Рим. Марта 4/Февраля 20 1846
Ваше письмо (от 14 генваря) получил трет<ьего> дни. Благодарю вас и за него, и за поздравленье с новым годом, и за известия, и за попеченье обо мне, словом — за всё. О здоровье могу вам сказать только, что оно плохо. Приходится подчас так трудно, что только молишься о ниспослании терпенья, великодушия, послушания и кротости. Верю и знаю, знаю [и знаю] твердо, что эта болезнь к добру; вижу и здесь очевидно и явно надо мною великую милость божию. Голова и мысль вызрели, минуты выбираются такие, каких я далеко недостоин, и во всё время, как ни болело тело, ни хандра, ни глупая, необъяснимая скука не смела ко мне приблизиться. Да будет же благословен бог, посылающий нам всё! И душе, и телу моему следовало выстрадаться. [Далее начато: Это т<ак>] Без этого не будут «Мертвые души» тем, чем им быть должно. Итак, молитесь обо мне, друг, молитесь крепко, просите молиться и всех тех, которые лучше нас и умеют лучше молиться, чтобы [чтобы удал<ились>] молились о том, дабы вся душа моя обратилась в одни согласно-настроенные струны и бряцал бы в них сам дух божий. Из всех средств доселе действовало лучше [успешней] других на мое здоровье путешествие, а потому весь этот год я осуждаю себя на странствие и постараюсь так устроиться, чтобы можно было в дороге писать. Лето всё буду ездить по Европе в местах, где не был, осенью по Италии, зиму по островам Средиземного моря, Греции и наконец в Иерусалим. Теперь же ехать в обетованную землю не могу по многим причинам, а главное, что не готов — не в том смысле, чтобы смел думать, будто могу быть когда-либо готовым к такой поездке, да и какой человек может так приготовиться? Но потому, что в самом деле не спокойно на душе, не сделал еще того, вследствие чего и по окончании чего полагал только совершить эту поездку. Итак, вот вам, мой добрый друг, и о моей болезни, и о моем внутреннем состоянии душевном. В Риме я видаюсь и провожу время с немногими. Таких, которых бы сильно желала душа, здесь теперь нет. Нет даже таких, которые бы потребовали от меня сильной деятельности душевной вследствие какой-нибудь своей немощи. Большею частию это или простые, добрые люди, живущие с собой в мире, но у которых души не многострунные и немногокачественные, или же пребывающие в светской легкой суете, [Далее начато: неут<омимо>] которые ходят не по земле, а по воде, а потому и трудно направлять стопы их на той стихии, где стопы [на той поч<ве>, где след<ы>] не оставляют следа и всё изглаживается. А без надобности не хочется сталкиваться с людьми, да и некогда. Меня теперь занимает Калуга и внутренность России, а потому не оставляйте меня извещеньем о всяком происшествии, как бы оно вам ничтожно ни показалось. Вы, верно, уже получили мое длинное письмо в ответ на ваше первое из Калуги; вы, вер<но>, уже дали на него ответ, и я, вероятно, недели через две его получу. Теперь же покамест известите меня о раскольниках, какие находятся в Калужской губернии, именно:
1-е. Каких из них больше. 2-е. [Второе] В чем состоит их раскол и в каком он теперь состоянии. 3<-е>. Каковы они в жизни, в работе, в трудах, как в крестьянском, так и в купеческом или мещанском состоянии сравнительно с православными. Об этом не позабудьте впереди письма, а потом обо всем прочем.
На это письмо напишите мне ответ еще в Рим, второе же ваше письмо уже не адресуйте в Рим (я первых чисел мая полагаю выехать из Рима и уже быть в дороге), но адресуйте на имя Жуковского, во Франкфурт, с которым мне необходимо нужно повидат<ься> и о многом переговорить. До того же времени адрес остается попрежнему: Via de la Croce, № 81. 3 piano. Roma.
Затем обнимаю вас всею душою и мыслию
Весь ваш Г.
Поздравляю с великим постом и от всего сердца желаю вам благодатного говения, а также и радостной встречи радостного дни светлого воскресения.
На обороте: Russie. Kalouga.
Ее превосходительству Александре Осиповне Смирновой.
В Калуге.