В БЕСЕДКЕ
Прошло несколько месяцев.
Иннокентий Антипович оказался прав, сказав Борису Ивановичу Сабирову, что любовь к нему Татьяны Петровны пройдет как сон.
Вскоре после елки в общественном собрании Иннокентий Антипович увез свою крестницу в высокий дом и под разными предлогами не ездил в К., дожидаясь исполнения Сабировым его обещания.
За его отъездом он поручил следить одному своему знакомому, который и уведомил его вскоре, что молодой инженер собирается ехать в отпуск, а затем известил и об его отъезде из К.
Гладких вздохнул свободно. Он остался доволен инженером.
— Честный малый, хоть и навозник! — сказал себе самому закоренелый сибиряк.
На мгновение у него даже мелькнула мысль, как бы сожаления, что он оттолкнул его — что, быть может, его крестница была бы с ним счастлива.
«Существует ли тот… другой?.. Не игра ли это моего воображения… Быть может, он давно с матерью спит в сырой земле…»
Он с ужасом оттолкнул от себя эту мысль.
Что касается Татьяны Петровны, то она, несмотря на свои лета — в Сибири, впрочем, девушки развиваются поздно — была совершенным ребенком. Сердце ее не знало иной привязанности, как к ее отцу и к крестному — серьезное чувство еще не было знакомо ей.
Ей понравился Борис Иванович, она поддалась его нежным речам, ей было любо смотреть в его выразительные черные глаза — редкость у блондина — она почувствовала нечто похожее на любовь, но зародышу чувства не дали развиться, и она, не видя предмет этой скорее первичной, чем первой любви, скоро забыла о нем, а если и вспоминала, то без особого сожаления. Она не успела привыкнуть ни к нему, ни к своему новому чувству, он не успел сделаться для нее необходимым.
Когда она узнала об его отъезде, что-то как будто кольнуло ей в сердце, но в этой боли она не дала себе ясного отчета. Ее, впрочем, поджидала другая боль, другое горе.
Снова стоял май месяц. В этом году он был особенно чуден и тепел. Татьяна Петровна проводила почти весь день в садовой беседке за вязанием.
Так было и в описываемый нами день. Татьяна Петровна сидела в беседке с вязанием в руках.
Был первый час дня. Иннокентий Антипович был на прииске, а Петр Иннокентьевич, по обыкновению, ходил из угла в угол в своем кабинете и думал свою тяжелую думу.
Вдруг в беседку развязано вошел Семен Семенович и совершенно неожиданно для молодой девушки сел около нее. Она порывисто встала, чтобы уйти, но он грубо схватил ее за руку и заставил сесть.
Она удивленно вскинула на него глаза. В них блестнули искорки гнева.
— Мне надо поговорить с вами… — хрипло сказал он.
— Но мне не о чем говорить с вами! — отвечала она.
Она опять было поднялась, чтобы уйти, но он снова силой усадил ее рядом с собою.
— Я повторяю вам, что мне надо с вами поговорить… — грубо сказал он.
Она смерила его презрительным взглядом.
— Хорошо. Побеседуем…
— Вы знаете, что я вас люблю…
— Ваше поведение этого не доказывает.
— Если бы я не любил вас, мой отец не приезжал бы сюда нарочно, чтобы просить вашей руки… Вы помните, что из этого вышло… Гладких и вы оскорбили моего отца, оскорбили меня своим отказом…
— В чем же тут оскорбление?.. Я просто не хочу быть вашей женой.
Семен Семенович побледнел и закусил нижнюю губу.
— Я, впрочем, ни за кого не собираюсь выходить замуж… — смягчила она этот резкий ответ.
— А ваш инженер?
— Какой инженер? — спросила возмущенная молодая девушка.
— Будто уж и не знаете… Счастлив его Бог, что он уехал, иначе бы ему не уберечь от меня своей шкуры… Вы никого не смеете любить, кроме меня, вы никому не смеете принадлежать, кроме меня… И это потому, что я люблю вас страстно, безумно, слепо… Я ревнив до самозабвения, я убью всякого, кто станет у меня на пути к вашему сердцу… Клянусь вам в этом…
— Вы с ума сошли! — воскликнула она, выходя из себя.
— Я вас только предупредил! — пробормотал он, окидывая ее диким взглядом.
— Это уже слишком! — окончательно рассердилась Татьяна Петровна. — Можно подумать, что вы имеете на меня какие-нибудь права… Но я не боюсь ваших угроз, и на ваши нахальные выходки у меня один ответ: вы — негодяй! До сегодняшего дня я чувствовала к вам необъяснимое отвращение, теперь же, благо вы сбросили с себя вашу лицемерную маску, я питаю к вам уже полное сознательное презрение…
С этими словами она решительно встала со скамьи. Вся кровь бросилась ему в лицо.
— Вы чересчур горды, — сказал он, задыхаясь. — Разве вы не знаете, что самая сильная любовь может перейти в самую сильную ненависть?
Его взгляд, устремленный на нее, красноречиво подтверждал высказанное им правило.
Она сделала шаг вперед, чтобы выйти из беседки, но он загородил ей дорогу.
Она отшатнулась от него с выражением омерзения.
«И этот человек хотел, чтобы я сделалась его женой!» — пронеслось у нее в голове.
Она похолодела от этой мысли.
— Позвольте мне пройти! — сказала она, насколько возможно твердым голосом.
Он стоял неподвижно, скрестив руки на груди. Дьявольская улыбка змеилась на его губах. Его глаза горели, как у волка.
Татьяна Петровна вся дрожала от клокотавшей внутри ее бессильной злобы.
Он продолжал улыбаться.
— Я пропущу тебя, если ты меня поцелуешь… — вдруг перешел он на «ты».
Она вся вспыхнула.
— Негодяй… — прохрипела она.
Он захохотал.
— Рано или поздно ты должна будешь меня целовать. И если ты меня теперь не поцелуешь добровольно, я расцелую тебя силою… — нахально заметил он.
Татьяна Петровна беспомощно оглянулась кругом. Семен Семенович приближался к ней с открытыми объятиями. Она успела, однако, отскочить в сторону.
— Я все расскажу моему отцу!.. — пригрозила она.
Он снова расхохотался.
— Твоему отцу… Он очень далеко отсюда…
«Он сошел с ума!» — промелькнуло в уме молодой девушки. Она испугалась не на шутку.
— Если вы, — снова перешел он на это местоимение, — хотите повидаться с вашим отцом, то я могу вам сказать, где он находится… Это неблизко отсюда, надо будет проехать несколько тысяч верст, но вам, как хорошей дочери, это, конечно, не послужит препятствием в исполнении вашего желания обнять своего отца.
— Что он говорит? Что он говорит? — воскликнула Татьяна Петровна с пугливым недоумением.
— Ага! — продолжал он. — Ваш крестный отец ничего вам не говорил об этом… Он оставлял вас в приятном заблуждении, что вы — дочь богача-золотопромышленника… Хорошенькая шутка!.. И вы этому поверили. Уже более тридцати лет, как мой дядя вдовеет, у него была дочь Мария, и она умерла. Что же касается до вас, то вы ему даже не родственница, и если живете здесь, то лишь благодаря Гладких, которому взбрело на ум привести вас сюда… Теперь вы видите, моя милая, что я делаю вам большую честь моим предложением…
Татьяна Петровна стояла перед ним бледная, как покойница, с широко раскрытыми глазами. Она была уничтожена.
— И это правда, действительно правда? — спросила она задыхающимся голосом, вся дрожа от охватившего ее волнения.
— Даже ваш честнейший крестный отец, — сделал Семен Семенович ударение на эпитете, — который ведь никогда не лжет, как он уверяет всех, не может сказать вам, что это неправда.
— Кто же мой отец? Кто мой отец? — простонала она.
— Это опять другая история… — хладнокровно продолжал он. — Вы, вероятно, слыхали старую историю об убийстве, совершенном более двадцати лет тому назад близ высокого дома?
— Да, я слышала об этом… — упавшим голосом отвечала она.
— Убийцей оказался Егор Никифоров, из поселка.
— Егор Никифоров… — бессмысленно повторила она.
— Он был приговорен к пятнадцатилетней каторге и сослан в Якутскую область… Если он не умер, то живет там до сих пор.
Несчастная начала уже догадываться, но все же спросила, затаив дыхание:
— И он?..
— Ваш отец… — отчеканил Семен Семенович.
Татьяна Петровна с глухим криком, без чувств упала на пол. Он холодно посмотрел на нее.
— Ну, от этого она не умрет! — равнодушно заметил он и быстро вышел из беседки.