Захватив с помощью Дарьи Видинеевой паровые мельницы на Тоболе, Никита Фирсов стал подбираться к фирме «Брюль и Тегерсен», крупному мясопромышленному комбинату датчан в Зауральске.
Итти на сделку с союзом сибирских маслодельных артелей, которые помимо масла вырабатывали бекон, Никите не хотелось. Денежные средства кооперативов были ограничены, и Фирсов повел с ними тонкую игру.
— Тебе, Александр Павлович, мешать я не буду, — говорил Никита заводчику Балакшину, который был главным учредителем союза маслодельных артелей. — Перерабатывай молоко, разводи свиней, а где надо, я подсоблю деньгами. У тебя что, контракт с датчанами есть? — спросил он неожиданно.
— Да, часть свинины я сдаю на консервный завод, — ответил своему собеседнику Балакшин.
Никита поднялся с кресла и, шагая по мягкому ковру, заговорил не торопясь:
— Опутывают нас иноземцы, ох, как опутывают. Ведь ты сам посуди, — Фирсов, заложив руки за спину, остановился перед хозяином. — В Челябинске два завода принадлежат немцам и бельгийцам. До самого Омска по всей железной дороге склады американца Мак-Кормика, в Омске засели немец Ган и швед Рандрупп. На винокуренных и пивоваренных заводах хозяйничают иностранцы, и здесь у тебя под самым носом орудуют датчане, а нашему брату, русскому купцу, и повернуться негде. — Помолчав, Никита продолжал: — Слышал я, что масло и свинину ты отправляешь в Англию.
Балакшин, поглаживая свою пышную с проседью бороду, внимательно слушал гостя, на его вопрос ответил утвердительно.
— Ну вот, и ты со своими артелями ихнюю же руку тянешь, а какая нам с тобой польза?
— Тебе — не знаю, а мне от фирмы Тегерсена — один убыток, — заметил хозяин.
— А ежли нам с тобой, допустим, создать компанию, ас… ас… как это на ученом языке называется? — Фирсов наморщил лоб и уставился на ковер. — Припомнить не могу, ведь говорил же мне этот кутейник. «Его бы лучше послать», — промелькнула у него мысль про Никодима.
— Ассоциацию, — сказал более осведомленный в торговой терминологии Балакшин, который когда-то учился в коммерческом училище.
— Ну вот, эту самую, будь она неладная, и придумают, прости господи, такое слово, — произнес с облегчением Никита.
— Что ж, я непрочь, — заявил хозяин, — мне эти «Брюль и Тегерсен», признаться, крепко ножку подставляют. Создают свои механизированные маслодельные заводы, и артелям тягаться с ними трудновато.
— Не удержаться им против нас, — забегал по привычке Никита, — а деньгами я тебе пособлю. Начинай накидывать цену на молоко с пятачка, а там посмотрим, кто кого.
— Ну, хорошо, а разницу в повышении цен кто оплачивает?
— Я.
Хозяин задумался. Побарабанил пальцами по мраморному столику, накрытому зеленой бархатной скатертью, и перевел взгляд на Никиту.
— Допустим, цену повышаем. Но Тегерсен не может останавливать маслодельные заводы, ясно, что будут оплачивать молокосдатчикам по ценам выше артельных. Но когда-то должен быть предел?
Никита хитро улыбнулся:
— Ты только начинай бить их, а я уж добью.
— Опасная игра, — Балакшин затеребил бороду. — Требуются большие деньги.
— Для начала я открою вам кредит в Крестьянском банке тысяч так на пятнадцать, — заявил Никита.
— Ну, а если мы не выдержим конкуренции? — продолжал расспрашивать осторожный Балакшин.
Никита потер руки.
— Брюль и Тегерсен лопнут скорее, чем мы, — заявил он уверенно. И, помолчав, добавил: — Для пользы дела думаю поставить в ваше правление своего человека.
— Хорошо, я посоветуюсь, — поднимаясь, заявил хозяин. — Прошу денька через два заглянуть ко мне, — сказал он, пожимая руку гостя.
Через неделю в степь к Бекмурзе прискакал гонец от Фирсова. Никита пригласил Яманбаева в Марамыш по важному делу. Попутно фирсовский человек, с таким же наказом, заехал и к Дорофею Толстопятову.
Сергей приезду своего степного друга обрадовался:
— Бекмурза!
И когда тот, несмотря на свою дородность, легко соскочил с седла, он обнял Яманбаева.
— Салем! — Бекмурза с чувством потряс руку молодого Фирсова.
— Мало-мало твой старик толмачим, потом гулям. Никодим-та где? — не видя Елеонского, спросил он Сергея.
— В Зауральск уехал по отцовским делам.
— А-а, латна. Ташши свой юрта.
Сергей взял под руку гостя и повел его наверх.
Бекмурзе отвели боковую комнату, в которой когда-то жил Андрей. Стряпка Мария каждое утро ругалась, подтирая заплеванный гостем пол. Не выносил «кыргыцкого духа» и сам хозяин, но из уважения к богатству скотопромышленника свое недовольство не выказывал. Василиса Терентьевна была с гостем любезна и вскоре снискала его расположение. Агния, проходя каждый раз мимо комнаты «азиата», как она мысленно назвала Бекмурзу, прикладывала к носику надушенный платок.
На другой день приехал Дорофей Толстопятов. Никита с гостями закрылся в своем кабинете.
Поговорив о погоде и прочих малозначащих предметах, хозяин перешел к делу.
— Бекмурза Яманбаевич, ты кому теперь скот продаешь?
— Зауральск гоням.
— С Султанком, Сашкой Марьяновым, Колькой Шахриным ты в дружбе живешь?
— Вместе пьем. — Узкие, заплывшие жиром глаза Бекмурзы весело посмотрели на хозяина.
— Та-ак, — задумчиво протянул Никита и хрустнул костлявыми пальцами. — Можешь ты нажать на них, чтобы скот они в Зауральск не гоняли?
— Можна. У меня сарский бумага есть, — заявил Бекмурза, вытаскивая из-за пазухи пачку векселей.
Никита, точно ястреб, схватил ценные бумаги. Скотопромышленники Тургая влезли в долги Яманбаеву на большую сумму. Довольный Фирсов потер руки.
— Заворачивай их скот в Марамыш, — заявил он весело Бекмурзе. — Будем свою скотобойню строить. Мясо пойдет теперь мимо Зауральска в Екатеринбург и Москву. Как твоя думка?
— Моя согласна, — хлопнул себя по коленке Бекмурза.
Никита зорко посмотрел на Толстопятова.
— Я не супорствую, — произнес медлительный Дорофей, — Свиней могу закупать у мужиков, съезжу в Александрову и Всесвятскую к хохлам.
— Сколько деньга надо? — спросил нетерпеливый Бекмурза.
— Пока немного, — ответил Никита. — На первых порах так тысяч восемьдесят, — Фирсов испытующе взглянул на Яманбаева.
— Латна, даем.
Осторожный Толстопятов молчал.
— Ну, а ты как, Дорофей Павлович? — спросил его хозяин.
Заимщик поднял глаза к потолку.
— Тысяч двадцать могу дать, — вздохнул он, — с деньгами-то у меня плоховато.
«Жилистый мужик», — подумал Никита и стал подробно рассказывать о своем плане.
К осени скотобойня была готова. Построили ее недалеко от заимки Дарьи Видинеевой.
Бекмурза вместе со своим другом Султанком, договорившись с остальными скотопромышленниками, погнали гурты в Марамыш, на новую скотобойню. Консервный завод «Брюля и Тегерсена» в Зауральске остался без сырья и к весне заглох.
Не выдержав конкуренции с маслодельными артелями, остановились и заводы датчан по переработке молока.
Никита денег не жалел. В январе получилась заминка с Крестьянским банком, и Фирсов потянулся к деньгам Дарьи Видинеевой. В правление сибирских маслодельных артелей, по настоянию Никиты, вошел Никодим. «Большого ума человек. Дельный работник», — говорил он членам правления про Елеонского.