ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Прошло около двух лет.
На месте, где находился дом Белоярцевых, тянулся пустырь, занесенный снегом.
Печи были разобраны соседями по кирпичу для хозяйственных надобностей.
Было 11 марта 1801 года.
Поздним вечером по Большому проспекту Васильевского острова поспешно, насколько ему позволяли лета, шел старик-странник, в рваном нагольном тулупе, шапке-треухе, с суковатой длинной палкой в руках и с котомкой за плечами.
Дойдя до места, где стоял когда-то дом Белоярцевых, он в недоумении остановился.
Этот странник был вернувшийся с богомолья в Петербург, навестить свою дочь, поглядеть на нее еще разок перед смертью — Пахомыч.
Несколько раз прошел он взад и вперед мимо места, где был дом, в котором жила его дочь, вглядываясь в местность.
Он не ошибался, именно здесь, на углу 8-й линии, стоял дом Белоярцевых, но теперь его не было и следа.
Он вошел справиться в соседние с пустырем ворота.
Словоохотливая прислуга обывателей домика, стоявшего, как и бывший дом Белоярцевых, в глубине двора, радушно приняла странника.
— А где тут, родимые, был дом Белоярцевых? — спросил он.
— Эк, хватился, был да спыл и быльем порос. А тебе кого надо-то?
— Там знакомые были барышни.
— Померли обе давно.
— А дом?
— Сгорел.
Пахомычу рассказали подробно всю историю пожара, в котором погибли горбун и старуха-стряпка. Объяснили причину и сообщили о самоубийстве несчастной опозоренной поджигательницы.
— Случилось это вскоре как пропала из Петербурга одна фрейлина-красавица. Так до сих пор и не нашли ее! — прибавили передавшие эту грустную повесть.
Они не знали, что рассказывают отцу о несчастии дочери. Пахомыч сидел, как пораженный громом.
Каждое слово этой правдивой повести острым ножем вонзалось в его сердце.
— Ишь дела какие! — подавленным голосом сказал Пахомыч, встав с лавки кухни, где сидел. — Прощенья просим за беспокойство! — поклонился он в пояс находившимся в кухни и вышел.
Ранняя зимняя ночь уже спустилась над Петербургом.
Торопливо шел Пахомыч через Исаакиевский мост по Невской перспективе, и счастливо избегнув ночного обхода, дошел до резиденции государя — Михайловского замка.
Он знал, что государь каждое утро присутствует на разводе на Коннетабльском плацу, посредине которого возвышался памятник Петру Великому.
Пахомыч решил лично принести повинную государю во всем происшедшем в Таврическом саду в ночь на 3 мая 1799 года, и указать место, где зарыта без гроба несчастная Похвиснева.
— Не одного горбуна это дело. Пусть государь-батюшка велит разыскать и других злодеев.
Добравшись до плаца, Пахомыч тяжело дышал от усталости и волнения и в изнеможении не сел, а упал на ступени памятника Петра Великого.
Он решил дождаться света и государя.
Он не дождался ни того, ни другого. Не успел он сесть, как его вдруг что-то кольнуло в сердце. Он схватился за него руками и откинулся спиной на пьедестал памятника.
Ранним утром нашли его окоченевший труп в сидячем положении. Он умер от разрыва сердца.
В эту же ночь в Михайловском замке дежурный гоф-фурьер сделал в своем журнале следующую отметку.
«Сей ночи, в первом часу, с 11-го на 12 число, скончался скоропостижно в Михайловском замке государь император Павел Петрович».
Скажем несколько слов о судьбе остальных главных действующих лиц нашего правдивого повествования.
Аббат Гавриил Грубер, избранный в начале царствования императора Александра I «генералом» восстановленного в России ордена иезуитов, погиб в огне в ночь на 26 марта 1805 года, во время страшного пожара дома католической церкви, где он жил после изгнания из этого дома митрополита Сестренцевича, возвращенного новым государем из ссылки и снова ставшего во главе католической церкви в России.
В Петербург возвратился и граф Литта с супругой.
Владимир Сергеевич Похвиснев вышел в отставку и жил на покое с женой и неизлечимо-больной дочерью Полиной.
Иван Сергеевич Дмитревский умер вскоре после исчезновения Зинаиды Владимировны.
Граф и графиня Свенторжецкие достигли глубокой и почетной старости.
Сын Ирены Станиславовны, по ее уверению, от первого брака, умер на пятом году, от оспы.
От брака с графом Казимиром Нарцисовичем у ней было шесть человек детей: четыре сына и две дочери. Граф и графиня вырастили их, вывели на блестящую дорогу сыновей, пристроили дочерей и дождались внуков.
Словом, жизнь их потекла безмятежно и счастливо. Возмездие за их преступления, видимо, ожидало их на небесах.
Земля, как это зачастую бывает, не только терпела, но даже баловала злодеев.