графа хватит… — говорил он, как бы рассуждая сам с собою.
— Остаются-то остаются, но об этом следует спросить Зину… Останется ли довольна она.
— Зинаида у меня умна… Такие пустяки ее не остановят.
— Это праведницу-то? Уж подлинно в тихом омуте… — заметил Дмитревский.
— Что ж праведница… Она умеет себя показать… Не всем надо знать, что кто думает…
— Такая мудрость жизни в молодой девушке, по-моему, отвратительна…
— Ну, пошел, поехал… Знаем мы тебя, уж поистине праведник, вас с Полиной на одну осину… Та тоже помешана на естественности и откровенности…
— И прекрасно… Такова и должна быть девушка, этот цветок, растущий на воле и не изуродованный искусственным жаром теплиц… К сожалению, такие девушки теперь редки…
— А по моему этот цветок, не сожженный жаром теплиц, просто дура… Она никогда не сделает партии…
— Она выйдет по любви и будет счастлива…
— Тебе хорошо, когда у тебя мошна-то по швам расползается, говорить о счастьи, а попробовал бы с сотней-другой душ…
— Можно быть счастливым и при небольших средствах…
— Вот что, Иван, ты это дело брось, и не вбивай еще больше дури в голову девчонке…
— Я ничего никому не вбиваю, я говорю, что думаю…
— Я ведь знаю, что ты стоишь горой за Гречихина, но этому не бывать… Слышешь, не бывать…
— Слышу… Мне ведь от этого ни тепло, ни холодно… Жаль Полину, но ведь она не моя, а твоя дочь… Выдавай ее не только за турка, а хоть за китайца… — рассердился Иван Сергеевич.
— Идите в гостиную, начинают съезжаться… — вошла в кабинет Ираида Ивановна и тотчас же вышла.
— Вот что, брат, ты там не проболтайся на счет Кутайсова, я хочу им приготовить сюрприз…
— Хорошо, хорошо, мне что за дело.
— А может он и не приедет?
— Может…
— Нет, скажи серьезно… Ты его лучше знаешь.
— Шевальиха задержит если…
— Авось не задержит… — тревожным тоном заметил генерал, и поставив трубку, которую курил, ходя, на подставку, вместе с Иваном Сергеевичем вышел в гостиную.
Там уже было человек десять посторонних.
Гости принадлежали к числу военных, бывших сослуживцев майора, так внезапно сделанного генералом. Многие были тоже в отставке, а другие перешли в штатскую службу.
Три дамы и одна золотушная девица, одетые по последней моде, вносили разнообразие в мужское общество.
С дамами беседовала Ираида Ивановна, а с золотушной девицей — Зинаида Владимировна.
Кто, как мы, по праву бытописателя, видел ее за какие-нибудь полчаса в ее комнате, посмотрев на нее теперь, не узнал бы ее.
Это была совершенно другая девушка. Она придала своему лицу какое-то выражение неземного существа, мечтательной наивности — она сияла какою-то, казалось, неподдельною святостью. За это-то выражение Иван Сергеевич, давно раскусивший ее, и называл насмешливо «праведницей».
Генерал начал здороваться с гостями. Иван Сергеевич оказался знаком со всеми.
Мужчины окружили его и стали поздравлять. Обращаясь к нему, они называли его вашим превосходительством.
Это не ускользнуло от внимания Ираиды Ивановны и Зинаиды Владимировны.
Обе они подняли головы и прислушались.
— Вы кажется Иван Сергеевич за компанию с Владимиром в генералы произвели? — крикнула она.
— Да он и есть генерал… Разве вы не слышите, мы его поздравляем…
— С чем? — вмешался в разговор Похвиснев, подходивший к ручке дам.
— Как с чем. Разве вы не знаете? Он сегодняшним приказом назначен товарищем министра уделов и переименован в действительные статские советники… Завтра приказ выйдет.
— Вот как… Хорош друг… Мне хоть бы словом… — укоризненно покачал головою генерал.
— Я и забыл об этой неприятности, — засмеялся Дмитревский. — Да кроме того, ты меня так пушил в кабинете, что я не имел времени, если бы и помнил. Истинно по-генеральски распек…
— За что?
— Да так, у нас завязался философский спор о жизни… Мы ведь с ним всегда спорим…
Разговор перешел на приключения с Владимиром Сергеевичем и Дмитревским.
Оба, по просьбе гостей, рассказали подробно происшедшие с ними случаи.
— Он счастливее меня отделался… — окончил свой рассказ Иван Сергеевич. — Ему воздали почести и оставили в покое, а меня запрягли… Буду я уж в этих уделах не у дел…
— Ишь скромничаешь… Министром будет… — заговорили кругом.
Ираида Ивановна и Зинаида Владимировна стали глядеть на него более почтительно.
Одна Полина смотрела на «дядю Ваню» своим обыкновенным светлым, любящим взглядом.
Когда Иван Сергеевич отошел от группы мужчин, она тотчас подошла к нему.
— Поздравляю, дядя Ваня… Отчего же ты мне не сказал?
— Да право же забыл! Да и что интересного… Ведь оттого, что я стал товарищем министра, я не изменился и узоров на мне не нашили…
— Вот я тоже, сделайся сейчас хоть царицей, осталась бы такой же как я есть…
— Так и следует, человек должен быть прежде всего человеком…
— Диву я даюсь на Зину…
— Это на «праведницу»?
— Ты ее не любишь, дядя, а мне ее жаль…
— Жаль?
— Ей, вероятно, очень тяжело быть не тем, что она есть и вечно следит за собою… Если бы ты видел ее перед гостями у нас в комнате.
— Что же?
— Она совсем другая… Нет этих ни опущенных глаз, ни сдержанной улыбки… Она, напротив, горячая… резвая, капризная…
— Знаю, знаю… словом — «праведница».
— Я еще вот что хотела сказать тебе дядя…
— Что моя, растрепочка?
— Она ведь влюблена.
— В кого?
— В Виктора Павловича.
— Успокойся, голубчик, такие как она не влюбляются, они влюбляют только в себя.
— То есть ей хочется выйти за него замуж.
— Это другое дело…
В это время вошедший слуга торжественно доложил:
— Его сиятельство граф Иван Павлович Кутайсов.
Генерал и генеральша бросились встречать почетного гостя.