Не считая Лайон и гувернанток, на дело воспитания малютки -- великого князя имели значительное влияние его родители, которые получили возможность, за смертью Екатерины, стать к меньшим детям в более близкие отношения, нежели к старшим. Таким образом, великие князья, Николай и Михаил, как равно их сестра, Анна, почти всецело выросли на глазах Марии Феодоровны и Павла Петровича, причем на долю державной родительницы выпала особенно большая доля влияния на умственное и физическое развитие детей.
Павел Петрович, человек очень доброго сердца, отзывчивый на ласку, которой, с своей стороны, был лишен совершенно в детстве, страстно любил сыновей, постоянно ласкал их и называл не иначе, как "мои барашки, мои овечки". Он часто, особенно в последнее время своего царствования, навещал детей на их половине, играл и возился с ними тут, причем был особенно щедр на ласки Николаю Павловичу. Являясь в детскую, государь сбрасывал с себя обычную строгость и напускную суровость и обращался в самого обыкновенного любящего родителя, который не только умеет нежно относиться к родным детям, но также -- дарить вниманием и признательностью тех лиц, которые стоят на страже здоровья и интересов этих детей. Так, он всегда дозволял няне сидеть в своем присутствии, держа Николая Павловича на руках, попросту с нею разговаривал и даже поднимал с полу упавшие из рук ребенка или няни вещи и игрушки.
Иначе держала себя в отношении детей и лиц, при них состоящих, государыня Мария Феодоровна.
Женщина сама по себе очень добрая, оставившая по себе в России светлую память многочисленными деяниями на пользу бедных и на благо просвещения, -- она почему-то, однако, в особенности в первое время своей близости к детям, после смерти Екатерины II, относилась к ним холодно и сухо, как равно была чрезвычайно строга, взыскательна и высокомерна в обращении с нянями и гувернантками. Она требовала соблюдения до мелочей правил придворного этикета и не находила возможным допускать по отношению себя какой-либо тени фамильярности или интимной близости. Мария Феодоровна даже в детской держала себя не простой любящей матерью, но государыней-императрицей, в присутствии которой и малыши-дети должны чувствовать страх и почтение. Эта черта, совершенно несвойственная духу русской жизни, но служившая неотъемлемою принадлежностью тогдашних немецких дворов, на первое время являлась сильнейшим препятствием к сближению державной матери с детьми. Лишь с течением времени, когда последние перешли в возраст отрочества и юношества и когда в положении самой Марии Феодоровны, со смертью Павла Петровича, произошли перемены, -- она значительно смягчила свою манеру держать себя с сыновьями, и они нашли в ее лице действительно любящую мать, простую и откровенно-нежную, сердцу которой всего дороже интересы, чувства и желания родных детей.
Государыня в первое время по рождении Николая Павловича навещала его в детской ежедневно по вечерам, оставаясь здесь всего минут десять или пятнадцать; впоследствии, когда ему минул год, она прекратила свои посещения, и его всякий день приносили или привозили на половину императрицы; для последнего случая служила колясочка, обшитая зеленою тафтою, с такою же бахромой и с вызолоченными металлическими частями. Несколько позже была также в употреблении небольшая комнатная карета, обитая зеленым бархатом, золотым газом, сафьяном и вызолоченная. С этих пор великого князя приводили или привозили к родителям два раза в день: один раз утром, в промежуток от 8 до 12 часов, а в другой раз -- вечером, между 6 и 9 часами. Здесь ребенок, в зависимости от программы дня или вечера государыни, оставался иногда по получасу, а иногда -- до двух часов времени. Обратно Николая Павловича увозили с великою княжною Анною Павловною или с братом Михаилом. Кроме визитов к государыне-матери, он ежедневно покидал детскую для прогулок на свежий воздух, не исключая даже зимнего времени. Эти полезные здоровью прогулки начались очень рано в жизни младенца -- великого князя, когда ему минуло всего несколько месяцев от рождения.
Обязанности представительства, согласно тогдашнему придворному этикету, начались для Николая Павловича на втором году от роду. Уже тогда он участвовал, по составленному заранее церемониалу, с сестрою, Анною Павловною, в танцах (в "польском"). В парадных выходах он также принимал участие, присутствуя, например, при поздравлениях родителей с рождением великого князя Михаила, как равно при крещении последнего.
Оставшись после кончины отца четырех лет с лишком от роду, Николай Павлович, несмотря на этот детский возраст, был отвезен в 1801 году, вместе с прочими членами Императорского Дома, в Москву для присутствования и участия в коронации старшего брата, Александра, и делал там немало выездов.
Когда великому князю только что минуло пять лет, ему подарена была лошадь, на которой он и начал ездить верхом. Тогда же ему впервые были куплены золотые часы.
Сохранились любопытные сведения о детских туалетах великого князя Николая. В первое время по рождении он носил канифасовые платья, а также -- розовые атласные, пунцовые, поплиновые, с шелковыми кистями. Кушаки на платье были из лент разных цветов. Шубки для гуляния делались ему атласные розовые, на собольем меху, черные, на горностаевом меху и на тафтяной подкладке; шапочки у него были венгерские, черные с собольими околышками. Все эти части туалета имели богатые украшения; кроме того, на нижнее платье шло немалое количество лент к драгоценных кружев.
Из предметов, служивших к увеселению Николая Павловича, раньше всех прочих ему были приобретены маленькое фортепиано из красного дерева и гармоника. Музыкою его забавляли гувернантки и члены царской семьи, которые все много занимались этим искусством. Что касается игрушек, то первою в его руки попало, когда он немного подрос, деревянное ружье, купленное ему за 1 р. 50 к. Тогда же (1799 г.) один придворный лакей поднес ему разные чучела птиц; затем, ему по очереди покупались литавры, деревянные шпаги и разные игрушки с механическими приспособлениями, сделанными руками брата мисс Лайон. Любимою же его забавою была комнатная собачка, поднесенная ему одним конюшенным капитаном, которая, при ошейнике с замочком, всегда находилась при нем. С этого времени Николай Павлович пристрастился к собакам, которых любил держать около себя, даже будучи уже императором.
В апреле 1799 года он выздоровел от привитой ему натуральной (а не телячьей, как это делается теперь) оспы и, по выздоровлении, в первый раз облекается в военный мундир. Это был мундир малиновый гарусный, по цвету -- офицерский вицмундир лейб-гвардии Конного полка, коего он с рождения был назначен шефом. Первому батальону этого полка было присвоено его имя, и, в звании полковника, он, будучи пяти месяцев от роду, получал следуемое ему жалованье. В 1800 году он уже не надевает мундира Конного полка, а носит зеленый с золотыми петлицами мундир Измайловского полка, шефом которого был тогда назначен. Вместе с мундирами, по распоряжению Павла Петровича, он начинает носить и орденские знаки, ленты, звезды св. Андрея Первозванного и св. Иоанна Иерусалимского.