Жизнь потекла как-то по иному. Никон прочно вошел в семью своей бригады. Он почувствовал, что рядом с ним крепкие и верные товарищи не только по работе, но и по повседневной жизни. В домашнем обиходе, сталкиваясь с нею на каждом шагу на новом жительстве своем, Никон острее ощутил крепкую спайку со своей бригадой. И мелочи и пустяки действовали на него подчас вернее, чем серьезные и убедительные разговоры Востреньких и Зонова. Особенно близко здесь сошелся Никон с Баевым. Они стали подолгу вместе играть, разучивать новые мелодии. Для этого они порою уходили из барака, чтобы не мешать товарищам, куда-нибудь на свежий воздух. И здесь, предаваясь с упоением музыке, они иногда сцеплялись в горячем споре. И это еще больше и крепче сближало их.
Крепко привык Никон и к своему званию ударника. Давалось это ему сперва не легко. Не раз работа казалась ему слишком тяжелой и обременительной и он подумывал об отдыхе, о том, чтобы и поспать побольше и работать не так горячо, как приходилось. Но сначала боязно было потерять книжку ударника, а потом, когда ближе сошелся он со своими собригадниками, то становилось стыдно их при мысли, что он может отстать и понизить своей плохой работой общую выработку бригады.
Вместе со всей бригадой Никон иногда ходил в клуб, на постановки или просто так, побыть на людях, среди шахтеров. Там иногда он ввязывался в разговоры, даже принимался спорить о чем-нибудь. В первое время он рисковал принимать участие только в беседах, касавшихся чего-нибудь несложного и очень простого: о распределителях, о товарах, о сапогах. Потом не удержался он и стал говорить, когда речь зашла о норме выработки, о процентах, о лучших и худших бригадах. И стал говорить то же самое, что когда-то слыхал от Востреньких, от Зонова и с чем тогда не соглашался.
Иногда Никон принимался за чтение. Он доставал газету и жадно просматривал ее. И когда находил заметки и статьи о своей шахте, читал внимательно. И еще с большим вниманием впивался в те заметки, где речь шла о баевской бригаде, о его бригаде. Однажды он нашел большую заметку о Владимировских шахтах. Хвалили некоторых шахтеров и особенно Милитину. Никон встрепенулся. Его охватило какое-то странное чувство: не то зависть и смутная обида на девушку, не то радость за нее. Милитину премировали и о ней в заметке говорилось как о примерной работнице. «Берите пример с Завьяловой!» подчеркнуто кричала заметка.
«Берите пример с Завьяловой. Это с Милитины-то?» — недоумевал Никон. — «С тихой и робкой девушки?». — И он вспоминал Милитину, вспоминал ее бескорыстное обожание его, ее ласковость и смущенную привязанность к нему, там, на Владимировских шахтах. И казалось ему невероятным, что эту Милитину теперь ставят кому-то в пример, что она отмечена и что о ней пишут похвально в газете. Но тут же пришло на память, что ее присылали сюда с бригадой заключать договор. — «Достигает она... — с легкой растерянностью сообразил он, — достигает!..»
И ему захотелось повидаться с Милитиной, поговорить с ней, услышать ее голос и снова почувствовать, что девушка тянется к нему, сохнет о нем. Он стал подумывать о том, чтобы в выходной день съездить на Владимировские шахты. Но как раз в эти дни заговорили кругом о необходимости посылки туда бригады, которая бы рапортовала там на слете ударников о результатах заключенного договора. Никон весь запылал желанием попасть в эту бригаду. Это стало его мечтой.
— Выбирать будут в бригаду-то эту? — осторожно допытывался он у товарищей. — Как выбирать-то будут?
— Известно как! Выберут которых получше... Показавших себя.
Никон туманился, замолкал. Слабая надежда попасть в число этих избранников потухала в нем. Конечно, имеются другие, лучшие, самые превосходные ударники! А как было бы ловко и здорово — приехать к владимировцам с бригадой, в качестве одного из лучших, заседать в президиуме и глядеть оттуда на знакомых и пересмеиваться с многими!. Как было бы хорошо явиться к Милитине и сказать ей: «Вот выбрали. А вы тут думали, что я пропаду?!»
Никон мечтал о поездке. И ему казалось, что он свою мечту хранит от всех и никто не подозревает о ней. Но Баев, подметивший, что парень за последнее время задумывается, и по расспросам Никона сообразивший, в чем дело, что томит его, прямо и откровенно сказал ему:
— Что, охота тебе, Никон, съездить с бригадой? Стремишься?
— Нет! — слукавил Никон. — Зачем я туда поеду?
— Не хитри, — просто и сердечно остановил его Баев. — Чего представляешься? Ведь вижу, что в тебе горит охота на эту поездку.
Никон отвел глаза от проницательного взгляда Баева:
— Может, каждому охота... А я там работал...
— Ну, вот то-то! Знаешь, что я тебе скажу?
Парень насторожился.
— Ты не скисай, что не пошлют тебя! Не скисай!.. Твои дела теперь распрекрасные. Все видят, что ты за звание свое, за ударничество крепко держишься. Но не забывай, что достиг ты этого еще недавно. А другие по-ударному работают не первый месяц. Это пойми!
Никон старался это понять. Но ныло и болело в нем желание съездить с бригадой, съездить полноправным членом ее...