РОКОВОЕ ОТКРЫТИЕ
В будуар вошел князь Чичивадзе и, не здороваясь с Тамарой, бросился в кресло. Она взглянула на него и нерешительно села рядом.
— Пьер, завтра вы получите десять тысяч!
Он пожал плечами.
— Зачем? Они мне не нужны! — равнодушно ответил он и, вынув портсигар, закурил папиросу.
— Как не нужны? Вы сами сказали, что вам необходимо иметь их как можно скорее! — тревожно воскликнула она. — Я вас не понимаю.
Она устремила на него полный необычайной тревоги взгляд. Он продолжал молча сидеть в кресле, облокотившись правой рукой на стоящий между ним и ею столик, и рассеянно играл левой рукой брелками, висевшими на его часовой цепочке.
— Как же так не нужны? — с еще большей тревогой в голосе повторила она.
— Вы отказали мне в них, а теперь я более не нуждаюсь…
Он небрежно скинул выхоленным ногтем мизинца пепел папиросы в стоявшую на столе бронзовую пепельницу.
— Отказала, потому что у меня их не было, а теперь…
— Они у вас!.. Их не было, когда я молил вас дать мне их, и когда я ушел, пригрозив добыть другим способом, вы нашли возможность получить столько, сколько мне надо! — спокойно проговорил князь и насмешливо взглянул на баронессу.
— Если бы вы знали, как мне трудно было решиться просить их, — тихо сказала она. — Но, Пьер, где же вы их получили?
— Я получу их от отца моей невесты. Я женюсь! — коротко объявил он.
Она вскочила, как раненая пантера.
— Что-о? Вы женитесь! Вы, вы шутите!
— Нисколько! Я говорю серьезно! Я женюсь, и женюсь по любви.
— Серьезно! По любви! Ха, ха, ха! — горько и насмешливо захохотала она, и красивые черты ее лица исказились. — Как же я глупа, что не верю. По крайней мере, первому, что ты женишься. Разве можно было ожидать чего-нибудь другого от тебя, который всю жизнь поклонялся только золоту. У меня его не стало, и ты бессовестно бросаешь меня и продаешь себя другой женщине. Но не смей говорить о любви, слышишь, не смей… О, как ты подл! — крикнула она, делая шаг к нему и через секунду продолжала глухим, сдавленным голосом:
— Ты эксплуатировал меня с пятнадцати лет, пользуясь моей безумной к тебе любовью. Ты велел мне выйти замуж за старика, с которого я должна была вытягивать деньги для того, чтобы ты мог играть и платить свои долги. Мой муж, этот несчастный старик, так горячо любил меня, почти разорился из-за тебя же, а когда наконец отказался давать мне столько, сколько ты требовал, ты, злодей, приказал мне отравить его.
Она остановилась, задыхаясь, с каплями холодного пота на лице.
— О, никогда, никогда не забуду я, как дала яд больному старику, который брал лекарство только от меня и так же доверчиво принял смерть из моих глаз.
Она снова на минуту умолкла.
— В ту ночь, когда я стояла у его трупа, я думала, что сойду с ума, и хотела убить себя, но пришел ты… и своими змеиными ласками усыпил мою совесть. Оставшееся состояние перешло в твои руки, а когда и его не стало, я начала продавать свою красоту, обирала жертвы и, делая их нищими, бросала, как выжатый лимон. Эти люди, которые молились на меня, разоряли своих жен и детей, чтобы давать мне все, что я желала. Их я доводила до самоубийства, толкала на преступления для того, чтобы ты был доволен мной, чтобы ты мог удовлетворять свою страсть к игре. А что ты давал мне за это? Две-три недели в год, продавая каждый поцелуй, каждую ласку на вес золота, и, отобрав у меня все, уезжал, покидая меня до тех пор, пока у тебя были деньги.
Она сверкающими ненавистью глазами смотрела на него.
— Зачем было все это говорить? — произнес он, бросая папиросу в карман. — Разве ты сама не пользовалась всем этим?
— Замолчи! — бешено крикнула она. — Хотя ты всю жизнь старался заглушить во мне все хорошее, но память о моей матери и ее словах не умерла во мне! Я скрывала от тебя, что мне стоила эта жизнь, этот смех и улыбка, когда в душе были смерть или стыд. Я играла в любовь со всеми честными и уважаемыми людьми и обкрадывала их сколько могла. И теперь, когда я не могла сейчас же дать тебе десяти тысяч рублей, потому что у меня не доставало духу просить их у человека, который должен отнять их у своей жены и ребенка, теперь ты бросаешь меня, как ненужную тряпку… Для кого же это?
— Я женюсь на Любовь Сергеевне Гоголицыной, — невозмутимо отвечал князь. — Отец дает за ней полмиллиона, но это второстепенный вопрос. Поверьте, я люблю ее.
— На Любе? Бедная девочка. Бедное невинное существо попадает в твои руки… Нет, этому не бывать, я спасу ее от тебя! Он любит… Ха… ха… ха!
Он вскочил.
— Ты с ума сошла, как ты можешь помешать мне?
Она в упор посмотрела на него.
— Пойду и скажу все.
Князь Чичивадзе так грубо схватил ее за руку, что она вскрикнула.
— Тамара, если ты осмелишься… я тебя убью!
— Убьешь! — захохотала она, как безумная. — А что же мне отстается, как не умереть, когда ты разлюбил меня.
— Я тебя никогда не любил. Прощай, — холодно бросил он ей и повернулся к выходу.
Она болезненно вскрикнула, кинулась к нему и обхватила руками его шею.
— Нет, нет, нет! Сжалься, Пьер, не уходи, убей меня раньше! Неужели ты бросаешь меня? Ведь этого быть не может! Ведь ты мой, мой!..
Она прижалась к нему, плача и смеясь, и покрывая его страстными поцелуями. Князь оттолкнул ее и хотел идти. Молодая женщина упала на колени и обвила руками его ноги.
— Никогда, слышишь ли, никогда я тебя не отпущу, — как помешанная, твердила она. — Разве она, эта девочка, будет так любить тебя, как я? Разве она будет жертвовать для тебя всем, как жертвовала я? Пьер, я тебя люблю безумно, всю жизнь, всю душу, все тебе я отдала! Разве я не могу доставить тебе все, что ты хочешь, разве я еще не хороша и не молода?
Она выпрямилась, и распустившиеся волосы образовали золотую рамку вокруг ее чудного мраморного лица с горящими, потемневшими глазами. Он остановился, видимо, сам пораженный этой адской красотой. Она заметила это и бросилась к нему на грудь, покрывая его своими роскошными волосами.
— Ты солгал, не правда ли, это была ложь? Ты меня любишь, любишь еще! — лихорадочно твердила она, силой сажая его в кресло и не выпуская из своих объятий. — О, Пьер, как я люблю, как я люблю тебя!
Она, как змея, обвилась вокруг него и бешено целовала его, дрожа всем телом.
— Послушай, Тамара, — начал князь, — я выслушал все то, что ты сейчас говорила, выслушал спокойно, главным образом потому, что для меня это не ново. Ты так часто повторяла мне все это, вероятно, для того, чтобы я сам наконец поверил тебе и признал бы себя извергом, погубившим твою душу и тело… Возражать я не стану, хотя вопрос, кто из нас жертва, для меня, по меньшей мере, остается открытым.
— Уж не ты ли? — запальчиво спросила она.
— Оставим это… Поговорим серьезно… Я не люблю тебя… Я не любил тебя никогда…
Она отступила от него.
— Ты… ты… не любил…
— Мы оба несчастные люди, связанные друг с другом капризом судьбы. Ужели, если одному из нас улыбается счастье, другой должен стать ему на дороге, хотя от этого не сделается менее несчастным? Я бы не сделал этого, Тамара, если бы ты была в моем положении.
— В каком?
— Я люблю и любим…
— Ха, ха, ха! — неудержимо захохотала она.
В этом хохоте слышались ноты непримиримой злобы.
— Послушай, Тамара, — мягко сказал он, после продолжительной паузы, с трудом сдерживая гнев, возбужденный ее смехом, — разве мы не можем остаться друзьями, когда я женюсь?
— Друзьями! Никогда! — крикнула она. — Нет, нет, я не согласна!
— В таком случае пусти меня, мы должны расстаться навсегда! — нетерпеливо сказал князь и сделал движение встать с кресла.
Она снова бросилась к нему, вцепилась ему в плечи обеими руками и взглянула на него безумными глазами.
— Ты умрешь вместе со мной, раньше чем уйдешь от меня! — прошептала она и, закрыв его рот поцелуем, сжала руками его шею.
Он с силой отбросил ее от себя, так что она упала на ковер, стукнувшись головою об стол.
— Ты помешалась!..
С этими словами он пошел к двери. Баронесса приподнялась и, схватив его за руку, поползла за ним на коленях.
— Убей меня! — рыдала она. — Застрели меня, ведь ты носишь револьвер с собой, и избавь меня от боли, которую я не могу долее выносить. Пьер… мое сердце… о!..
Она глухо вскрикнула и, схватившись за грудь, упала навзничь. Из ее горла хлынула кровь.