(Изъ Байрона.)
Друзья, внимайте: чудный сонъ!
Готовьте долгое терпѣнье!
Зарею вспыхнулъ небосклонъ;
Проснулось къ радости творенье;
Отъ вѣтерка струится злакъ;
Цвѣты увлажены росою;
Свиваясь пышной пеленою,
Рѣдѣетъ на полянахъ мракъ,
И восходящее свѣтило
Все пышнымъ блескомъ озарило.
Ручья по тучнымъ берегамъ
Шелъ юноша, веселья полный;
Прозрачныя въ потокѣ волны
Подобились его мечтамъ.
Ничто душѣ не возмущало
Еще не знающей страстей
Онъ другомъ былъ природѣ всей;
Ho сердце пылкое искало
Какой-то пищи для себя;
Оно любило -- не любя,
И въ наслажденіи -- желало!
На сопротивныхъ берегахъ
Я видѣлъ юную дѣвицу;
Она -- привѣтствовать денницу
Шла такжѣ въ радостныхъ мечтахъ;
Вѣнокъ изъ свѣжихъ розъ свивала,
И улыбалась -- и вздыхала!
Ея невинный, свѣтлый взоръ
Какимъ-то полонъ былъ желаньемъ,
И тайнымъ съ сердцемъ разговоръ
Польстилъ какимъ-то ожиданьемъ.
Безпечный юноша поетъ
Свободы пѣсню золотую;
Но видитъ прелесть молодую,
И вмигъ цѣвница издаетъ
Отзывы про любовь святую.
Вздыхаютъ оба -- чувства ихъ
Слились въ одно, казалось, чувство.
Притворства чуждо имъ искуство;
Какъ утра лучь, ихъ пламень тихъ;
Надежда, какъ струи зерцало;
Ни страхъ, ни подозрѣній жало
Любви не отравляютъ ихъ....
Одинъ поетъ-- другая внемлетъ.
Пѣвца невинность наградитъ;
Вѣнокъ изъ рукъ ея летитъ,
Но лоно водъ его пріемлетъ....
Перемѣнился чудный сонъ.
Средь мшистыхъ скалъ, лѣситый склонъ
Очамъ представилъ замокъ древній;
Лучь умирающій вечерній
На шпицахъ башенъ угасалъ
И вратарь стражу окликалъ.
Въ семъ замкѣ сумрачномъ являлся
Унынья грознаго престолъ;
И сонный лѣсъ, и дикій долъ
Лишь крикомъ врановъ оглашался,
И замка сводъ имъ отвѣчалъ.
Мнѣ тотъ же юноша предсталъ;
Но злополучія слѣдъ бурный
Страдальца исказили видъ;
И омрачился взоръ лазурный,
И розы старлися съ ланитъ,
И слезы льются сожалѣнья;
Онъ встрѣчу съ милой вспоминалъ,
Промчались годы -- онъ увялъ!
И обманули наслажденья!
Ho пробудился сердца гласъ;
Поетъ онъ пѣснь воспоминанью
И вдохновеніе подъ часъ
Велитъ затихнуть въ немъ страданью.
Плыветъ изъ облака луна;
И замка смотритъ изъ окна
Толь юная его подруга,
Но не его она супруга!
Корыстолюбьем вручена
За золото любви притворной;
И день и ночь осуждена
Оплакивать свой плѣнъ позорной.
Она внимаетъ гласъ пѣвца;
Но строгій долгъ ей воспрещаетъ
Уже невинный даръ вѣнца:
Пѣвецъ, какъ призракъ, убѣгаеть....
Перемѣнился чудный сонъ.
Опять является мнѣ онъ;
Не юношей, но возмужалымъ;
Издавна странникомъ усталымъ
Скитается въ странѣ чужой
Утратъ съ жестокою мечтой.
Во всѣхъ семействахъ гость минутный,
Задумчивый средь нихъ пришлецъ,
Зритъ состраданіе сердецъ,
Но ни покровъ отъ бѣдъ пріютный;
И бродить изъ страны въ страну,
Или ввѣряется пучинамъ;
Несется влажныхь горъ къ вершинамъ,
Иль бездны алчной въ глубину.
Чуть теплится въ немъ пламень страсти
Онъ къ нѣжнымъ чувствамъ охладѣлъ;
Внимали всѣ, какъ преждѣ пѣлъ,
Никто не внемлетъ пѣснь напасти,
Сражаеть слухъ нестройный звукъ,
Отзывъ души осиротѣлой,
И повѣстью сердечныхъ мукъ
Скучаетъ свѣта кругъ веселой....
Перемѣнился чудный сонъ.
Въ чертогь роскошный пренесенъ,
Я зрѣлъ сліянье вкуса съ златомъ;
И вновь явилась мнѣ она,
Малютками окружена!
Разсыпясь на коврѣ богатомъ
Шумящимь роемъ передъ ней,
Они съ безпечностью играли;
Но тусклый взоръ ея очей
Своей игрой не оживляли.
Вотще супругъ, холодный къ ней,
Сталъ попечительнѣй, нѣжнѣй,
Въ немъ будто тѣнь любви родилась:
Она съ нимъ сердцемь не дѣлилась.
Вотще спѣшитъ веселья въ храмъ;
Печаль по всѣмъ ея чертамъ
Запечатлѣла слѣдъ глубокій,
И часто, съ поприща утѣхъ,
Гдѣ царствовалъ нескромный смѣхъ,
Укроясь, слезь лила потоки!
О чемъ? не вѣдала; но сны
Протекшаго являлись смутно;
Какъ средь коварной глубины
Исчезъ вѣнокъ, польстивъ минутно,
Тому, кто былъ впервые милъ,
И вотъ ихъ жребій разлучилъ!
Вѣнка свершилось прорицанье,
Красавицы удѣлъ -- страданье!
Перемѣнился чудный сонъ.
Явилась дебрь -- со всѣхъ сторонъ
Пустыни знойная равнина,
Страдалецъ тотъ же мнѣ предсталъ,
И та же на челѣ кручина;
Но онъ спокойный сердцемъ сталъ.
Не жжетъ его ни солнца пламень,
He устрашаетъ хладъ ночной;
Безчувственъ, какъ гранитный камень,
Среди окрестности нѣмой.
Онъ весь въ желаньяхъ истощился,
Обнявшись сь призракомъ любви,
И хладъ убійственный струился
Въ медлительной его крови;
И сердце пламенемъ напраснымъ
Изпепелило жизнь свою,
Съ улыбкою и взоромъ яснымъ.
Стоялъ онъ бездны на краю....
Въ воображеньи одичаломъ
Повсюду видѣлъ онъ хаосъ,
Но въ сердцѣ, къ радостямъ увяломъ,
Стихійныхъ не страшился грозъ.
Узрѣвъ мірь новый, чрезвычайный,
Незримыхъ жителей небесъ
Онъ умолялъ потокомъ слезъ,
Чтобъ бѣдъ источникъ обычайный
Навѣки стеръ любви законъ,
И ждалъ съ благоговеньемъ онъ
Судебъ непостижимымъ тайны....
Здѣсь кончился мой чудный сонъ.
Дмитрій Гл ѣ бовъ.
"Сѣверные цвѣты на 1827 годъ"