Из распадков выходили волки. Нюхали разъезженный широкий след. Слушали, выли. Распадков было много — волков собралась большая стая.

Но вот они в недоумении, в тревоге остановились, рассыпались по распадкам, скрылись.

Оттуда, куда уходили те, что оставляли утоптанный, грязный, пахучий след, шли и ехали люди. По утоптанному снегу обратно двигались они, еще больше утаптывая и расширяя его.

Волки, притаясь за кокорником, в ямах, меж деревьями, острыми, сверкающими глазами следили за теми, кто шли вперед и назад, — в дальний путь и обратно.

Зоркими мерцающими глазами, тонким нюхом чуяли волки, что расползается отряд в разные стороны, уходят, уезжают люди обратно.

У полковника, адъютанта и других офицеров не было волчьих глаз, волчьего обоняния, но замечали они, чуяли, что кругом творится неладное.

Стали совещаться, соображать. Предложили командиру офицерского отряда («истребители») выставить сильную часть в арьергард отряда, чтобы задерживать дезертиров и следить за тылом, но он наотрез отказался:

— Мой отряд привык к боевой работе, конвойная служба ему не пристала!..

Решили использовать для этого остатки красильниковцев, но когда стали собирать их, то набрали мало людей: остальные где–то разбрелись по кошевам, зарылись в шубы, в солому, спали мертвым пьяным сном.

А на востоке с пригорков уж виднелись зубцы байкальских гор. И в полдень, когда зимнее солнце осиливало морозную мглу, там ослепительно сверкали снеговые вершины.

Тогда в штабе посидели за машинкой, потрещали — и по отряду, по

разрозненным частям, из кошевы в кошеву, из саней в сани прочли приказ:

«Близок момент соединения с главными силами верховного правителя. Еще несколько переходов—и вы отдохнете, получите новое обмундирование, новые запасы воинского снаряжения с тем, чтобы под личным руководительством верховного правителя атамана Семенова обернуться вновь на наглого и гнусного врага, терзающего и продающего святую Русь.

Между тем, среди вас находятся злонамеренные и слабые, которые, забыв свой долг перед родиной и вождем, уходят к врагу, оставляя своих боевых товарищей, предавая правое святое дело…

Штаб ….ского корпуса приказывает каждого замеченного в дезертирстве расстреливать немедленно на месте»…

По кошевам, по саням, из рук в руки прошел этот приказ. Похмурились лица, поползли угрюмые улыбки, зашептались:

— Расстреляй его, коли он удерет!.. Ищи ветра в поле!..

— И куда люди бегут–то?.. Ведь вот, гляди, и к Байкалу скоро выйдем…

— А там што за сладость?..

— А в обратную сторону — слаще што ли?..

Походил приказ по рукам. И хоть в этот же день пристрелили двух, далеко отставших от отряда («устали мы! притомились!»), но, не переставая, отрывались от отряда клочки, неудержимо отставали, уходили люди. И не манил их блеск и сверкание байкальских вершин.

И волки, напуганные многолюдьем, сходили с дороги, крались за деревьями, за кустарниками, жадно глядели. Ждали.

И, воя, визжа, грызясь меж собою, пожирали трупы расстрелянных…