Огромная толпа народа стояла пятого июня в Вестминстере у церкви святой Маргариты, внутри которой собралась, казалось, вся знать. На одной из задних скамеек сидел Оскар Изаксон. Его лицо было мертвенно бледно, а глаза сверкали; никто не замечал его.
Неподвижно, с непроницаемым видом, ожидал лорд Сент-Остель у алтаря свою невесту. Ванесса была сильно простужена в тот вечер, когда должна была с отцом обедать с Губертом и его родственниками, и обед пришлось отложить, а затем Губерт по важным политическим делам вынужден был отправиться на север.
Маркиз и маркиза Гармпшир посетили мисс Леви и познакомились с ней в его отсутствие. "Как прекрасно они играют свою роль", -- подумал Губерт, получив от родных письмо, в котором его родственники выражали свое впечатление, уверяя, что его невеста прелестная, милая молодая девушка. Он постарался вернуться как раз накануне свадьбы, так что не видел больше Ванессы после вечера их обручения. Невероятным казалось все это его слугам, единственным людям, кроме членов дома Леви, которые знали об этом, но они привыкли только повиноваться, ни о чем не расспрашивая.
Лорд Сент-Остель заявил Вениамину Леви:
-- Только не заставляйте меня разыгрывать роль жениха -- я могу испортить все дело; возможно скорее выполните все формальности, чтобы с этим было покончено, -- и затем добавил: -- Я не знаю, какую религию исповедует ваша дочь, но желаю, чтобы венчание состоялось в Вестминстере, в церкви святой Маргариты: в моей семье принято, чтобы эта церемония происходила там.
Леви, не лишенный чувства юмора, только улыбнулся:
-- Моя дочь была воспитана в убеждении, что следует принять религию мужа, которого я ей выберу.
-- Замечательная система воспитания.
Лорд закурил папиросу. Как это ни странно, они прекрасно ладили, когда им случалось быть вдвоем.
Губерт распорядился, чтобы в его отсутствие невесте были посланы подходящие подарки, и к первому из них приложил записку:
"Дорогая мисс Леви. Я надеюсь, что вы примите этот маленький подарок в знак моего к вам уважения и что ваша простуда скоро пройдет.
Преданный вам Сент-Остель"
Не очень нежное любовное послание. Даже мадам де Жанон, воспитанная во вкусе ее бабушки времен Луи-Филиппа, почувствовала, что здесь что-то неладно, и нахмурилась.
-- Ваш брак не похож на современные браки молодых девушек, моя дорогая, но так поступает английская аристократия.
-- Неужели и тогда, когда я стану его женой, он не будет говорить со мной, любить меня?
Мадам де Жанон уверяла ее, что браки среди аристократии -- это не вульгарное устройство сердечных дел.
-- Но разве любовь вульгарна? -- спросило бедное дитя.
Для Ванессы было большим огорчением то, что она лежала в постели с лихорадкой ко дню этого первого обеда и еще целую неделю спустя и должна была в отсутствие жениха познакомиться с его родней. Маркиза Гармпшир посетила Хэмпстед и застала свою будущую племянницу одну -- изящная старомодная грация Ванессы и ее почтительность завоевали сердце леди.
Другая знатная дама, многим обязанная Вениамину Леви, желая угодить ему, позаботилась, по его просьбе, о приданом для Ванессы и об ее подвенечном наряде -- и теперь совершенно другая Ванесса под руку с отцом шла по проходу церкви. Белоснежная невеста, без всяких драгоценностей, кроме чудесных жемчугов своей матери.
Вуаль из тюля закрывала ее бледное лицо, да к тому же Губерт был слишком равнодушен, чтобы постараться разглядеть его.
Циничная ярость наполняла его сердце -- такой ценой он сохранял верность друзьям, и потому должен был переносить это несчастье не так, как всякое другое, а скрывая от людей свою боль. Время между обручением и свадьбой было для Ванессы сплошным трепетом, чередованием уныния и экзальтации. Каждое ее сомнение тщательно рассеивалось отцом, который, зная людские побуждения и чувства, прекрасно разбирался в том, что происходило в душе его дочери.
"Все благополучно кончится, лишь только они останутся вдвоем, -- говорил он себе. -- Она окажется прелестной неожиданностью для пресыщенного лорда".
Губерта сильно опечалило то, что Ральфа Донгерфилда не было с ним: врачи послали его для лечения в Париж, и он покинул Англию, даже не увидев мисс Леви.
Медовый месяц новобрачные должны были провести в Сент-Остеле и только на день или два вернуться в город для представления новобрачной ко двору на первом приеме сезона -- в июне.
Алиса, герцогиня Линкольнвуд, хотела уехать за границу, чтобы не присутствовать на венчании, но в решительный момент гордость заставила ее остаться и быть на церемонии. И одной из немногих деталей, запечатлевшихся в сознании Ванессы, когда под руку со своим невольным мужем она шла по проходу церкви, был образ стоявшей у конца скамьи светловолосой дамы, той самой, которую она заметила в опере. Мгновенная ревность охватила ее при этом.
Губерт произносил обет саркастически, Ванесса -- с торжественным благоговением. Вся служба сопровождалась хором и продолжалась целый час. Но наконец они очутились в автомобиле, первый раз в жизни наедине.
Лицо Губерта было подобно маске, ее -- белое, как лилии ее букета. Она была глубоко растрогана. Что он ей скажет, ее Ланселот? Наверное, что-нибудь удивительное. Возьмет ли он ее за руку? Как выскажет то уважение, которое, конечно, должен испытывать к ней, ведь мадам де Жанон уверяла, что брак должен быть основан на высокой взаимной оценке и глубоком доверии.
То, что он сказал, было:
-- Я думаю, пойдет дождь.
Затем посмотрел в окно -- небольшие белые тучки заволокли солнце. Ванесса не знала, что ей отвечать.
В это время они приехали к Ритцу, где должен был состояться прием гостей. Было почти четыре часа. Кроме замечания о погоде, они не обмолвились ни одним словом. Здесь они стали рядом и принимали поздравления. Все высказали мнение, что молодая жена Губерта -- прелестный экзотический цветок, который может составить украшение самого роскошного букета.
-- Она совершенно не похожа на еврейку, -- сказала дама господину, знавшему всегда все.
-- Мать ее была итальянка, набожная католичка из семьи Монтаньяни, мне кажется.
-- Но Сент-Остель не имеет увлеченного вида.
-- Очень сдержанная собака этот Губерт. "Конечно она божественно хороша, и как я ее ненавижу!" -- были мысли Алисы Линкольнвуд.
После шести часов Ванесса отправилась переодеть свой подвенечный наряд. К этому времени она почувствовала себя совершенно измученной.
-- И что бы вы думали, -- сообщил позже по секрету Гардинг своему приятелю, дворецкому в Сент-Остеле, -- все время, пока я помогал его светлости переменить фрак на визитку, он говорил о своих ружьях от Пирдея и о том, не окажется ли дождь вредным для молодых тетеревов, как будто собирался на охоту!
Мистер Поддер, дворецкий, соглашался, что все переменилось с дней его молодости: тогда люди были хоть немного взволнованы в день своей свадьбы.
И ни один человек среди тех, что собрались к "роллс-ройсу", чтобы пожелать им счастливого пути, не догадывался о том, как был заключен этот брак. Наверное по любви, раз она так хороша, было общим мнением. И это похоже на Губерта -- выглядеть холодным, как огурец, и не обнаруживать никаких чувств.
Вениамин Леви только поцеловал свою дочь. Он чувствовал себя слишком взволнованным, чтобы говорить, а последними словами мадам де Жанон были: "Помните, дорогое дитя, что многое в замужестве составляет тайну для молодых девушек, но покорность и уважение к мужу обязывают подчиняться".
-- Ужасное беспокойство эти переезды, -- единственное интересное замечание, услышанное молодой женой при переезде через Хаммерсмитский мост.
Она чувствовала себя такой испуганной и неловкой из-за молчания, длившегося с минуты отъезда, что сейчас почти рассмеялась.
-- Да, не правда ли? -- решилась она прошептать.
-- Вы любите деревню? -- Губерт решил, что это подходящая тема для разговора. Но она сказала, что ей никогда не случалось видеть вблизи английскую деревню и жить в деревне.
-- Мы будем жить в Сент-Остеле? -- робко спросила она.
-- Это прекрасное старинное поместье, где стоит пожить. Собственно говоря, мы нигде не будем жить подолгу. В разное время года живут в разных местах, -- сказал Губерт.
Ванесса старалась представить себе свой будущий дом -- место, традиции которого она собиралась изучить и научиться любить. Отец говорил, что ей следует ознакомиться с материальным положением арендаторов и выполнять все обязанности владелицы и, конечно, она постарается все это исполнить.
Вениамин Леви только не предупредил свое дитя, что ей придется выдержать трудную борьбу с предубеждением против "дочери ростовщика". Потому что Ванесса была горда не менее, чем королева Елизавета, и все равно не поняла бы этого.
-- Сколько времени длится дорога в Сент-Остель? -- спросила она после десятиминутного молчания, в продолжение которого Губерт с усталым видом сидел в своем углу.
-- Точно два часа от Пиккадилли -- мы приедем около восьми часов, я полагаю.
Если бы он слегка повернул голову, то заметил бы прелестный профиль Ванессы, рельефно обрисованный лучами заходящего солнца, но он не оборачивался. Он чувствовал, что стоит ему посмотреть на нее, и она догадается по его глазам об испытываемых им неприязни и злобе. Во всю свою жизнь он не чувствовал себя таким безумцем, таким сумасшедшим, как теперь, -- и все из-за этого милого света.
Итак, два часа прошли в обоюдном молчании, и когда тени удлинились и стали расплываться, они подъехали к восточным воротам усадьбы.
Здесь маленькая дочь привратника преподнесла Ванессе букет, и небольшая группа слуг приветствовала их. Лорд предупредил заранее, чтобы не устраивали никакой помпы. Медовый месяц должен был пройти тихо.
Сердце Ванессы неистово билось, когда она, мило улыбаясь, взяла цветы, в то время как Губерт, подняв шляпу, кивал головой старым друзьям. Затем они тронулись дальше, и Ванесса спрятала лицо в букет.
-- О, какая красота, -- воскликнула она, когда автомобиль достиг места, откуда с возвышенности можно было издали увидеть величественный замок на холме, среди деревьев. Олени разбежались при их появлении.
"Здесь бродят олени, -- думала Ванесса. -- Итак, это настоящий английский парк с оленями", -- она знала это из книг, -- а большой английский замок -- ее временный, если не постоянный, дом.
Чувства Губерта против его воли отразились в его глазах и жесткая складка залегла у его твердых губ.
Какой отвратительной ценой заплатил он за спасение своей чести! -- с новой силой вспыхнуло в нем. Слишком велика жертва, связавшая его с этой маленькой черноволосой еврейкой и заставляющая вести ее теперь в свой дом, туда, где каждое дерево было для него священным, каждый камень -- дорогим, каждое воспоминание -- близким его сердцу. Потому что несмотря на внешнее безразличие и цинизм, Губерт почитал место своего рождения и все его традиции так, как если бы он был героем романа XVIII века.
Когда они подъехали к главному подъезду, Ванесса успела только заметить красные кирпичи фасада, высокие окна и величественных слуг, стоящих у открытых дверей.
Она услышала голос своего мужа:
-- Я надеюсь, вы не очень устали, -- а когда дошла до своей комнаты, в которую проводила ее еще более величественная экономка, у нее осталось только смутное впечатление о залах, через которые они проходили, широкой лестнице и длинной галерее, со стен которой на нее смотрели предки Кюльверделей.
-- Я надеюсь, ваша светлость, что вам здесь понравится, и мы все желаем вам счастья, -- сказала миссис Гопкинс.
Это была великолепная комната -- ее отделывал Чипардель в период яркого расцвета своих китайских увлечений.
Мадлен, француженка -- горничная Ванессы, появилась на пороге будуара и с оттенком нового почтения в голосе также пожелала своей хозяйке счастья, а Ванесса с видом молодой императрицы смотрела, улыбаясь, на обеих женщин -- никто не должен был заметить, как странно и одиноко она себя чувствовала.