Рим. 20/8 февр<аля> 1846
Я не отвечал тебе вдруг на твое милое письмо (от 2/14 ноября 1845 го<да>, С.-Петербург [В подлиннике: Спбрг]), потому что, во-первых, тяжкое болезненное состоя<ние> овладело было мною с новою силою и привело меня в такое странное состояние, что тяжело было руку поднять и тяжело было какое-нибудь сказать о себе слово; во-вторых, я ожидал, не дождусь ли ответа на мое письмо, отправленное к тебе еще в прошлом году вместе с свидетельством о моем существовании, которое я взял из здешней миссии. Уведоми меня теперь об этом поскорее и пришли все деньги, какие мне следуют. Чем их больше, тем лучше. С Смирновой уравняемся после. Мне нужно теперь сделать езды и путешествия как можно больше. Изо всех средств, какие я ни предпринимал для моей странной болезни, доныне это одно мне помогало. Тяжки, тяжки [Тяжки и тяжки] мне были последние времена, и весь минувший год так был тяжел, что я дивлюсь теперь, как вынес его. Болезненные состояния до такой степени (в конце прошлого года и даже в начале нынешнего) были невыносимы, что повеситься или утопиться казалось как бы похожим на какое-то лекарство и облегчение. А между тем бог так был милостив ко мне в это время, как никогда дотоле. Как ни страдало мое тело, как ни тяжка была моя болезнь телесная, душа моя была здорова; даже хандра, которая приходила прежде в минуты более сносные, не посмела ко мне приближаться. И те душевные страдания, которых доселе я испытал [которых было во мне мно<го>] много и много, [много и много в последние годы] замолкнули вовсе, и среди страданий телесных выработалось в уме моем <…> Так что во время дороги и предстоящего путешествия я примусь, с божьим благословеньем, писать, потому что дух мой становится в такое время свежей и расположе<нней> к делу. О, как премудр в своих делах управляющий нами! Когда я расскажу тебе потом всю чудную судьбу мою и внутреннюю жизнь мою (когда мы встретимся у родного очага) и всю открою тебе душу, — всё поймешь ты тогда, до единого во мне движенья, и не будешь изумляться ничему тому, что теперь так тебя останавливает и изумляет во мне. Друг мой, повторяю вновь тебе, люби меня, люби на веру. Вот тебе мое честное слово, что ты был во многом заблуждении насчет многого во мне и многое принято тобою в превратном смысле и вовсе в другом значении, и горько мне, горько было оттого в одно время, так горько, как ты даже и представить себе не можешь. Скажу также тебе, что не дело литературы и не слава меня занимала в то время, как ты думал, что они [что то и другое] только и составляют жизнь мою. [Далее начато: Душ<а>] Ты принял платье за то тело, которое должно было облекать платье. Душа и дело душевное меня занимали, и трудную задачу нужно было решить, пред пользою которой ничтожны были те пользы, которые ты мне поставлял на вид. Богу угодно было послать мне страдания душевные и телесные, всякие и горькие и трудные минуты, всякие недоразумения тех людей, которых любила душа моя, и всё на то, чтобы разрешила <сь> скорей во мне [в душ<е>] та трудная задача, которая без того не разрешилась бы вовеки. Вот всё, что могу тебе сказать вперед; остальное всё договорит тебе мое же творение, если угодно будет святой воле ускорить его. Весь путь и маршрут мой пришлю к тебе, как только получу ответ твой. Не замедли как им, так и присылкою денег. Прощай, целую тебя от всей души и вновь говорю тебе твердо: «Люби меня».
Твой Г.
Напиши мне о себе и о том, что ближе твоей душе в настоящую минуту. Такие строки мне будут дороги. Не поленись и поспеши, я также буду уведомлять о себе чаще.
Адреса не позабывай: Via de la Croce, № 81, 3 piano.
На обороте: St. Pétersbourg Russie.
Его превосходительству ректору С.-Петербур<гского> имп<ераторского>
университета Петру Александровичу Плетневу.
В С. П. Бурге, на Васильев <ском> остр<ове>, в университете.