Въ печати уже было отмѣчено и отмѣчено неоднократно, что "трудъ" г. Глинскаго состоитъ на 85% изъ сплошныхъ перепечатокъ, "позаимствованныхъ" господиномъ "авторомъ" главнымъ образомъ изъ. "Былого" и "Русской Исторической Библіотеки", за что г. Глинскаго и называли печатно разными нелестными именами. Но центръ тяжести "историческихъ очерковъ" г. Глинскаго даже и не въ этомъ: пусть бы себѣ онъ списывалъ чужіе труды даже и въ такихъ "порціяхъ", если бы это нужно было "автору" для подтвержденія или опроверженія тѣхъ или иныхъ его взглядовъ и для обоснованія своей собственной точки зрѣнія на изображаемыя имъ событія, причемъ все равно, какой именно точки зрѣнія -- соціалистической, либеральной, реакціонной или объективно-научной. Это, повторяемъ, все равно, ибо тогда, соглашаясь съ точкой зрѣнія автора или нѣтъ, все же можно было бы признать за его работой ту или иную научную или публицистическую цѣнность. Но въ томъ то и Дѣло, что въ "трудѣ" г. Глинскаго ничего подобнаго нѣтъ. Онъ списываетъ и списываетъ, а на "какой предметъ", сіе остается совершенно неизвѣстно.-Списываетъ г. Глинскій совершенно механически, безъ всякаго проблеска критическаго чутья, безъ самаго элементарнаго знакомства, не говоримъ уже, съ методами историческаго изслѣдованія, но даже и съ тѣми событіями, разсказы о которыхъ онъ "заимствуетъ" изъ историческихъ журналовъ. Онъ списываетъ такту, какъ это могъ бы сдѣлать и любой писарь, которому задали бы работу списать "отселева и доселева", а если и "разбирается" самъ, то исключительно такъ, какъ "разбирался" незабвенный Сквознякъ-Дмухановскій, приходившій, какъ извѣстно, въ лавку и, видя тамъ "штуку сукна", говорившій: "это суконце хорошее, тащи его ко мнѣ", а въ штукѣ то безъ малаго аршинъ сто... Съ первоисточниками г. Глинскій абсолютно незнакомъ, никакихъ новыхъ, не бывшихъ въ печати, документовъ, никакихъ рѣдкихъ изданій, которыя не были бы уже воспроизведены раньше, въ трудѣ г. Глинскаго нѣтъ и помину, какъ нѣтъ въ немъ ни одного луча свѣта, пролитаго "авторомъ" путемъ сопоставленія имъ данныхъ, въ печати уже бывшихъ, какъ нѣтъ ни одной, рѣшительно ни одной, мысли, самому г. Глинскому принадлежащей. Зато, если кому-либо изъ писателей, труды которыхъ списываетъ г. Глинскій, случится сдѣлать ошибку, то будьте покойны, эту же ошибку, разумѣется, не только не исправленную, но нашимъ "изслѣдователемъ" даже не замѣченную, вы найдёте и въ "трудѣ" г. Глинскаго. Возьмемъ хотя бы такой примѣръ: существовала въ Россіи первая революціонная газета "Начало", существовалъ и писатель, имя котораго Николай Константиновичъ Михайловскій. Этотъ писатель былъ авторомъ перваго, вышедшаго въ Россіи въ семидесятыхъ годахъ, революціоннаго "Листка", въ которомъ говорилось о "конституціи" я "Земскомъ Соборѣ". Кажется, факты эти должны бы имѣть для изслѣдователя "революціоннаго періода русской исторіи" значеніе чрезвычайно важное. И что же? Потрудился онъ въ нихъ разобраться? Нисколько! Въ дѣйствительности дѣло происходило такъ: не зная, что "Листокъ" былъ написанъ Михайловскимъ, и, полагая, что произведеніе это принадлежитъ перу какого-нибудь "либерала", газета "Начало" встрѣтила "Листокъ" крайне враждебно. Но случилось H. С. Русанову въ статьѣ "Политика H. К. Михайловскаго" сдѣлать ошибку, написавши, что "Листокъ" этотъ "составлялъ приложеніе къ тогдашней подпольной газетѣ "Начало" и что "и само "Начало" и "Листокъ" не приходились еще къ двору наиболѣе распространенному тогда направленію землевольчества". На самомъ дѣлѣ "Листокъ" никогда не составлялъ и не могъ составлять приложенія къ "Началу", такъ какъ направленіе "Начала" было совершенно тождественно съ направленіемъ, ставшей выходить вслѣдъ за нимъ, "Земли и Воли", и потому "не ко двору" оно направленію землевольчеству приходиться не могло. Обѣ газеты стояли одинаково на точкѣ зрѣнія революціоннаго анархизма, и обѣ совершенно одинаково должны быть противопоставлены направленію, написаннаго Михайловскимъ, "Листка". Все это несомнѣнно, какъ и несомнѣнно и то, что Н. С. Русановъ впалъ въ своихъ воспоминаніяхъ въ крупную ошибку, но во 1) съ воспоминаніями это всегда можетъ случиться, и 2) Н. С. Русановъ и не претендуетъ на званіе изслѣдователя исторіи революціоннаго движенія въ Россіи. Но г. Глинскій? Онъ какъ въ этомъ случаѣ поступилъ? Исправилъ ли онъ ошибку H. С. Русанова, что сдѣлать было очень легко, ибо для этого г. Глинскому стоило бы только ознакомиться съ содержаніемъ "Листка" и "Начала",-- даже и не по подлинникамъ -- гдѣ ужъ тамъ?-- а по сборнику Базилевскаго "Революціонная журналистика семидесятыхъ годовъ", гдѣ и "Листокъ" и "Начало" перепечатаны полностью. Если бы г. Глинскій сдѣлалъ хоть это, онъ узналъ бы тогда, какъ именно отнеслись жившіе въ Россіи революціонеры-соціалисты, къ "Листку" Михайловскаго, а если бы онъ не просто списывалъ чужіе труды, а работалъ хоть сколько-нибудь самостоятельно, то онъ зналъ бы также, что столь же враждебно отнеслись къ "Листку" (который предполагалось выпускать періодически, отчего на немъ и стоитъ No 1) и, группировавшіеся около заграничной газеты "Община", эмигранты, одинъ изъ редакторовъ которой вскорѣ вошелъ въ составъ, опять таки совершенно тождественной съ направленіемъ "Общины", газеты "Земля и Воля". Въ этотъ именно чрезвычайно важный моментъ (непосредственно послѣ русско-турецкой войны) зарождалось новое движеніе, шедшее на смѣну аполитическому движенію народничества, и на роли въ этой смѣнѣ одного движенія другимъ Михайловскаго "изслѣдователю" революціоннаго движенія надо было бы остановиться и установить свою на этотъ предметъ точку зрѣнія съ особеннымъ вниманіемъ. Но ни о чемъ подобномъ г. Глинскій не имѣетъ и самаго отдаленнаго представленія ("Община" перепечатана въ Россіи не была, и потому, г. Глинскій, разумѣется, не потрудился съ этимъ важнымъ органомъ революціонной печати ознакомиться), онъ умѣетъ только списывать и потому о такихъ чрезвычайнаго значенія фактахъ, какъ появленіе первой, издававшейся въ самой Роосіи, нелегальной газеты "Начало" и ея отношеніи къ "Листку", въ которомъ было выражено требованіе "конституціи", г. Глинскій лишь списалъ то, что было сказано по этому поводу въ статьѣ Н. С. Русанова, списалъ съ тѣми же ошибками, и ничего, рѣшительно ничего болѣе не сдѣлалъ... (Глинскій, стр. 192). И такихъ примѣровъ изъ "труда" г. Глинскаго можно было бы привести немало. Г. Глинскій совершенно вѣренъ себѣ въ обращеніи съ фактами, какъ крупными, такъ и второстепенными. Ну, кому не только изъ спеціалистовъ по исторіи освободительнаго движенія въ Россіи, но и просто лицъ, сколько-нибудь этимъ предметомъ интересовавшихся, не извѣстно, что во время процесса 1-го марта 1881 года Кибальчичъ заявилъ суду о сдѣланныхъ имъ математическихъ вычисленіяхъ, доказывающихъ возможность такихъ усовершенствованій въ воздухоплавательныхъ аппаратахъ, которыя даютъ возможность управленія ими, т. е. предвосхитилъ идею современныхъ аэроплановъ. Этотъ же Кибальчичъ былъ, какъ извѣстно, въ народовольческой партіи "техникъ" и "изобрѣтатель" метательныхъ снарядовъ особаго устройства. Слышалъ, очевидно, и нашъ "историкъ", что среди народовольцевъ былъ какой-то "изобрѣтатель", и что изобрѣтатель этотъ занимался также и математическими вычисленіями касательно воздухоплаванія. Слышалъ, но даже съ отчетомъ о дѣлѣ 1-го марта, гдѣ факты эти напечатаны, ознакомиться не далъ себѣ труда. Получилось поэтому вотъ что: списываетъ г. Глинскій, списываетъ въ свой "трудъ", все, что подъ руку попадется, и доходитъ до извѣстнаго народовольца Богдановича (Кобозева). Тутъ г. Глинскій останавливается и дѣлаетъ уже "отъ себя" поясненіе, что этотъ Богдановичъ былъ "техникъ и изобрѣтатель", а въ примѣчаніи къ этому мѣсту,-- тоже, разумѣется, "отъ себя",-- прибавляетъ: "между прочимъ любопытно отмѣтить, что Богдановичъ еще тогда предугадалъ общіе принципы теперешнихъ аэроплановъ" (стр. 499). Ничего подобнаго въ дѣйствительности съ Богдановичемъ никогда не было, и все это "любопытно" лишь для оцѣнки "труда" г. Глинскаго. Списываетъ г. Глинскій изъ "Былого" и "Русской исторической Библіотеки", описываетъ, прихватывая кстати изъ "Былого" и множество рѣдкихъ, добытыхъ журналомъ съ большими трудами, портретовъ дѣятелей освободительнаго движенія,-- прихватывая тоже безъ указанія на источникъ, откуда онъ все это экспропріируетъ -- доходитъ до портрета Желябова и дѣлаетъ по этому поводу опять "отъ себя" такое замѣчаніе: "снимокъ Желябова, здѣсь помѣщенный, сдѣланъ съ рисунка, карандашомъ, зарисованнымъ въ записную книжку покойнымъ генераломъ Лесвѣтевичемъ, небезызвѣстнымъ любителемъ-фотографомъ и рисовальщикомъ на судебномъ разбирательствѣ дѣла о цареубійствѣ. Подлинникъ этого рисунка автору (sic!) удалось видѣть у покойнаго П. Я. Дашкова" (стр. 476). Ну, вотъ, подумаетъ читатель: "автору удалось видѣть" подлинникъ чрезвычайно рѣдкаго портрета, и "здѣсь помѣщенный снимокъ" съ него является, надо думать, результатомъ поисковъ "автора" книги. И "авторъ", все-таки, значитъ "потрудился" хоть въ этой области. Съ своей стороны и мы вѣримъ, что "авторъ" видѣлъ подлинникъ портрета. Но что же изъ этого? Отчего г. Глинскій не говоритъ: и съ этого подлинника мы, молъ, и воспроизвели снимокъ, "здѣсь помѣщенный". А не говоритъ онъ этого, надо полагать, по очень простой причинѣ: портретъ Желябова "здѣсь помѣщенный", тотъ самый, который уже былъ воспроизведенъ въ мартовской книжкѣ "Былого" за 1906 г., о чемъ, разумѣется, г. Глинскій не считаетъ нужнымъ упомянуть...
Такъ.-то "потрудился" надъ своими "историческими очерками" ихъ "авторъ". Онъ выпустилъ уже два тома своихъ "трудовъ" въ суммѣ свыше тысячи страницъ. И это еще не все, ибо въ концѣ "труда" т. Глинскаго сказано: "конецъ второго тома". Значитъ г. Глинскій намѣренъ списывать и дальше.
Л--цъ.
"Современникъ". Кн. II, 1913.