Словно во сне вспоминаются мне следующие вслед за этим события: наш обратный путь — головоломная переправа саней и багажа через стену скал к склону горы. Наконец-то здесь было нечто определенное.
Предположение Норденшельда о существовании свободных ото льда оазисов среди материковых ледников Гренландии оказалось верным, хотя этот знаменитый исследователь и не добился подтверждения своих предположений.
Очевидно, что два его лапландца — Андерс и Ларс, высланные им как разведчики далеко вперед, не достигли этого места. Даже и Нансен не видел ничего, кроме страшной ледяной пустыни. Ведь эта огромная котловина, окруженная гренландскими Альпами, лежала далеко на север от изыскательных путей этих путешественников.
Вдобавок достаточно отклониться на несколько километров в сторону, чтобы путешественник прошел мимо и ничего не заметил, если против него составили заговор туманы и метели.
Несомненно, что ученые откроют тайну происхождения этой земли: создали ли ее теплые атмосферные оазисы или, скорее, высокие горные щиты севера, которые отклоняли полярные ветры от их пути; было ли тут причиной меньшее количество осадков или же низменное положение центральной равнины этой чудесной земли, и т. п.
Бесспорно, что эта земля была здесь, под нами, закутанная до сих пор облаками, как великая полярная тайна. Она скрывала от нас свою загадку и загадку судьбы Алексея Платоновича. Отсюда посылал он свои таинственные вести. Жив ли он еще? Какое значение имеют его загадочные слова? И каким путем коробка с запиской могла попасть отсюда в море?
Эти вопросы оставались пока без ответа.
Теперь мы пленники этого оазиса, запертые в нем, как в самой крепкой тюрьме, отделенные бесконечной ледяной пустыней, которая окружает нас со всех сторон.
Кажется, что Снеедорф со всей своей энергией обдумывает, как бы овладеть положением. У нас было долгое и, к удивлению, спокойное совещание. Кажется, наше дело выиграно.
По крайней мере, мы не замерзнем жалким образом во льду и в снегах. Снеедорф основательно изложил все выгоды и невыгоды нашего положения. Он предложил прежде всего осмотреть незнакомую землю. Добраться до указанной Алексеем Платоновичем точки стало неосуществимой задачей, вследствие утраты секстантов и остальных измерительных приборов.
И вот мы спускаемся. После сотни неудачных попыток мы нашли, наконец, дорогу. Мы пользуемся для этого веревочной лестницей. Это хорошая веревка из манильской конопли.
По гладкому боку влажной скалы, около которой спадает под острым углом книзу морщинистый глетчер, спускаемся мы пядь за пядью.
Отдельные предметы багажа мы вынуждены спускать один за другим, что требует бесконечного терпения и усилий. Во многих местах спускаемся мы по одному по веревочной лестнице вдоль отвесной стены, часто на глубину до 155 метров.
Но наше горное снаряжение крайне недостаточно. Не хватает у нас «железа» на обуви. Очень сильно чувствуется недостаток в хороших кирках для льда. Все эти превосходные вещи поглотила трещина.
Временами отрывается выветрившийся камень и скачками исчезает в глубине с треском и с шумом. За ним катится поток мелкого щебня.
Когда мы спускались по отвесной расщелине скалы, из узкого каменистого прохода вылетели большие белые птицы и исчезли тихим бесшумным полетом. Если не ошибалось, это были снежные совы.
Мы уже глубоко «под уровнем» внешнего ледникового поля. Неужели земля там, под нами, представляет из себя низменность одной высоты с уровнем гренландского материка?
И пока мы, обливаясь потом, спускаемся, ползем и проделываем в течение одного часа сотни головоломных движений, тучи редеют, и уже на большом пространстве можно видеть скалистые щиты гор высоко над ними. Мы отдыхаем на каменном выступе, измученные невольной акробатикой.
Я любуюсь, как с острого утеса осторожно спускаются одни из наших саней. Они качаются на тонкой веревке, как чудовищный паук, лениво опускающийся на своей паутине.
Я так занят этим наблюдением, что невольно вздрагиваю, когда женская рука ложится на мое плечо и голос Надежды шепчет:
— Взгляните, дорогой друг, какая печальная красота! Ведь это — земля норвежских сказок!
Я быстро оглянулся, но тотчас подался назад, так как почувствовал головокружение. Я оперся о скалу. Тучи исчезли, и, куда только хватал взор, я видел перед собою обширную страну, словно рельефную карту.
Глубоко под нами темные леса покрывали подножия гранитных гор. Дальше и дальше к горизонту страна была покрыта холмами, долинами, оврагами, вся одета косматым плащом лесов, пока не пропадала в неопределенном седом тумане, скрывавшем эту мистерию севера.
С левой стороны, к северо-западу, горная область была пересечена глубоким проходом. И внешнее ледяное поле проникло в него, заполнив его до краев гигантским ледником, спускавшимся до самой подошвы гор.
Могучие темные морены окаймляли бока ледника, и он раскинулся веером, белый, с синеватым оттенком. И из его отвесной передней стены вытекала река.
Она несла свои грязные воды по каменному руслу к низине. Кипела, шумела и пенилась так, что глухой шум ее, когда, во время мертвой тишины, вдруг проносился порыв ветра, доходил и до нас.
У подножья всего венца пограничных гор, стоящих по краю снеговых полей, блестели небольшие озерца зеленой ледниковой воды. Всюду, как серебряные нити, струились водопады.
Итак, перед нами лежала таинственная Arktogaea — мистическая страна, существование которой столько ученых старались доказать и еще больше — отрицать.
Перед нами лежала заколдованная земля в оцепенелой ледяной пустыне Гренландии, там, где ее мыслили лишь самые смелые научные гипотезы.
Печальное солнце, стоя низко на южном горизонте, окруженное двойным венцом отблесков, словно мутное утомленное око, глядело на страну, раскинувшуюся под нами. Мы почувствовали печаль и неопределенную тоску.
Через восемь часов после этого, когда мы проделали опасный путь по грудам обломков, по лабиринтам камней, ощутили мы влажный ветер, насыщенный особым пряным запахом можжевельника.
Через старые выветрившиеся морены, по камням несмело проникала сюда растительность.
Уже на краю снеговых полей заметил я маленькие храбрые цветочки, которые высовывали свои головки прямо из-под снега. Теперь появились здесь уже единичные небольшие оазисы мхов, травянистых стеблей, кустарников. Камни оделись плащом лишайников.
Вскоре оазисы эти стали приобретать б о льшие размеры, соединяясь в целые цепи. И, наконец, перед нами лежала местность, вся покрытая моховым ковром. Представьте себе наш восторг и чувства, пробудившиеся в нас, когда после стольких дней окружавшей нас удручающей снеговой пустыни мы почувствовали под ногами мягкий мох.
Наконец-то могли мы совсем спрятать наши снеговые очки. Жадно вдыхали мы запах земли.
Известный сорт гренландского можжевельника, издающий опьяняющий острый запах хвойных деревьев, доставляет нам моменты настоящего наслаждения.
Сотни альпийских цветов вокруг, нас поднимают свои пестрые чашечки, лапландские рододендроны, великолепный капфрский чай, пурпурная вшивица, ложечная трава, камнеломка, красные анемоны, золотые лютики!..
Больше того! То там, то здесь сначала островками, потом сплошными коврами или кустиками брусника и черника, обсыпанная крупными ягодами черно-синей с нежным белым налетом черники. Мы набросились на нее с жадностью.
Хотя температура не превышала 12°, однако нам казалось необыкновенно жарко. Тяжелое меховое платье должно было переселиться в багаж, на сани.
Как теперь свободно дышалось! А кругом нас жизнь била ключом! В воздухе жужжали мухи и комары. Эти маленькие бестии обрушились на нас с жестокой кровожадностью. Но будем ли мы теперь обращать внимание на какие-то укусы!
Два-три громадных ворона тяжело взлетели из чащи карликовых верб и долетели вниз к лесу. На берегу ручья перекрещивались бесчисленные следы зайцев. В брусничнике и карликовом кустарнике вокруг нас скрывались сотни снежных куропаток. Было слышно, как они, издавая свое кудахтанье, перебегали с места на место. Со всех сторон молодая полярная весна возвещала о себе оживленным движением.
Гуски то бросался со всего разбега в кусты и испуганный крик в поросли давал знать об улетающих птицах, то делал стойку.
Это был удобный момент достать к ужину свежего мяса. Свежее мясо!.. При этих словах слюнки текли изо рта, так как вечные консервы и сухари нам основательно приелись. Наконец Фелисьен, дождавшись подходящего момента, выстрелил. Три птицы упали на землю.
Но тотчас же с правой стороны от нас поднялся шум. Моментально Фелисьен бросился на лишайник и положил ружье на левую руку.
Стадо, штук в пятнадцать рогатых животных молнией вылетело из долины, где оно паслось. И когда они неслись, слышался особый трескучий звук в роде того, как проскакивают электрические искры. Этот загадочный звук в суставах производится при ходьбе только одним видом животных.
— Да ведь это олени! — крикнул я.
— Тугтут! Тугтут! — кричал наш эскимос и прыгал от восторга, так как олень — лучшая добыча всякого истинного эскимоса.
Послышался выстрел. Громадный вожак стада с густою белою гривой на шее и раскидистыми рогами сильно подскочил и упал на колени, но потом поднялся и исчез, вместе с другими, за возвышением почвы.
Фелисьен вскочил, отплюнулся, а когда повернулся к нам, то скорчил довольно кислую мину.
— Такие прелестные карибу! наикрасивейшие карибу, каких я когда-либо видел. Капитальные карибу!.. — С минуту тер себя за ухом и добавил потом с ужасным презрением: — ...И такой жалкий выстрел!
Ничего не поделаешь! На этот раз приходится отказаться от желания полакомиться свежим окороком и удовольствоваться куропатками.
— Хорошая земля, прекрасная земля! — в восторге твердил эскимос. — Олени, куропатки, олений мох. — Прекрасная земля!
Мы развели огонь, который весело трещал и дымил, ощипали птиц и насадили их на можжевеловые вертела. Не были они ни хорошо испечены, не были достаточно и посолены, но, даю слово, я никогда не ел такого великолепного жарк о го, как в тот день. Подумайте только, как была вкусна при этом брусника и свежая холодная вода из ближайшего горного потока!
Очевидно, что от голода мы здесь не погибнем. Успокоенные и сытые, мы отправились спать на мох. И пока эскимос первый стоял настороже, чтобы ничто неожиданное не нарушило нашего покоя, все мы погрузились в глубочайший сон.