[Между 8 июля и 28 июля 1891 г.]
Я очень виновата перед вами, Аким Львович, и очень горюю, что дала неверный адрес. В Montreux мы были всего на несколько минут, почта была закрыта и я никак не могла узнать, есть ли там ваше письмо. Впрочем вы, вероятно, мне и не написали. По своей вечно бестактной прямоте я просила у вас подтверждения глупой сплетне -- которой я почему-то придала значение. Теперь, когда выяснилось, что это сплетня, мне начинает казаться, что я должна была сразу угадать это. Впрочем -- не все ли равно? Важности тут очень мало.
Читала вашу рецензию обо мне. Спасибо за искренний тон и за все хорошее, что вы сказали о моем бедном "Одиноком". Я лично считаю это штукой очень посредственной. Вы знаете, как я не уверена в себе. И мои две последние вещи, написанные в Интерлакене6, кажутся мне прямо невозможными, бездарными и ненужными. Я читала их Плещееву7, его семье -- и обе повести очень не понравились. Я работала над ними много -- и потому можете себе вообразить, как я обескуражена. Приезжайте в деревню -- я их вам прочту.
Где вы теперь? Пишу в редакцию "Сев[ерного] Вестника", ибо это вернее. Из Пале-Рояля вы уже верно выехали. Мы серьезно собираемся домой. Пора. Из Парижа мы отправились в Ин-терлакен, где прожили две недели в холоде и дожде. Потеряв терпение -- мы уехали на Женевское озеро, в Vevey. Там было превосходно, только слишком жарко -- и вот мы снова в Интерлаке-не, под дождем. Решительно пора домой. Как-то вы живете? Рассказ Летнева в последней книжке Сев. Вестника очень мне не понравился. Что, это еще Глинский его принял? А Крестовскую8 вы чудесно оценили, по достоинству. Жаль, что не заметили одной классической фразы: "...не так тактично, как казалось". Это ли не стиль! Искренний привет всем, кто обо мне вспоминает. Крепко жму вашу руку.
Зин. Мережковская
[Приписка внизу:]
Напишите мне в Вышний Волочек, сельцо Глубокое, имение Шашиных. Буду ждать. Ведь вы обещали писать мне почаще.