Над хребтом только-только заалело туманное небо. Река дымилась разорванными клочьями тумана и в тальниках еще было тихо. Милитина вскочила со своего места и стала торопливо оправляться. Она сходила к реке и, ежась и вздрагивая, сполоснула лицо и руки. Потом взошла на лодку, захватила свой посох и котомку, наладила ее за плечи, посмотрела на спящих Верхотуровых. Сжав губы, которые дрогнули от сдержанной обиды, она оглядела Иннокентия, раскинувшегося в крепком сне. Было у нее мгновенье, когда пальцы впились в посох и она вся подалась к мужику. Но прошло оно, и она только тяжко вздохнула.
Перекрестившись на восток, Милитина, легко опираясь на посох, пошла своей дорогой, по местами подсохшему и освобожденному от запоздавших грязных льдин и воды бечевнику...
Немногим позже Милитины проснулся Степан. Он заметил отсутствие женщины не сразу. Но, оглядевшись, придя в себя после крепкого бодрого сна, он сообразил, что что-то случилось. Первым движением его было — кинуться на лодку и оглядеть поклажу. И только убедившись, что там все в порядке, что тюки с соболями на месте и все остальное, по-видимому, в целости, Степан вернулся к братьям и растолкал их:
— Эй, вы! — крикнул он им: — Чего спите? Бабу-то проспали!..
Иннокентий вскочил и, сразу сообразив в чем дело, стал притворяться не понимающим.
— Чего орешь-то! — вяло огрызался он и яростно скреб лохматую голову: — каку бабу?..
— Каку?! — передразнил Степан: — Да связчицу-то нашу! Вот каку!..
Клим, еще не стряхнув с себя крепкого сна, поглядывал мутными глазами на братьев и громко сопел.
Степану скоро удалось растолковать им, что случилось. И тогда Клим заволновался. С него быстро и без остатка сполз недавний сон.
— Пошто она ушла-то? — недоуменно и тревожно спросил он и посмотрел на Иннокентия. Тот отвел свои глаза в сторону и неопределенно хмыкнул.
Степан тоже поглядел на него.
— Гляди! — заволновался Иннокентий и рванулся к лодке: — Да она, падла, не стащила ли что?
— Стой, — махнул рукою Степан: — глядел я уж... Все в справности...
Иннокентий быстро заморгал глазами.
— Как же?.. — беспомощно развел руками Клим: — кто ее гнал?..
— Кто! — засмеялся Степан: — Это ты, поди, Кеха, бабу спугнул!.. Знаю я тебя!
— Ничего ты не знаешь!..
— Я, братки, догоню ее! — не слушая их и точно отвечая на свои мысли, робко вскинул Клим на братьев свои глаза: — я ворочу ее!..
— Да ты чаю сперва напейся!.. Успеем догнать... Лодки-то ей не опередить... Рази, что мегом[5] пойдем...
— Не маленькая!.. — вмешался Иннокентий: — Коли ушла, чего ей кланяться!.. Пушшай пешедралом идет!..
— Нет, я без чаю!.. Я схожу за ней... — Клим торопился и плохо слушал братьев.
Иннокентий язвительно расхохотался.
— Бабу, Климша, захотел!?.
Клим, не слушая, и торопливо вскидывая за плечо ружье, уже шагал по четким и свежим следам Милитины.
Если б его спросили, зачем он идет догонять Милитину, Клим вряд ли смог бы ответить. Да он и не задумывался над своими действиями. Просто, чувствовал он, что Милитина ушла не зря, не без причины. И жалко было ему, что такая ласковая и веселая баба из-за чего-то, что неизвестно ему, а что наверное совсем ничего не значит, — что она теперь шлепает по рыхлой побереге, вместо того, чтобы спокойно сидеть в лодке.
Он шагал быстро, твердо ступая крепко обутой ногою по влажной тропе. Часто он ловко перепрыгивал встречные лужицы или обходил маленькие овражки, наполненные темною водою.
Солнце — сияющее и прорвавшее окончательно легкую пелену тумана — выкатилось над лесом и воздух был согрет ласковым теплом. Климу стало жарко и он на ходу распоясался.