ПЕРВОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ
На другой день, еще до завтрака, в комнату Анжелики вошла Лиза Горлова.
Это была высокая, полная брюнетка, с большими серыми глазами, некрасивая, но в высшей степени симпатичная.
Анжелика горячо обняла ее и, усадив рядом с собой воскликнула:
— Лизочка, дорогая моя, я страшно рада, что вижу тебя, и очень благодарна, что ты приехала по моему письму, но передать тебе мне нечего, я раздумала, и мне теперь не нужно беспокоить тебя.
— А что такое было?
— Ничего… пустяки, не стоит и говорить!
— А между тем какое таинственное письмо ты мне написала, — смеясь, сказала Лиза, — право, я думала что Бог знает что случилось.
— Оно и было так, но тогда я была слабая, а теперь я сильная, — улыбалась Анжелика, смотря на лицо подруги, выражавшее полное недоумение.
— Что такое? Тогда слабая, теперь сильная?.. — изумлялась Лиза. — Ничего не понимаю.
— Когда-нибудь поймешь, — задумчиво проговорила Анжелика и начала расспрашивать Горлову, как она проводила время.
Посидев с час, подруги распрощались.
Проводив Лизу, Анжелика вошла в гостиную и застала там Владимира, Лору и Елен.
Последняя сидела на диване и не переставала жаловаться на смертельную скуку.
— Ну, уж ваша хваленая Варшава, такая тоска! Балы ваши, как я слышала, начинаются не раньше ноября. Знакомых у вас тоже никого не бывает…
— Однако, Елен, — перебил ее Владимир, — ты только что вчера приехала, и если один день не было гостей, то это еще не значит, что их совсем не бывает.
— Да разве я говорю, что я видела? Мне Лора говорила, что у них очень редко кто бывает на неделе, — нетерпеливо сказала Елен и, обернувшись к Анжелике, небрежно спросила:
— Вы, вероятно, тоже скучаете?
Слабый румянец выступил на лице молодой девушки.
— Нет, я не скучаю, — ровным, спокойным голосом сказала она, — я почти всегда занята.
— Чем же вы заняты? — с любопытством спросила Елен. — Я бы последовала вашему примеру.
— К несчастью, вас, вероятно, это не займет, — с чуть заметной иронией отвечала молодая девушка, — я много занимаюсь музыкой и пением.
— Вы поете? — удивилась Елен. — Володя ничего про это не говорил.
Анжелика промолчала, и Лора насмешливо заметила:
— Как же, ведь она у нас в артистки готовится.
— Вот как! — протянула Елен. — Я сама немного играю, но ленюсь. Спойте после что-нибудь, — небрежно кивнула она.
Тон этих слов возмутил Анжелику, и она несколько резко ответила:
— Я днем почти никогда не пою для удовольствия, потому что не бывает охоты.
— Но сегодня вы, конечно, споете?
— Нет.
— О, да вы жеманитесь, как настоящая певица, — насмешливо проговорила Елен, — заставляете себя упрашивать.
Анжелика подняла на нее свои чудные, загоревшиеся гневом глаза.
— Во-первых, я не жеманюсь, а сказала вам причину, почему я не могу петь; во-вторых, я считаю себя в действительности настоящей певицей и никогда не заставляю себя просить, а… просто отказываю.
Елен окаменела от "такой дерзости" — как она мысленно назвала слова Анжелики.
Владимир с изумлением смотрел на молодую девушку.
Несколько минут царило молчание.
— Не очень ли вы много на себя берете? — выговорила наконец Елен. — Я знаю многих девушек, которые называют себя певицами, а между тем поют так, что хоть уши зажимай.
— Елен!.. — остановил ее Владимир.
— Я бы доказала вам мои слова, — сухо сказала Анжелика, — но многие не могут отличить пения от крика, а потому…
— Анжелика, ты с ума сошла! — вступилась Лора, возвысив голос. — Что ты говоришь, что за выражения, что?..
Яркий румянец и блеск глаз Анжелики заставили ее замолчать. Она знала, что такое выражение ее лица не предвещает ничего хорошего.
Анжелика встала.
— Вы забываете, графиня, что я не ваша горничная, на которую вы можете кричать, — глухим голосом сказала она, — ваши замечания меня не касаются.
Она была чудно прекрасна в своем гневе, и пораженный Владимир почти с испугом смотрел на ее сверкавшие глаза и вздрагивающие губы.
Елен и Лора сразу притихли.
Анжелика медленными шагами, с высоко поднятой головой удалилась из гостиной.
Вечером в тот же день зашел Раковицкий. Елен сейчас же принялась с ним болтать.
Анжелика стояла у аквариума и кормила белым хлебом золотых рыбок.
К ней подошел Владимир.
— Какая вы были злая сегодня, Анжелика Сигизмундовна, — шутливо заметил он, взяв у нее из рук кусочек хлеба и бросая его в воду.
Грустная улыбка пробежала по губам молодой девушки.
— Вы обвиняете меня, Владимир Николаевич, я тогда бы не…
— Нет, нет, — поспешно перебил он, — Елен виновата, она не должна была говорить таким тоном, но… зачем же было так сердиться?
— Я не выношу такого тона, каким говорила ваша невеста, — с ударением на последнем слове ответила она.
Он замолчал.
— Можно вас называть просто Анжеликой, по старой памяти? — через минуту спросил он.
Она колебалась. Эта маленькая фамильярность делала шаг к сближению. Желая сделать холоднее свое согласие, она сказала более сухим тоном, чем хотела:
— Как вам угодно.
Он с удивлением взглянул на нее и переменил разговор.
— Елен скучает, и я думаю ехать завтра в театр: в оперу или балет.
"Скучает… — с горечью думала она, — он ее любит, а она скучает".
— Не правда ли, вы не откажетесь ехать с нами? — продолжал он.
— Не думаю, чтобы мое присутствие было приятно Елене Александровне, — сказала Анжелика. — В балет я не хотела бы ехать, но в оперу я поеду с удовольствием, если, повторяю, это не будет неприятно вашей невесте.
— О, нет, я уверен в противном!
Она недоверчиво покачала головой и подошла к столу.
— Ma chere, — обратился к ней Николай Николаевич, — не прочтешь ли ты мне передовую статью сегодняшней газеты?
— С удовольствием, — ответила Анжелика, — газета, кажется, в гостиной, — и она вышла из комнаты.
— Однако, папа, может быть, Анжелика вовсе не расположена в эту минуту читать, — заметил Владимир, — и согласилась только из вежливости.
— Я думаю, она мне может доставить удовольствие?! — проворчал граф капризным тоном.
Владимир хотел что-то возразить, но в дверях показалась Анжелика с газетой с руках, и старик ушел с ней в кабинет.