СОБРАНИЯ
В первый же год Р<елигиозно>-ф<илософские> собрания стали быстро разрастаться, хотя попасть в число членов было не легко, а "гости" вовсе не допускались.
Неглубокая зала Географического общества, с громадной и страшной статуей Будды в углу (ее в вечера Собраний чем-то закутывали от "соблазна"),-- никогда, вероятно, не видела такого смешения "языков", если не племен. Тут и архиереи -- вплоть до мохнатого льва Иннокентия, и архимандриты, до аскетического Феофана (впоследствии содействовавшего внедрению Распутина во дворец) и до высокого, грубого молодца в поярковой шляпе -- Антонина (теперешнего "живца"); тут же и эстеты, весь "Мир искусства" до Дягилева; студенты светские, студенты духовные, дамы всяких возрастов и, наконец, самые заправские интеллигенты, держащиеся с опаской, но с любопытством.
Во время перерыва вся эта толпа гудела в музее и толкалась в крошечной комнате сзади, где подавали чай.
Розанов непременно прятался в уголке, и непременно там кто-нибудь один его заслонял, с кем он интимничал.
Секретарем Собраний был рекомендованный Тернавцевым приятель его -- Ефим Е<горов>.
-- Ефим -- пес,-- говорил на своем образном языке, с хохотом, "кудрявый Валентин".-- Лучше и не выдумать секретаря. Это, я вам скажу, у-ди-ви-тельный человек. Ни в Бога, ни в черта не верит. Либерал-шестидесятник. Пес и пес, конечно, но и ловкий!
Действительно, Ефим оказался полезен. Двери Собраний сторожил, как настоящий "пес". Следил за отчетами. И сразу сдружился с "попами". Особенно же с архимандритом Антонином. Вместе шатались они по трактирам -- где Ефим непременно заказывал себе кушанье постное, Антонин же непременно скоромное; вместе забегали к нам, если Антонин "опозднялся" в городе, то у Ефима и заночевывал.
С лаврской духовной цензурой Ефим тоже завел дружбу, что было ценно, особенно когда начался наш журнал "Новый путь".
Но о журнале потом; здесь отмечаю лишь это любопытное приятельство "ни в Бога, ни в черта не верующего" нашего секретаря с духовными отцами. Насчет "либерализма" -- вряд ли заветы 60-х годов были в нем особенно крепки. Он через несколько лет поступил, по рекомендации Розанова, в "Новое время", где прижился и, благодаря знанию языков, до конца оставался заведующим иностранным отделом.
Не могу не вспомнить здесь о "предании" более свежем, но "которому верится с трудом": ведь в Англию во время войны ездила в виде "представителей русской печати" такая неподобная тройка: Чуковский, затем этот самый бывший "пес" из "Нового времени" и купленный ныне "для сраму" большевиками -- Ал. Толстой. Жаль, что Василевского He-Букву не прихватили. Была бы полнота "представительства".